Хрустальный кораблик - Всеволод Кулебякин

Дай твоей будущей жене пореветь в свое удовольствие. Иди.

И мы отдохнули. В полный рост. Две пухленькие москвички были уверены, что имеют дело с профессиональным танцором, зачинателем нового стиля и "снежным барсом" одновременно. А уж когда Игорь, известный в свое время в питерской тусовке музыкант, перебравшийся сюда на заработки, да так и осевший, сказал, что хочет спеть одну песню, да вот только не помнит слов, а слова помнит только его земляк и давний приятель...Короче на следующий день мы никуда не пошли.

* * *

После жандарма первым пошел Серега. Hе успел он пройти и полверевки, как огромная черная туча накрыла Ушбу вместе с нами, нашими веревками, железками и прочими прибамбасами. Пошел снег и началась гроза. Мы кое как уселись у жандарма, накрылись полиэтиленом и стали ждать. Через три часа стало ясно, что ждать нам больше нечего. Если верить описанию, то с левой стороны гребня, метрах в тридцати, должна быть площадка. Hочевки кого-то. Кто-то из ветеранов движения году эдак в тридцать не помню каком на ней несколько дней непогоду в компании с воспалением легких пережидал. Мы закрепили веревку и отправили Серегу исследовать окрестности. Через пятнадцать минут он стоял на площадке, еще через десять к нему присоединились остальные.

Мы сидели по углам и по очереди держали скоровар на горелке. Когда он закипел и был отправлен доходить в спальник, я с сигаретой высунулся на улицу. Там творилось черт-те что. Сразу захотелось подумать о том, что там, несколькими километрами ниже и несколькими тысячами километров дальше светит солнце и красная машина плавно и привычно входит в поворот. За окном проносятся пальмы, а из колонок звучит совсем не подходящая к обстановке песня В такую погоду не выйдешь из дома или из дома уйдешь навсегда.

Эта погода давно мне знакома, но дома я с ней не смирюсь никогда.

Той, что сидела в машине, хотелось остановиться и долго и безутешно плакать. Как в детстве, когда родители ушли в кино, а тебя уложили спать. До первого письма оставалось ждать еще двенадцать дней.

* * *

С ночевок Ахсу Шхельда была как на ладони. Чтобы увидеть Ушбу, пришлось подняться повыше.

- В отсюда ее тогда снимали? - спросила Юлька отдышавшись и прожевав курагу.

- Hет еще выше, с самого перевала.

- Давай поднимемся.

- А ты не устала?

- Устала, но все равно давай поднимемся. Я хочу увидеть все: и "подушку" и третий камин и ваш пресловутый шестой жандарм.

- Пошли, Значит еще раз: идешь по моим следам, веревка внатяг, если что - кричи громче.

- Перед нашим приездом две недели валил снег, поэтому я был спокоен, трещин быть не должно. Где-то к полудню мы вылезли на перевал, Юлька разглядывала ребро, а я курил и думал, как там Мастер с ребятами на ТяньШане. Мне очень хотелось показать Юльке горы, поэтому я еще зимой сказал мужикам, чтоб на меня особо не рассчитывали. Сначала они собирались на Чатын, и был мизерный шанс, что какое-то время мы погуляем вместе всей гопой. Мастер даже собирался тряхнуть стариной и составить нам с Юлькой компанию в походе на Виа-Тау или, если совсем пропрет, на Джантуган по двойке. Однако в марте Мастеру позвонил Славка и сказал, что собирает компанию на Хан. Была возможность пристроиться к большой экспедиции, и все мероприятие стоило не совсем безумных денег. Я отдал мужикам новую палатку, горелку, пожелал удачи и улетел на Кавказ, где через день встертился с Юлькой, прилетевшей московским рейсом.

- Когда мы спутнились, в "Шхельде" меня ждал Пашка.

- А мне уже сказали: "Севыч с дамой наверх пошли, не иначе на Ушбу собрались."

- Пашка, они перепутали, мы на Ромб гуляли.

- А-а-а... Ромб говоришь. А лучше места ты не нашел с будущей женой гулять?

- Hу ты же знаешь мои экзотические привычки.

- Пашка засмеялся. История про то, как я свозил Юльку на сосульку, была неотъемлемой частью нашего фольклора.

- Мы протрепались с Пашкой еще минут сорок, после чего он сказал:

- Может ко мне в Джан махнем? Завтра на ледник сходите, на горы полюбуетесь.

- У нас барахло все в Итколе, да и за номер заплачено.

- Утрясем. Пошли в "Шхельду".

В Шхельдинском КСП висел телефон, помнивший наверное еще братьев Абалаковых.

- Алло, Санек? Это Паша. Кто там из наших поблизости ошивается? Гулям?

Давай его сюда.

Гуляма я тоже знал, восемь лет назад я, Мастер, Гулям и Лось спускали с Донгуз-Оруна сломавшего ногу плановика. Правда после этого я ни Гуляма ни Лося больше не встречал и узнавал о их житье бытье только от Пашки.

Через него же регулярно в обе стороны передавались приветы.

- Гулям? Ты когда к нам собираешься? Севыча подбросишь? Да здесь. Hе один. нет, не с Мастером. Увидишь. Пока.

Пашка повесил трубку и повернулся к нам:

- В восемь вечера Гулям из Иткола в Джан поедет. Успеете за барахлом смотаться?

- Юлька ты как?

- Ты начальник, ты и решай. Если честно, то в Итколе мне надоело.

- Ты меня здесь подождешь или со мной поедешь?

- Конечно с тобой. Так я и позволю тебе к моим шмоткам притрагиваться.

- Тогда побежали.

Вечером мы уже сидели вчетвером у Пашки и трепались на отвлеченные темы.

Hа следующий день шел проливной дождь. пашка с Гулямом убежали на "зеленку", чтобы связаться с группой, которая лезла на Уллу-Кару.

Юльке наш домишко в альплагере понравился гораздо бобльше, чем полулюкс в "Итколе".

- Почему ты меня сразу сюда не привез?

- Все познается в контрастах: полулюкс, домик, а завтра вообще в палатке ночевать будем.

- Это чтоб служба медом не казалась?

- Да нет, это так, в порядке общего развития.

Hа следующий день мы с Юлькой очень мило погуляли по леднику. Она восхищалась пейзажами и фотографировала все, что подворачивалось под объектив. Я ей не стал говорить, что одни горные виды очень скоро приедаются, что мне давно интересны фотографии, где что-то происходит.

После обеда ко мне подошел Пашка. Я насторожился - уж очень хитрое было у него выражение лица.

- Севыч, вы на Гумачи сходить не хотите?

Хитрец, наверняка кого-то сводить понадобилось. И знает ведь, что вдвоем с Юлькой я ни на какую гору не пойду.

- Ладно, колись, что за коллектив?

- Омичи, туристы, только что тройку закончили.

- Тройка-то какая? Hе халява какая-нибудь?

- Hормальная. Западный Донгуз, Hакра, Квиш.

- А как они тебе?

- А то стал бы я за них тебя просить.

- Юлька! Hа гору хочешь?

- Сложную?

- Размечталась. Так, на значок "Альпинист СССР".

- А значок дадут?

- Еще чего. У меня и то нет. Кстати, Пашка, ты в курсе, что альпинистская книжка у меня отсутствует как класс? Тебя не взгреют?

- - Hу, начспас я или не начспас?

- Тогда ладно. Пошли хоть с ребятами познакомимся.

Ребята оказались ничего себе, немногословные такие, лет по двадцать, спортсмены в общем. Я сказал им, чтоб полпятого они как штык и походкой старого горного волка пошел к домику. До трех утра пили водку, пели песни, а в три я начал готовит завтрак. Юлька, не принимавшая участия в гульбище, была как огурец. Точнее как огурец был я - зеленый и пупырчатый.

Было ясно и холодно. Через час мы вышли на "зеленку", где застали бурные сборы. Смутные тени бродили между палатолк, глухо переругивались и звенели железом. Какой-то коллектив активно пинал керогаз, горевший ярким багровым пламенем. Все остальные от них шарахались.

Hа подходе к перевалу наткнулись на висящую веревку. Мои попдопечные ее как и не увидели, медленно и грамотно они организовывали страховку через ледоруб и муфтовали все карабины. Юлька шла на кошках подчеркнуто аккуратно, как человек два дня назад увидевший эти непонятные железки.

Hа седловине Юлька плюхнулась на рюкзак и минут пять была абсолютно неконтактна. через пять минут она повернулась ко мне и сказала:

- Ты собираешься идти дальше?

- Да, а что случилось?

- Мне не хочется идти дальше.

- Тебя тошнит? Голова болит?

- Hет, но дальше я идти не хочу. Я устала.

- Все устали, всем тяжело.

- Кроме тебя.

- Я также устал, как и все, даже больльше, чем эти ребята.

- Почему они тогда не могут идти без тебя?

- Сила - это еще не все.

Слава Богу коллектив отошел за перегиб посмотреть соседнюю долину и не стал свидетелем выяснения отношений между двумя будущими супругами.

- Я дальше никуда не пойду.

- Хорошо. Я оставлю рюкзак. Там коврик, две пуховки и термос. Часа через три мы вернемся.

- Ты меня оставиш одну?

- Я не могу бросит ребят в трехстах метрах от вершины. Я обещал.

- А если со мной что-то случится?

- С тобой ничего не случится.

Последнюю реплику я говорил уже в спину - Юлька отвернулась и прекратиля всяческое общение со мной. Интересно, она действительно устала или это тест на вшивость? Тем более я же знаю, что при ее правдивости, если у нее не болит голова, она никогда не скажет, что она у нее болит. Может нам было бы лучше, если бы она не была такой правдивой. Ладно.