Серые - Дмитрий Петелин

Каждый выстрел из гвоздомета – это как вбивать гвоздь в танк – звук, по крайней мере, такой. Как описать очередь из гвоздомета еще обоих стволов? Могу только сказать, что это прекрасно. На такое расстояние стрелять надо навесом – так что целюсь «по гвоздям». Бью по бойницам, сначала немного в третью, что чуть правее «парадного входа», а потом – в четвертую, крайнюю. Снайпер, как пить дать, перебежал туда. Откуда я знаю? Интуиция? Может. А может, потому что он всегда так делает. Жаль, некому ему об этом сказать. Если я когда-нибудь попаду в засранца, пришлют нового. Он, скорее всего, будет бегать хаотично, что крайне неприятно. Хотя убить взрослого мужика в каске и хотя бы в верхней одежде с такого расстояния из гвоздомета крайне маловероятно. Может, только какого-нибудь енота или там бобра, я не знаю. И то если в глаз попадешь.

Гвозди щелкают о края бойницы, о серые стены, что-то залетает внутрь форта наших синих друзей. Это мой вклад. Надеюсь, хоть стены им внутри поцарапаю. Или кто-нибудь наступит на мой гвоздь и испортит сапог. Нельзя только, чтоб ногу кто-нибудь проткнул. А то отправят в лазарет, рожу разъедать. А на его место пришлют – да-да, все правильно – какого-нибудь нового и непредсказуемого сукиного сына.

Сзади донеслось хилое пуканье автомата Пионера. Значит он на месте, и уже прикрывает моё отступление. Гвоздомет за плечо, на ходу хватаю боезапас и, согнувшись, ломлюсь к развалинам здания кухни. Их уже почти сравняли с землей, теперь это укрепление для тех, кому не лень долго протирать пузо, надо только добежать…

– Пионе-ер! – ору я во всю глотку, – Он сейчас в первую побежииит! Бей в первую!

И почему я думаю, что он меня услышит? Оглядываюсь на бегу: Пионер поливает из своей сикалки четвертую бойницу, в которую стрелял я.

– Огонь на первую бойницу!

Рядом с ухом прожужжало. Я тут же плюхнулся на бетонные плиты, пододвинул поближе ящик; жаль он мне только по колено, а то свернулся бы калачиком и совсем спрятался. Так или иначе, в такие моменты, все понимают на кой черт мне ящик с гвоздями на передней линии.

– Живой? – крякнул Пионер по рации.

– Стреляй давай, – проорал я, – теперь в третью стреляй!

– Говори в рацию, хватит орать.

– Пошел в жопу! – проорал я еще громче. – Огонь на третью бойницу!

Когда слышишь, как пуля прожужжала под ухом, уже поздно волноваться. Она же уже пролетела, уже прожужжала. Уже разрезала воздух в паре сантиметров от твоей башки, значит – не твоя. Но почему-то все равно кажется, что именно это был твой личный кирдык. И он все еще витает в воздухе рядом с тобой, и хочется как-нибудь подтянуть коленки к животу, стать в четыре раза меньше, спрятаться за ящиком с гвоздями и лежать так, пока эта синяя сволочь не ослепнет от старости и не потеряет способность целиться даже при помощи толстых очков и оптического прицела.

Я отогнал от себя упаднические настроения, вцепился в ящик и геройски пополз к развалинам, оставляя в пыли и каменном крошеве волнообразный след, как будто проползла гигантская змея с одной ногой.

Откуда-то сверху с нашей стороны ухнул ракетомет. Не переставая ползти, я посмотрел вверх. На стене стоял Сол и совал новую ракету в свою адскую трубу. Конечно, он не попал во вражеского снайпера, и, в общем-то, хорошо, что хотя бы попал во вражеский форт. Но все мы, в том числе и снайпер, знаем, что ракетой вполне можно убить не только енота или бобра. И для этого вовсе не обязательно попадать в глаз. Так что теперь синий снайпер, скорее всего, решит передохнуть. Присядет под бойницу, прислонит винтовку к стене, и, быть может, даже закурит на посту. А я поползу дальше, доберусь до укрепления из мешков и займу там глухую-преглухую оборону. В глухой обороне я спокойно и досижу до конца караула. Как говориться, до следующей встречи.

Раньше после караула мы отчитывались лично Стратегу. Это была отдельная отлаженная и бессмысленная процедура.

Сначала мы заходили в «оружейную», вернее в землянку, которая заменяла оружейную, чистили там свое грозное оружие, и оставляли его на хранение. Потом ставили свои росписи в каком-то большом журнале и в отдельной колонке указывали, сколько боеприпасов за время вахты мы извели на всякую ерунду. Отчитываться за отстрелянные гвозди – самое похабное и абсурдное занятие, которое только можно придумать, но таков приказ Стратега. Во имя сохранения дисциплины в наших не самых стройных рядах. Со временем, я научился стучать магазином по чьей-нибудь каске и на звук определять, сколько гвоздей осталось. Еще чуть позже я научился забывать про записи в журнале, все остальные нормальные люди – тоже. Несмотря на это, журнал всё-таки закончился. Я выяснил это, когда однажды после вахты мне срочно понадобились пару листов нежесткой бумаги. Последние страниц двести были исписаны подробными отчетами Пионера.

К счастью, Стратега отпустило, за дисциплину он стал бороться другими способами и про журнал забыл. Так или иначе, другого журнала в форте все равно не нашлось бы.

Далее после посещения «оружейной» надлежало зайти в «казарму», чтобы оправиться. Затем, без лишней волокиты, жертва шла лично на доклад в «штаб» Стратега. Двухкомнатная халупа для караульных на КПП, оборудованная настоящими окном и дверью, была самым полноценным жилым строением в форте, и, конечно, её занимал наш командир. Простая солдатня – то есть, все остальные – прекрасно проводили время в упомянутой «казарме» – большой и довольно глубокой квадратной яме, накрытой сверху остатками строений, оставшихся по ту сторону стены. Чтобы их добыть, Стратег лично разработал хитроумную операцию с отвлекающими маневрами, а простая солдатня под плотным вражеским огнем на своем горбу таскала пригодные к повторному применению стройматериалы.

Когда экзекуция у командира заканчивалась, жертва могла одупляться до следующего караула любыми доступными способами: спать, есть, справлять нужду, читать уставные издания, повторно чистить оружие, чистить ботинки, чистить форму, заниматься на спортплощадке. Последней, кстати, могла быть любая территория вне «казармы» и «штаба» кроме выгребной ямы и отхожего места. Спортплощадка была оснащена качественной землей, от которой можно отжиматься, на ней же делать приседания и качать мышцы пресса.

Все это, однако, было в прошлом. Теперь на доклад к Стратегу надо было ходить только в экстренных случаях. Оно и не мудрено. Каждый божий день по несколько раз слушать одну и ту же ересь, про то, что все штатно, только нужно разнообразие в пище и досуге – это само по себе неслабое испытание для психики. Отдушиной мог стать все тот же Пионер. Но ему тоже не нравилась эта занудная бюрократия. Поэтому он её хоть и выполнял до последней запятой, но как-то без души, что бросалось в глаза начальству гораздо сильнее среднестатистической тупизны подчиненных.

После неприятного инцидента с общей тревогой и обвалившимся входом в «оружейную», оружие на хранение мы тоже перестали сдавать. Кто как, а я заходил туда только, чтобы почистить гвоздомет, освежить запас гвоздей и оставить ящик. Впрочем, последнее время, ощущение дискомфорта от отсутствия боезапаса достаточного, чтобы положить человек пятьдесят, перевешивало нежелание таскать с собой лишний груз, и ящик я всё-таки забирал с собой в казарму. Тем более, всегда есть, куда присесть. В условиях повышенной комфортабельности нашего форта, это тоже немаловажно.

Сам рапорт Стратегу заменился шпионской миссией, проскочить незаметно мимо его апартаментов. Правда, что-то и это стало совсем просто. Уже довольно давно командир был занят общением с рацией. К сожалению, это был монолог: Стратег увещевал Гранит, чтобы тот ответил Холму. Гранит хранил молчание, не сообщал стратегическое положение, не говорил, куда делись конвои с провиантом, не обнадеживал хорошими новостями. Плохими, впрочем, тоже не расстраивал. Командир волновался сильно и за всех нас. Мне было все равно, потому что пока всего хватало. Невкусной, но питательной еды еще было много, ящик был до упора забит гвоздями, и в оружейной были еще. Плохо только то, что мой рапорт Стратег явно никому не передал. Просто потому, что некому. Я просил командование выписать в наше распоряжение кое-какое свежее снаряжение. Да что греха таить, я уже давно грезил о перфораторе «Василек 3М». Последняя выдумка наших мозгорей с большой земли – модернизированный гвоздомет с тремя вращающимися стволами. «Вестник солдата» в красках описал восторги счастливых обладателей «Василька». Небывалая убойная сила, сумасшедшая скорострельность – и, главное, совершенно оглушительный грохот во время стрельбы. Что тут говорить – мечта поэта, да и только. Но – увы – мечта остается мечтой, а журнал, поведавший мне об этом чуде, уже пожелтел, выцвел и начал потихоньку рассыпаться в пыль. И ничего не изменится пока Гранит не выйдет из спячки. Ну и еще после этого неопределенное количество времени.