Белый зной (Убийственный зной) - Сандра Браун

Бек еще вольготнее развалился на диване.

– Замечательно. У меня уже слюнки текут.

– Это торт с кокосовым кремом. Никто не готовит его лучше Селмы.

– Полностью с тобой согласен, – с этими словами в комнату вошел Хафф Хойл, обмахивая покрасневшее лицо широкополой соломенной шляпой. – Дай-ка мне бутылочку, Крис.

Он повесил шляпу на вешалку в углу и тяжело плюхнулся в удобный шезлонг, вытирая лоб рукавом.

– Черт, ну и парилка сегодня, – со вздохом облегчения Хафф откинулся на мягкие кожаные подушки. – Вот спасибо, сынок. – Он взял из рук Криса запотевшую бутылку с пивом и ткнул пальцем в сторону телевизора. – Кто выигрывает?

– «Отважным» не повезло, да и игра уже закончилась. – Бек приглушил звук, как только комментаторы начали подводить итоги матча. – Незачем нам еще раз слушать, почему они проиграли. Счет говорит сам за себя.

Хафф пробурчал что-то в знак согласия.

– Сезон для них закончился в ту самую минуту, когда руководство позволило всем этим высокооплачиваемым звездам, даже не говорящим по-английски, указывать, что надо делать. Большая ошибка! Я бы им и в лицо это сказал. – Хафф отхлебнул пиво.

– Ты провел на поле для гольфа весь день? – спросил Крис.

– Слишком жарко, – ответил ему отец и закурил. – Мы прошли три лунки, потом послали все к черту, вернулись в клуб и играли там в кункен.

– Ну и на сколько ты их обчистил?

Не стоило даже спрашивать, не проиграл ли Хафф. Он всегда выигрывал.

– На пару сотен.

– Неплохо, – одобрил Крис.

– Зачем садиться играть, если не выигрываешь? – Хафф весело подмигнул ему и Беку и одним глотком допил пиво. – Кто-нибудь из вас говорил сегодня с Дэнни?

– Он скоро появится, – ответил Крис, – если, конечно, ему удалось выкроить для нас время между воскресной утренней службой и вечерней молитвой.

Хафф нахмурился.

– Этими разговорами ты портишь мне настроение. Прекрати, иначе у меня пропадет аппетит.

По мнению Хойла-старшего, религия представляла собой проповеди, молитвы и распевание гимнов и предназначалась исключительно для женщин или для мужчин, ничем от женщин не отличавшихся. Религиозные сообщества, с его точки зрения, были сродни организованной преступности, только церкви не платили налоги и ни за что не несли ответственности. Хафф ненавидел церковников так же яростно, как гомосексуалистов и членов профсоюза.

Крис тактично увел разговор в сторону от младшего брата и его недавнего увлечения религией.

– Я как раз говорил Беку, что Шлепу Уоткинса только что выпустили на поруки.

– Белая рвань, вся семейка, начиная с деда этого ублюдка. Еще тот был подлец, – пробормотал Хафф, снимая ботинки. – Дедушку Уоткинса нашли мертвым в канаве, из горла торчала разбитая бутылка из-под виски. Вероятно, он в очередной раз перешел кому-то дорогу. Думаю, Уоткинсы спали друг с другом, потому что все они уродливы и тупы, как полено.

Бек рассмеялся.

– Все возможно, но я у Шлепы в долгу. Если бы не он, я бы не сидел у вас в доме в ожидании воскресного ужина.

Хафф посмотрел на него так тепло, как смотрел на собственных сыновей.

– Нет, Бек, ты обязательно стал бы одним из нас, не так, так иначе. Знакомство с тобой окупило всю эту историю с Джином Айверсоном. Ты единственный плюс этого дела.

– Бек и послушные присяжные, – добавил Крис. – Давайте не забудем об этих двенадцати. Если бы не они, я бы не пил сейчас пиво вместе с вами, а делил бы камеру с таким, как Шлепа.

Крис часто вспоминал о том, что попал под суд по обвинению в убийстве Джина Айверсона. Его шутливое отношение к произошедшему всегда коробило Бека. Так случилось и на этот раз. Он решил сменить тему.

– Мне неприятно говорить о делах в выходной, но я вынужден.

– В моем расписании нет выходных, – отозвался Хафф.

Крис застонал.

– Но это не мой случай! Новости плохие, да, Бек?

– Ничего хорошего они не сулят.

– А это не может подождать? Может, лучше сначала поужинать?

– Разумеется, это может подождать. Как скажете.

– Нет уж, – решил Хафф. – Ты знаешь мое отношение к плохим новостям. Их я предпочитаю узнавать как можно раньше. И черта с два я буду ждать, пока мы поужинаем. Так что случилось, Бек? Только не говори, что на нас опять наехали из Управления по охране окружающей среды…

– Нет, дело не в этом. Вернее, не совсем.

– Тогда о чем речь?

– Не гони лошадей, я сначала налью всем выпить, – обратился Крис к отцу. – Ты любишь выслушивать плохие новости спозаранку, я предпочитаю слушать со стаканом бурбона в руке. Тебе налить?

– Побольше льда, воды не надо.

– А тебе, Бек?

– Нет, спасибо.

Крис подошел к бару, достал графин и два стакана. Он подался к окну, раздвинул планки жалюзи и тут же потянул за шнур, чтобы отодвинуть их в стороны.

– Это еще что такое?

– В чем дело? – спросил Хафф.

– Во двор въехала машина шерифа.

– Ну и что ты всполошился? Сегодня день выплаты.

Крис ответил ему, не отрываясь от окна:

– Я так не думаю. Он кого-то привез с собой.

– Кого?

– Впервые вижу этого парня.

Крис налил виски, передал стакан отцу, но все трое молчали, слушая, как Селма идет из кухни к парадной двери, чтобы впустить приехавших. Экономка поздоровалась с ними, но все говорили так тихо, что отдельных слов было не разобрать. Селма вошла первой.

– Мистер Хойл, шериф Харпер хочет поговорить с вами.

Хафф махнул рукой, чтобы она впустила его.

Шериф Ред Харпер был избран на эту должность тридцать лет назад при моральной и финансовой поддержке Хаффа Хойла. Чековая книжка Хойла помогала ему оставаться на посту все эти годы.

Волосы Харпера, огненные в молодости, поблекли, словно голову покрыла ржавчина. Ростом он был выше шести футов, но оставался настолько худым, что портупея казалась упряжью, повешенной на фонарный столб.

Шериф выглядел неважно, и это было не только из-за жары на улице. Выражение его лица, крупного и угрюмого, словно говорило о том, какую тяжелую ношу он взвалил на себя тридцать лет назад. Он всем своим видом давал понять, что слишком дешево продал душу дьяволу. Харпер никогда не был весельчаком, а когда вошел в комнату, шаркая ногами, и снял шляпу, вид у него был похоронный.

Молодой офицер, переступивший порог следом за ним, незнакомый Хойлам и Мерченту, выглядел так, будто его накрахмалили вместе с формой. Он был так чисто выбрит, что щеки покраснели от бритвы. Парень напоминал спринтера, напряженно застывшего на беговой дорожке в ожидании сигнального выстрела.