Космический госпиталь. Звездный хирург. Большая операция - Джеймс Уайт

Монтаж этой махины был тоже делом отнюдь не легким.

У каждой планеты-участницы была своя копия генерального плана. И все же то и дело случались ошибки — возможно, потому что планы переводились на множество различных языков и систем исчисления. Секции, подлежащие стыковке, довольно часто приходилось переделывать, чтобы их можно было точно подогнать друг к другу. Для этого их неоднократно раздвигали и снова сближали с помощью концентрированных пучков лучевой энергии. Это была непростая задача, ибо, хотя вес секций в космосе и равнялся нулю, масса и инерция у них были колоссальные.

Погибшие во время недавней аварии худлариане принадлежали к классу ФРОБов. Весом около двух тонн, они обладали невероятно твердым, но гибким кожным покровом, который защищал их от громадного давления на родной планете и в то же время позволял жить и работать при любом самом пониженном давлении, даже в космическом вакууме. К тому же они были нечувствительны к радиации, и это делало их просто незаменимыми при сборке ядерных силовых установок.

Утрата двух лучших монтажников участка наверняка должна была вывести Какстона из себя. При мысли об этом О’Мара тяжело вздохнул. Вскоре, убрав распылитель, он вернулся в каюту.

В условиях своей планеты худлариане вбирали питательные вещества всей поверхностью тела из густой, словно суп, атмосферы, но в условиях других планет или в космосе их приходилось время от времени опрыскивать специальным питательным концентратом. На теле малыша-инопланетянина кое-где уже виднелись обширные пролысины, да и на остальном кожном покрове корка от предыдущей кормежки заметно истончилась. Малыша явно пора было снова кормить. О’Мара приблизился настолько, чтобы не подвергать себя опасности, и осторожно включил питатель.

Малолетнему ФРОБу процедура опрыскивания питательным раствором, похоже, понравилась. Он вылез из угла и принялся возбужденно метаться по крохотной для него спальне. Нужно было не спускать с детеныша струи и в то же время энергично маневрировать, чтобы не столкнуться с ним. От прыжков больной ноге изрядно досталось, мебели в спальне — тоже.

К тому моменту, когда появился Какстон, вся наружная поверхность теперь уже успокоившегося малыша, а также вся внутренняя поверхность спальни были покрыты толстым слоем невыносимо вонючей питательной смеси.

— Что здесь происходит?! — рявкнул начальник участка.

Сдержав гнев, О’Мара объяснил и добавил:

— Теперь я решил кормить его в открытом космосе…

— Ни в коем случае! — взорвался Какстон. — Малыш все время будет находиться здесь, с вами. Мы еще об этом поговорим. А сейчас речь идет об аварии. Ваша доля вины — вот что меня интересует.

Всем своим видом Какстон давал понять, что готов терпеливо выслушать О’Мару, но уже заранее не верит ни единому его слову.

Не успел О’Мара произнести и двух фраз, как Какстон перебил его:

— Вам известно, что наш Проект находится в ведении Корпуса мониторов. Обычно они предпочитают, чтобы мы сами расхлебывали свои неприятности, но в данном случае речь идет об инопланетянах, так что мониторов придется ввести в курс дела. Предстоит расследование. — Он прикоснулся к маленькому плоскому ящичку на груди. — Считаю своим долгом предупредить вас, что я фиксирую каждое ваше слово.

Кивнув, О’Мара начал монотонно излагать ход событий. Он понимал, что его рассказ звучит весьма неубедительно, а подчеркнуть какие-то детали, которые бы говорили в его пользу, означало сделать всю историю еще более неправдоподобной. Какстон не раз собирался что-то вставить, но, видно, передумывал. Наконец он не выдержал:

— Но хотя бы кто-то был свидетелем того, что вы действительно сделали все возможное для их спасения? А может, обоих инопланетян видели в опасной зоне, когда предостерегающие сигналы были уже включены? Вы тут сочинили занятную сказочку, которая объясняет их бессмысленное поведение, а заодно — совершенно случайно, конечно, — рисует вас прямо-таки истинным героем. Но ведь могло быть и так, что сигналы вы включили уже после несчастного случая, что причиной всему послужила просто ваша небрежность, а все ваши россказни насчет заблудившегося детеныша — ложь, чтобы отвести от себя весьма серьезное обвинение…

— Меня видел Уоринг… — прервал Какстона О’Мара.

Тот пристально посмотрел на него. Сдержанная ярость на лице начальника участка сменилась гримасой брезгливого презрения. О’Мара вдруг ощутил, что щеки у него начинают гореть.

— Ах вот как, Уоринг… — насмешливо протянул Какстон. — Ничего не скажешь — ловко придумано. Всем известно, что вы вечно издевались над беднягой Уорингом, донимали его и смеялись над его беспомощностью, так что он вас наверняка должен возненавидеть. И, разумеется, судьи подумают, что, даже если он вас и видел, то не скажет этого. А если он ничего не видел, они все равно решат, что он видел, но нарочно держит язык за зубами.

Какстон круто повернулся и направился к шлюзу. Уже переступив порог внутренней двери, он обернулся:

— И запомните, О’Мара: если малышу из-за вас станет плохо, если вообще с ним хоть что-нибудь случится, мониторам не удастся с вами даже побеседовать, понятно?

Намек более чем ясен, со злостью подумал О’Мара; отныне он обречен делить свою каюту с этим пятисоткилограммовым одушевленным танком. А ведь все знают, что выпустить худларианина в космос — все равно что отвязать на ночь собаку: ему это совершенно ничем не грозит. Но увы, О’Мара имел дело с простыми, бесхитростными, сверхсентиментальными и весьма решительными людьми — монтажниками космических конструкций.

Пол года назад, уже включившись в работу над проектом, О’Мара обнаружил, что ему снова предстоит заниматься делом, которое, будучи важным само по себе, не приносит ему никакого удовлетворения — для его выполнения вовсе не требуются те знания, которыми он располагал. С самого окончания школы вся его жизнь представляла собой сплошную цепь подобных разочарований. Руководство никак не могло поверить, что молодой парень с грубым квадратным лицом и плечищами, на которых голова казалась слишком маленькой, склонен к столь тонким областям знаний, как психология или электроника. О’Мара кинулся в космос в надежде, что там его оценят, — но не тут-то было. Хотя он неизменно пытался в любом разговоре блеснуть своими на самом деле недюжинными познаниями, собеседники, как правило, бывали настолько зачарованы его атлетическим телосложением, что им и в голову не приходило еще вслушиваться в то, что он говорил. В результате его анкеты неизменно заканчивались рекомендацией: «годен к использованию на работах, требующих продолжительных физических усилий».