Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II - Рудольф Георгиевич Бармин

встряхнула все общество, ускорив избавление от проклятых пут прошлого, ускорила бы осознание в правящем классе гибельности дальнейшего сохранения политико-экономических оков прошлого. Такой встряской и стала Крымская война, обострившая основные противоречия реакционной общественной системы. Стало очевидным, что без ликвидации крепостничества и определенной либерализации политической системы дальше развиваться немыслимо. В верхах родилась формула: «Крепостное право лучше отменить сверху, чем ждать, когда его отменят снизу». В воздухе запахло переменами, началась александровская оттепель, сопровождавшаяся ростом свободомыслия и оживлением общественной деятельности, немыслимым при Николае Палкине.

Эпоха Александра II

По восшествии на трон Александр II образовал Главный крестьянский комитет, обязав его разработать программу ликвидации позорного наследия веков. Итогом его работы стал манифест от 19 февраля 1861 года, упразднивший крепостное право и ударивший «одним концом по барину, другим по мужику».

Недовольство манифестом охватило широкие слои дворянства, которое лишалось определенных привилегий — экономических, политических. Помещики лишались дарового крестьянского труда, была ликвидирована их монополия в винокурении, не выдержали конкуренции свечные, салотопенные, суконные, ковровые и прочие производства, существовавшие в помещичьих имениях (Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России 1861–1904 гг. М.: Наука, 1979. С. 107–108).

Труд и техника помещичьих производств были слишком архаичны, чтобы выдерживать соревнование с более современными технологиями, организацией труда и пр. Дворянство недовольно было тем, что правительство освободило крестьян по-своему, а не так, как хотело оно. А оно требовало «не устанавливать конкретные размеры наделов и повинностей, предоставив их на усмотрение помещиков, а в другой раз — уменьшить размер будущих крестьянских наделов» (Кавелин… С. 561) и даже «угрожало правительству народными бунтами и требованием конституции» (Кавелин… С. 141). Некоторые помещики, материально пострадав от манифеста, в своем антикрестьянском раже договаривались до нелепостей. Так, М. А. Дмитриев гневно возглашал, что крестьяне «не проливали ни одной капли крови за отечество, но зато не прольют ни одной капли сивухи мимо рта» (Дмитриев М. А. Главы из воспоминаний моей жизни. Новое литературное обозрение. С. 15).

Александр II отверг подобные домогания. По манифесту помещики теряли часть своей земли (крестьянин по положению был обязан выкупить свою усадьбу), крестьяне не обязаны были нести дополнительных повинностей и платить натуральную дань (птицей, яйцами, ягодами и пр.), барщина уменьшалась до 40 дней мужских и 30 дней женских (Кавелин… С. 561). Потери несли и крестьяне, получившие на 18 % меньше земли, которой пользовались до реформы (Россия в эпоху реформ. «Посев». Сб. статей, 1981. С. 18). Другим недостатком реформ было сохранение земли в общинном владении до 1906 года, что служило тормозом как в развитии производительных сил в сельском хозяйстве, так и в социальной дифференциации среди сельского населения.

Освобождение крестьян не принесло желаемого верхами успокоения в обществе. Обе стороны — и помещики, и крестьяне — считали себя обманутыми. По стране прокатилась волна крестьянских бунтов. Не осталось в стороне и дворянство — 13 тверских дворян возмутились манифестом и были посажены в крепость на суд Сената (Никитенко… Т. 2. С. 259); злобное недовольство проявила его «худородная» часть, из которой наиболее радикально и социалистически настроенные уходят в революционное движение, возглавив его. Как отмечал И. Аксаков, в 1867 году только мелкопоместные — или пассивны, или слишком страстные (Аксаков И. С. Сочинения. М., 1886. С. 345).

Ревизии 40–50-х годов ХIХ века показывают: из мелкопоместных потомственных дворян десятки тысяч были однодворцами — они сами обрабатывали землю, вели хозяйство и «не могли вести образа жизни, приличного лицам первенствующего сословия» (Корелин… С. 63). В канун реформы 1861 года мелкопоместные дворяне, владевшие не более чем 20 душами, составляли 41 % сословия (Корелин… С. 61). Вот из этих озлобленных «худородцев» вскоре и составится отряд ишутинцев, каракозовых, ткачевых и прочих отщепенцев, возомнивших себя спасителями человечества, ради спасения которого угробят десятки миллионов человек. Но это — впереди. А пока словами манифеста Александр II пытался заручиться поддержкой дворянского сословия в деле реализации грандиозного мероприятия. «Полагаемся на доблестную о благе общем ревность Благородного Дворянского сословия… к осуществлению наших предначертаний» (Кавелин… С. 563). Благородное сословие ответило в большинстве своем пассивно отрицательной реакцией, а некоторые — затаенным отмщением.

Интеллигенция из среды образованных «худородных» дворян, разночинцев в силу наличия в ней избыточной творческой энергии устремилась в радикализм. Хотя условия пореформенной России требовали участия образованных кадров. Но заниматься пореформенной буржуазной рутиной для горячих натур, открывших столбовую дорогу российской действительности, русского народа, русской истории было слишком унизительным, недостойным делом для распирающихся от тщеславия натур. Идти в народ, чтобы просто учить, лечить, строить новый каркас буржуазной России, для людей, почему-то возомнивших себя спасителями человечества от язв западной буржуазной цивилизации, было делом аморальным, недостойным их высокой миссии.

Для людей, свихнувшихся на социализме и мессианизме, одержимых нетерпением скорейшего облагодетельствования человечества открытой ими истиной — социалистическим переустройством России, трудиться в роли рядовых строителей буржуазной России было преступлением. Зачем повторять путь гнилого Запада, передовая мысль которого развилась до идеи социализма; способствовать умножению язв пролетариатства, социальных катаклизмов типа революции 1848 года, Парижской коммуны 1871 года и тому подобных явлений на российской почве, когда можно одним махом — уничтожением самодержавия, «не имеющего корней» в российской истории, установить царство всеобщей справедливости и благодати?!

Трудиться на почве буржуазной рутины им было не по нутру, это оттягивало социальный переворот и наступление счастливейшей эры человечества в царстве всеобщей справедливости, в котором, правда, они, архитекторы этого царства, должны играть главенствующую, руководящую роль — пасомое стадо может заблудиться без пастуха.

Так формировалась и разыгрывалась незатейливая социологическая оперетка — реками крови по ходу ее развертывания и оглушительным провалом в финале.

Еще в канун обнародования манифеста здравомыслящие люди предлагали верхам:

1) собрать всех губернаторов;

2) собрать всех предводителей дворянства с целью дать общую инструкцию и тон, как действовать, и призвать к духовному содействию правительству в предстоящем великом труде по претворению манифеста (Князь Мещерский. Воспоминания. М.: Захаров, 2001. С. 81).

Обращение осталось без ответа. Верхи не захотели собрать и объединить дворянское сословие общим делом. И потому в обращении Александра II при оглашении манифеста просьбу проявить ревность дворянство «не расслышало». Взаимная глухота расширила трещину между династией и благородным сословием, отрицательно отразившись на проведении в жизнь великой реформы, реализация которой была плохо продумана. И потому родила в народе противоречивые толкования и в конечном итоге трения и столкновения.

Чем объяснить взаимную глухоту?

Декабристы заложили подозрительность царской династии к дворянству, и династия свою опору все в большей степени начинает видеть в служивой бюрократии. Между престолом и дворянством после 14 декабря 1825 года