Подопечный - Сергей Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И что самое интересное! Я тоже понял, что отвязаться от Клавки так просто не получиться. И я, здоровый бугай, влип в это дерьмо как… Идиот. По буквам и с расстановочкой. Кончилась жизнь беззаботная. Наступает прессинг и тирания. И никто не вспомнит, что был такой парень – Васек Веселов. Ну я и…
– А теперь за мной, касатик…
И не было в этом голосе просьбы. Только приказ.
Обреченно вздохнув, я, подцепленный железными ручищами новой подруги, покорно поковылял рядом. А в голове замельтешили черные замыслы избавления.
Нет, ребята! Я не тюфяк деревенский. И уж отмахнуться от Клавки смог бы. Но бить женщину? Я хоть и в дерене родился, но тож кое чего понимаю в джентльменстве. За это меня в деревне и любят. И в армию потому не призвали. Кстати, занятная история получилась с этой армией.
Лет десять назад, когда повесточку принесли, я весь колхоз на уши поставил. В смысле, загулял на последок. По страшному.
Дошло такое дело до самого председателя. Тот сразу собрание собирать. Так мол и так, нельзя парня в армию пущать. Колхозу он нужнее.
Я на том собрании тоже присутствовал. В хлам. Но все отчетливо помню.
Вот значит. И поперся председатель во главе делегации из знатных комбайнеров и доярок в район. Меня конечно с собой прихватили. На подводе. Нетранспортабелен был.
Сразу к комиссару. В кабинет. Всей толпой. А вы видели толпу, состоящую из знатных колхозников? От одних навозом несет, а от других солярой за версту разит. Да я еще со страшным перегаром.
Завалились мы, эдак человек двадцать в кабинет. Меня в угол прислонили, а сами к комиссару.
Сидит. С погонами. Глаза – во! Рот нараспашку. Потом опомнился. Стал охрану звать. На испуг хотел взять.
Но председатель быстренько ситуацию прояснил. Мол, парень для деревни, как премьер-министр для страны. И под стол комиссару сумки полные. Звенящие. Всей деревней собирали. Месячный запас, так сказать.
Комиссар сразу вник в положение дел, закивал, за поддакивал. Кликнул офицеров своих. Вот значит, говорит, с парнем требуется разобраться. Он мол, во всем районе один такой. И профессия у него дюже для нашей родной родины редкая. И ценная. Без него колхоз пропадет. К тому ж один парнишка растет. (Это правда была. Моманька моя, когда рожала, померла. А папашка после того дня запил и вскорости нашли его в канаве…)
Ну что, говорит комиссар, делать станем?
Офицеры его погалдели, пошептались, а потом решение вынесли.
Один говорит:
– В бронетанковых войсках данный призывник служить не может по причине большого роста. Негоден.
Второй:
– В летчики тож не годиться. Он же весь протирочный спирт продышит. Ну его на хрен.
В пехоту то ж не подошел.
Мужик с тремя звездами, зеленый весь, как елка, четко заявил, что на таких амбалах армия запросто вылетит в трубу. Не накормишь и не обуешь.
Но убедительнее всех сказал молодой лейтенантик.
– Данный индивидуум, – а сам весь разволновался, раскраснелся, – Внесет в Вооруженные Силы беспорядок и сумятицу. Дедовщина с его комплекцией ему не страшна, а то глядишь наоборот, дембелей вообще не останется. Не нужон он нам. Вооруженные наши доблестные Силы обойдутся без него.
Я уж разобидеться хотел, да председатель вовремя меня под руки выволок на улицу. Обратно на телегу и прямиком в деревню.
Так я в армию и не попал. Да и куда мне. Всего то шесть классов. Из седьмого выперли. Директор школы застукал меня на сеновале со своей дочкой в непотребном виде. Что там было…!
У нас же не как в американской рекламе. Да знаете вы! Эт когда парень покупает в аптеке изделие номер два по нашему, а аптекарь желает ему приятно провести время. А потом парнишка с кралей своей появляется у нее дома, и она папаше-аптекарю представляет ухажера своего. А аптекарь с газетой. Чуть с кресла не взбрыкнулся.
Дурная реклама. Но со смыслом. Прежде чем по девкам шляться да в гости переться, узнай наперво, кто папаша.
Так о чем это я? Да! Из школы вылетел, плюнул и пошел работать. Зато профессия у меня действительно знатная. Эт да! Во всем районе я один такой и есть. Незаменимый и единственный. Что за работа? А я не говорил еще?
Во блин, с Клавкой и не про такое забыть можно. По научному назвать, аль как? Ага. Ну тогда я… этот… как его – скрещиватель крупного рогатого скота. Так сам председатель говаривал. А я ему верю. Председатель дурного не скажет. Жаль конечно, что пока он там в больнице валяется, колхоз расформировали. Но на мне это не отразилось. Быки и коровы, они как хотели, так, стало быть, без существенных изменений.
– Вась! – Клавка снова выкобениваеться. Думу думать не дает, – А свадьба когда?
Я сделал вид, что споткнулся на кочке. Вот разобрало. Они ж бабы от чего сейчас дурные? Насмотрятся сериалов и хотят как там. Красиво и с чувством.
– Вася!
– Покумекать надо.
А что кумекать? Надо спасаться, а то затянет.
– Вот и хорошо, – Клавка моментально успокоилась и уже до самого клуба шла молча. За что мне и нравятся дурные девки.
Я не то чтоб баб не люблю. Я ж все таки мужик. Да и работа настраивает. Но… По секрету великому…
Есть у нас в деревне одна дивчина. Любавой зовут. Вот уж по ком тоскую. Как увижу – сердце щемит.
Волосы – во! Глаза – вот такие! Ресницы – как… душа замирает. Да и все остальное на месте. Ну понятно, да?
Но не с моим образованием в калачный ряд лезть. К Любаве и не такие мужики заворот делали. Но никого не подпускает. Хоть тресни. У нее, в отличии от Клавки, другой свих. Какая-то она сама в себе. Задумчивая. Странная. Все на звезды смотрит, да книжки умные почитывает. Я к ней, правда и не подходил. Чё зря стараться. А уж после сегодняшнего совсем в глаза не взглянуть. И как жить то? Убью я Клавку…
В клуб мы ввалились под гробовую тишину и обширную, во все зубы, Клавкину улыбку.
– Ну чё уставились, козлы? Влюбленных не видели?
При этих словах я сделал вид, что запнулся о табуретку.
– Стоять!– Клавка подтянула меня к себе и сквозь зубы бросила остальным, – А ежели кто улыбнется, враз изувечу.
Желающих возмутиться не нашлось. Все сразу как то засуетились, замельтешили. Кто в сортир надумал, кто на улицу папироску подымить. А кто в пол уткнулся. Половицы полусгнившие разглядывать.
Клавка широким шелбаном согнала с лучших мест малолеток и усадила меня рядом.
– И что б не дергался.
Тут не выдержал мой лучший корешок Ванюха.
– Да ты че, Васек? Сдурел что ли? На какой хрен она тебе нужна? Грымза озабоченная…
Ох, лучше б ты помолчал, милый мой дружок Ванюха.
Лицо Клавки побелело. Глаза ее уставились в одну точку, стали ледяными и безжалостными.
В гробовой тишине она медленно поднялась с места, насупила брови, подтянула к заплывшей талии руки и… , словно танк, ничего не видя и не разбирая, ломанулась в Ваньке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});