Стажёр - Натан Темень

— Бургачёв! — гавкает дядька в клетчатом шарфе. Надо же, какой голос у артиста прорезался.

Мундирный, что стоит возле чёрного круга, дёргается, отвечает:

— Слушаю, господин капитан.

Дядька смотрит кисло, жуёт губами. Видно, недоволен.

— Бери стажёра своего, ноги в руки, и вперёд. Обойти все дома, всех опросить. Кто что видел, кто слышал, всех трясите. Каждую собаку.

Мундирный вытягивается, резко кивает.

— Да, господин капитан!

Бросает мне:

— За мной.

А я стою, пялюсь во все глаза на фотографа. Он как раз возится со своим аппаратом, укутывает его в большой платок. Шапка у фотографа съехала набок, и из-под края высунулся кончик уха. Острого такого, зеленоватого гоблинского уха.

Фотограф будто чувствует мой взгляд, оборачивается, подмаргивает кошачьим глазом, нахлобучивает одним движением шапку обратно на лоб. Подхватывает фотоаппарат подмышку, и шлёпает с поляны вслед за начальством в белом шарфе.

— Заснул, что ли? — рыкает мундирный Бургачёв. — Шевели ногами!

— Я понимаю, голубчик — день основания университета, студенческая вечеринка, дело молодое, — глумливо произносит дядька в клетчатом шарфе. — Но надо же и честь знать. Не напиваться до положения риз.

Вот чёрт. Реконструкторы хреновы. Сами скачут с одной поляны на другую, толкиенисты недоделанные. Реквизит не успевают сменить, грим с ушей стряхнуть. А туда же — голубчик! Ещё и прикалываются…

Шлёпаю по снегу за начальством. Бургачёв шагает, будто гвозди заколачивает. Мундирчик на нём новенький, брючки со стрелками отглаженные, чистенькие. Пуговицы блестят, значок на груди сияет. Как на парад собрался. Ничего, когда вся эта комедия закончится, я пойду с ребятами коньяк пить, а они побегут дальше, снег месить ногами.

Вот тогда и поглядим, кому хорошо, а кому — не очень.

Тем временем труп девушки взвалили на носилки, и двое в мундирчиках рысцой пронесли его мимо нас. Я, шлёпая вслед за "начальством", кинул взгляд.

Носилки тряхнуло, рука трупа свесилась, голова безвольно качнулась и глянула на меня кровавыми дырками вместо глаз. А я вдруг понял, что это не манекен. Если только реконструкторы, или кто там затеял эту глупую шутку, не стащили тело из морга. Потому что не бывает таких натуральных манекенов. Этот труп — настоящий. И девушку, что несут сейчас на носилках, в самом деле жестоко убили.

Глава 2

Зрелище убитой так и стоит перед глазами. Иду, машинально передвигая ноги, за начальником. Бургачёв останавливается, я тоже. Оглядываюсь и вижу такое, что даже окровавленные трупы перестают волновать. Лес закончился. Мы вышли к дороге. Вот тут меня подкосило окончательно.

Прямо по курсу, справа и слева — незнакомый пейзаж. Где покрытый снегом склон, где коттеджный посёлок вдалеке? Где грунтовка, лесополоса до горизонта? Двухэтажные кирпичные домики?

Ничего этого нет и в помине.

Лес обрывается внезапно. Да и не лес это, а ухоженный парк. Никаких обломанных веток, пней; между деревьев видны дорожки с деревянными лавочками. Да и навряд ли кто-нибудь станет строить вокруг леса ограду. Направо и налево тянется забор из металлических прутьев высотой в рост человека. Позади, за оградой, парк — деревья, кусты, а с другой стороны, перед нами — ровная белая полоса земли. Не кочки, не рытвины, а наверняка ухоженный газон. И стоим мы с Бургачёвым прямо под арочным входом ворот. Широких ворот, хоть на машине проезжай, хоть компанией иди.

За воротами прямоугольная площадка, на площадке стоит автомобиль. Из тех, что в музеях показывают, в стиле ретро.

Вниз по склону уходит старательно расчищенная от снега дорога. Расчищенная, судя по всему, обычной метлой и лопатой. Никакой техники, строго вручную. Вон, следы от прутьев по обочине прочерчены.

Но это всё пустяки.

Потому что посёлок исчез. Нет домиков из красного и белого кирпича, что стояли в полукилометре от леса. Из одного из этих домиков не так давно мы с Альбинкой вышли прогуляться до поляны. Вместо них прямо напротив парка, рукой подать, — расположилось коллекционное собрание каменных особняков. Каждый особняк выглядит, будто его хозяин желает переплюнуть соседа во всём. И им это удаётся. Каждому.

Чувствую, как к горлу подкатывает тошным комом паника. Да что же это делается, а? Ну ладно, маскарад на поляне ещё можно понять. Но это? Кто мог в одночасье натыкать новых домов на пустом месте? Да ещё таких — каменных, здоровенных? Дорогих, как не знаю что?

Надо признать — это уже не смешно. Одно из двух. Или мои друзья по универу вложились в шутку по полной, и не постояли за тем, чтобы усыпить своего друга (а иначе никак), отвезти в другое место, переодеть, поднять на ноги и вытолкать из дома в компании Альбинки. Или это всё бред. Сон, мираж, иллюзия. Потому что в попаданцев и параллельные миры я не верю. Враньё писателей, которые пишут свои книжки, напившись кофе и пива в лошадиных дозах.

Я зажмурился как можно сильнее. Не открывая глаз, сильно, с вывертом ущипнул себя за ляжку. Больно!

Открыл глаза. Ничего не изменилось. Особняки как стояли, так и стоят. А Бургачёв просверлил меня недобрым взглядом и бросил, эдак презрительно:

— Ежели нехорошо вам, господин стажёр, так отойдите в сторонку, утрите носик. Мне с вами цацкаться не с руки.

Вот как, значит. Не с руки ему. Прыщ на ровном месте. Настоящий ты или нет, а Димку Воронкова никто ещё носик утирать не посылал.

Подышал я, вдохнул как следует морозного воздуха, посмотрел мундирному говнюку прямо в переносицу и сказал:

— Не извольте беспокоиться, господин Бургачёв. Я в полном порядке.

Но мой сарказм пропал впустую.

— Раз в порядке, так за дело! — буркнул мундирный. — За мной.

Прошагали мы с ним мимо антикварной машины. Я только глаз скосил, увидел, что машинка новенькая, будто только с завода вышла. А рядом шофёр, мордатый мужик с усами вразлёт. Тряпочкой крыло протирает, аж покраснел от усердия.

Спустились мы по дороге, и к особнякам вышли. Тут начальник вытащил книжечку, карандашик и стали мы свидетелей опрашивать.

Муторное это дело оказалось. Неприятное. Муторное, потому что каждый особняк за оградой железной стоял, и чтобы туда попасть, надо было постараться. А неприятное потому, что хозяева там были под стать своим домам. Такие гонористые, куда там Бургачёву. Я, хоть и в обалдении находился от всего, что случилось, и то почувствовал.

Хоть мундирный мой начальник от дома к дому всё больше кипятился, как чайник на плите, виду не показывал, потому что ясно было — с этими людьми лучше не ссориться. Смотрели они на нас, как на