Сторож - Ги Мопассан

Он убежал, и больше я его в тот вечер не видел.

Но Кавалье казался совершенно убитым.

— Дурной у него нрав! — сказал он.

Во время обеда он все повторял:

— Ах, как это меня печалит, сударь, я и сказать не могу, как это меня печалит!

Мои попытки утешить его были напрасны. Я лег спать спозаранку, чтобы на заре выйти на охоту. Собака моя уже спала на полу возле моей кровати, когда я задул свечу.

Среди ночи меня разбудил бешеный лай Бока. И тотчас я увидел, что комната полна дыма. Я вскочил с постели, зажег свечу и, подбежав к двери, распахнул ее. Ворвался вихрь пламени. Дом горел.

Я быстро захлопнул толстую дубовую дверь и, натянув брюки, спустил сначала в окно на веревке, сделанной из скрученных простынь, собаку, затем выбросил во двор всю одежду, охотничью сумку, ружье и, наконец, вылез сам тем же способом.

Затем я принялся кричать во все горло:

— Кавалье! Кавалье! Кавалье!

Но сторож не просыпался. Старый жандарм спал крепким сном.

Между тем в окно было видно, что весь первый этаж обратился в раскаленное горнило; при этом я заметил, что помещение набили соломой, чтобы дать пищу пламени.

Итак, дом подожгли!

Я снова неистово закричал:

— Кавалье!

Тут мне пришло в голову, что он может задохнуться от дыма. И, словно по наитию, я зарядил ружье двумя патронами и выстрелил прямо в окно.

Все шесть стекол, выскочив из переплетов, разбились вдребезги, и осколки посыпались в комнату. На этот раз старик услыхал и в одной рубахе появился в окне, растерянный и до безумия испуганный отблесками пламени, ярко освещавшими весь двор.

Я крикнул ему:

— Дом горит! Прыгайте в окно! Скорей! Скорей!

Сквозь щели нижнего этажа внезапно вырвались языки пламени, они лизали стены, подбирались к старику, грозили отрезать ему путь. Он прыгнул и встал на ноги, как кошка.

Он прыгнул вовремя! Соломенная крыша вдруг провалилась посредине, как раз над лестницей, образовав отдушину для огня, бушевавшего в нижнем этаже; огромный красный сноп пламени поднялся в воздух, рассыпался брызгами, как струи фонтана; огненный дождь полил вокруг хижины.

Еще несколько мгновений — и весь дом охватило огнем.

Кавалье растерянно спросил:

— Где загорелось?

Я ответил:

— Подожгли кухню.

Он пробормотал:

— Кто же мог поджечь?

И внезапно я догадался:

— Мариус!

Старик все понял. Он пробормотал:

— Иисус-Мария! Так вот почему он не вернулся домой!

Но тут ужасная мысль промелькнула у меня в голове. Я воскликнул:

— А Селеста? Селеста?

Он ничего не ответил, и в ту же минуту дом рухнул у нас на глазах, превратившись в чудовищный костер, сверкающий, слепящий, кроваво-красный, в настоящее море огня; значит, несчастная женщина сгорела и сама стала лишь языком пламени, пламенеющим куском человеческой плоти.

Мы даже не слышали ни единого крика.

Огонь уже подбирался к соседнему сараю, я вспомнил о своей лошади, и Кавалье побежал выпустить ее.

Едва он открыл дверь конюшни, как чье-то гибкое тело быстро проскользнуло у него между ног, и старик упал. То был Мариус, удиравший во все лопатки.

Сторож тут же вскочил. Он хотел было бежать вдогонку за негодяем; но, сообразив, что не поймает его, обезумев от непреодолимой ярости и поддавшись одному из тех бессознательных и внезапных порывов, которых нельзя ни предупредить, ни сдержать, схватил мое ружье, лежавшее поблизости на земле, и прицелился. Не успел я опомниться, как он уже выстрелил, даже не проверив, заражено ли ружье.

Один из патронов, которыми я зарядил ружье, чтобы предупредить Кавалье о пожаре, остался неиспользованным, заряд попал беглецу прямо в спину, и Мариус свалился наземь, обливаясь кровью. Он принялся тут же скрести землю руками и ногами, словно хотел еще бежать на четвереньках, как смертельно раненный заяц от приближающегося охотника.

Я бросился к нему. Мальчик уже хрипел. Прежде чем потушили пожар, он умер, не вымолвив ни единого слова.

Кавалье, все еще в одной рубахе и босой, стоял около него точно в столбняке.

Пришли люди из деревни и увели моего сторожа; он, казалось, сошел с ума.

Меня вызвали на суд в качестве свидетеля, и я подробно, ничего не изменяя, рассказал, как все произошло. Кавалье был оправдан. Но он исчез в тот же день и навсегда покинул эту местность.

Я никогда больше его не встречал.

Вот, господа, моя охотничья история.