Творцы заклинаний - Терри Пратчетт

— Слушай, — окликнул его кузнец. — Ты бы лучше объяснил мне, как правильно воспитывать волшебника. Видишь ли, в наших краях волшебников отродясь не бывало и…

— Все уладится само собой, — любезно заверил его Биллет. — Магия привела меня к тебе, она же позаботится обо всем остальном. Так оно обычно бывает. Кажется, я слышал крик?

Кузнец поднял глаза к потолку. Сквозь шум дождя до них донеслись звуки, издаваемые парой новеньких, работающих на полную мощность легких.

Волшебник улыбнулся.

— Пусть его принесут сюда.

Кошка у него на коленях уселась и заинтересованно уставилась на широкую дверь кузницы, а потом, когда кузнец подошел к лестнице и окликнул тех, кто был наверху, соскочила на пол и неторопливо удалилась в противоположный угол, мурлыча как ленточная пила.

По ступенькам спустилась высокая худая женщина, держащая в руках нечто, завернутое в одеяло. Кузнец торопливо повел ее к волшебнику.

— Но… — запротестовала она.

— Это очень важно, — напыщенно перебил ее кузнец. — Что нам делать теперь, господин?

Волшебник поднял свой посох. Посох достигал в высоту человеческого роста и был толщиной с Биллетово запястье. А еще его покрывала резьба, которая (кузнец аж моргнул) менялась прямо на глазах, будто не хотела, чтобы посторонние видели, что именно она изображает.

— Ребенок должен взять его в руку, — сказал Драм Биллет.

Кузнец кивнул, покопался в складках одеяла и, отыскав там маленький розовый кулачок, осторожно направил его к посоху.

Крошечные пальчики крепко обхватили отполированное дерево.

— Но… — вмешалась повитуха.

— Все в порядке, матушка, я знаю что делаю. Она ведьма, господин, не обращай на нее внимания. Так, что теперь?

Волшебник не ответил.

— Что нам делать те…

Кузнец, осекшись, наклонился и вгляделся в лицо старого волшебника. Биллет улыбался, но одним богам было ведомо, что показалось ему таким забавным.

Кузнец сунул ребенка лихорадочно мечущейся женщине, как можно более уважительно разогнул тонкие бледные пальчики и высвободил посох.

Посох был странно маслянистым на ощупь, словно статическое электричество. Само дерево казалось почти черным, но резьба светлыми пятнами выделялась на нем и резала глаз, стоило попробовать к ней присмотреться.

— Ну что, доволен собой? — спросила повитуха.

— А? О да. По правде говоря, да. А что? Она откинула складку одеяла. Кузнец взглянул вниз и сглотнул.

— Нет. Он же сказал…

— А что ОН мог об этом знать? — презрительно хмыкнула матушка.

— Но он же сказал, что родится сын!

— По мне так это не похоже на сына, приятель.

Кузнец тяжело хлопнулся на свой табурет и обхватил голову руками.

— Что же я натворил?! — простонал он.

— Ты подарил миру первую женщину-волшебника, — отозвалась повитуха. — А сто это у нас здесь? Сто это за плелесть?

— Чего?

— Я разговаривала с ребенком. Белая кошка замурлыкала и выгнула спину, словно ласкаясь к старому другу. Самое странное, никого рядом с ней не было.

“Какой же я дурак, — произнес чей-то голос, но слова эти не мог услышать ни один смертный. — Я думал, магия сама знает что делать”.

— ВОЗМОЖНО, ТАК ОНО И ЕСТЬ.

“О, если бы я мог что-нибудь изменить…”

— НАЗАД ХОДУ НЕТ. НАЗАД ХОДУ НЕТ, — прогудел глубокий, тяжелый голос, похожий на грохот закрывающихся дверей склепа.

Струйка небытия, которая некогда была Драмом Биллетом, задумалась. “Но у нее будет куча проблем”.

— НАСКОЛЬКО МНЕ ИЗВЕСТНО, В ЭТОМ И ЗАКЛЮЧАЕТСЯ СМЫСЛ ЖИЗНИ. ХОТЯ МНЕ ОТКУДА ЗНАТЬ? “А как насчет реинкарнации?” Смерть поколебался (не стоит забывать, что на Диске Смерть — мужского рода).

— ПОВЕРЬ МНЕ, ТЕБЕ ЭТО НЕ ПОНРАВИТСЯ.

“Я слышал, некоторые люди только этим и занимаются”.

— ЗДЕСЬ ТРЕБУЕТСЯ ПОДГОТОВКА. НУЖНО НАЧАТЬ С НИЗШЕГО УРОВНЯ И ПРОДВИГАТЬСЯ ВВЕРХ. ТЫ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ БЫТЬ МУРАВЬЕМ.

“Неужели это так страшно?”

— ЕЩЕ КАК. А С ТВОЕЙ КАРМОЙ Я БЫ И МУРАВЬЕМ НЕ НАДЕЯЛСЯ СТАТЬ.

Ребенка отнесли обратно к матери, а кузнец сидел, безутешно изучая дождь. Драм Биллет почесал кошку за ухом и задумался о своей жизни. Она была долгой — одно из преимуществ профессии волшебника, — и он натворил много дел, о которых ему не всегда было приятно вспоминать. Самое время…

— ЗНАЕШЬ ЛИ, ВРЕМЕНИ У МЕНЯ НЕ ТАК УЖ И МНОГО, — с упреком заметил Смерть.

Волшебник посмотрел на кошку, и только тут до него дошло, насколько странно она выглядит.

Живым невдомек, насколько сложно выглядит мир с точки зрения покойника, потому что смерть, освобождая разум от смирительной рубашки, в которой его держат три измерения, отсекает его также и от Времени, которое есть не что иное, как еще одно измерение. Хотя трущаяся о невидимые ноги Биллета кошка оставалась той же самой кошкой, которую он видел несколькими минутами раньше, она также являлась и крошечным котенком, и толстой, полуслепой старой кошачьей матроной, и всеми промежуточными стадиями. Одновременно. В результате кошка смахивала на белую кошкообразную морковку — описание, которым придется довольствоваться, пока люди не изобретут четырехмерные прилагательные.

Костлявая рука Смерти мягко постучала Биллета по плечу.

— ИДЕМ, СЫН МОЙ.

“Неужели я ничего не могу сделать?”

— ЖИЗНЬ — ДЛЯ ЖИВЫХ. КРОМЕ ТОГО, ТЫ САМ ОТДАЛ ДЕВОЧКЕ СВОЙ ПОСОХ.

“Да. Что есть, того не отнять”.

Повитуху звали матушка Ветровоск. Она была ведьмой. В Овцепикских горах этот вид деятельности считался вполне приемлемым занятием, и никто не мог сказать о ведьмах худого слова. Если хотел проснуться утром в том же обличье, в котором лег спать.

Кузнец все еще сидел, хмуро созерцая дождь, когда матушка снова спустилась по лестнице и похлопала его по плечу бородавчатой рукой.

Он поднял глаза.

— Что мне теперь делать, матушка? Как он ни старался, в голосе его невольно прозвучала мольба.

— Куда ты дел волшебника?

— Вынес на улицу и положил в дровяном сарае. Я правильно поступил?

— Пока этого достаточно, — бодро ответила она. — Теперь ты должен сжечь посох.

Они оба обернулись и посмотрели на тяжелый жезл, который кузнец поставил в самый темный угол кузницы. Еще немного — и у них создалось бы впечатление, что посох смотрит на них в ответ.

— Но он же магический, — прошептал кузнец.

— И что с того?

— А он сгорит?

— Никогда не видела дерева, которое бы не горело.

— Мне это кажется неправильным!

Матушка Ветровоск хлопнула створками ведущих в кузницу дверей и сердито повернулась к нему:

— Послушай-ка меня, кузнец Гордо! Женщина-волшебник — это тоже неправильно! Для женщины такая магия не годится, магия волшебников — сплошные книги, звезды и гимметрия. Ей этого ни за что не осилить. Ты вообще слышал о женщинах-волшебниках?

— Но ведьмы-то существуют, — неуверенно отозвался кузнец. — И чародейки тоже.

— Ведьмы — это совсем другое дело, — отрезала матушка Ветровоск. — Это магия, исходящая из земли, а не с неба, и мужчинам ей никогда не овладеть. А о чародейках вообще лучше не говорить. Послушай моего совета, сожги посох, похорони тело и сделай вид, что знать ничего не знаешь.

Кузнец неохотно кивнул, подошел к наковальне и принялся работать мехами. Когда из горна полетели яркие искры, он вернулся за посохом.

Кузнецу не удалось сдвинуть его с места.

— Он вроде как прилип!

Кузнец дергал упрямую палку, пока у него на лбу не выступил пот. Палка упорно отказывалась поддаваться его усилиям.

— Дай-ка я попробую, — предложила матушка и потянулась к посоху.

Что-то щелкнуло, и в воздухе запахло каленой жестью.

Кузнец, слегка поскуливая, торопливо бросился к матушке, приземлившейся вверх ногами у противоположной стены.

— Ты не ушиблась?

Она открыла глаза, похожие на гневно сверкающие бриллианты.

— Понятненько. Значит вот ты как, да?

— Как? — переспросил совершенно обалдевший кузнец.

— Помоги мне подняться, болван. И принеси топор.

Ее тон ясно давал понять, что кузнец поступит очень благоразумно, если немедленно послушается. Он разворошил кучу старого хлама в глубине кузницы и извлек старый обоюдоострый топор.

— Отлично. А теперь сними передник.

— Зачем? Что ты задумала? — удивился кузнец, явно утративший контроль над ситуацией.

Матушка раздраженно вздохнула:

— Это кожа, идиот. Я оберну ее вокруг ручки. На одну и ту же уловку я дважды не поймаюсь!

Кузнец кое-как стянул тяжелый кожаный передник и осторожно подал его ведьме. Она обернула топор и сделала пару пробных взмахов. Изрядно смахивающая на паука в свете раскалившейся почти добела наковальни, матушка Ветровоск пересекла кузницу и, торжествующе крякнув, с размаху опустила тяжелое лезвие на середину посоха.

Что-то щелкнуло. Что-то вжикнуло, как куропатка. Что-то гулко стукнуло.