Год жжизни - Евгений Гришковец

В Калининграде погода опять испортилась. Самая писательская погода: дождь и прохладно, настроение печальное. Пока не начал писать книги, даже не знал, что заканчивать книгу очень грустно, и ещё есть ощущение, что книга заканчивается сама, то есть не я её заканчиваю, а она сама заканчивается, и становится очень грустно.

У меня есть два коротких текста для бесконечного мегатекста под названием «Настроение улучшилось»: этот текст состоит из бессчётного числа эпизодов про улучшение настроения без применения химических препаратов.

1. Случается, встанешь в очередь в кассу, а кассы две, и очереди длинные. Стоишь и видишь, что соседняя очередь движется быстрее, ну и думаешь: чёрт возьми, опять встал не в ту очередь, надо было встать в другую, а ещё лучше было занять место в обе. Настроение ужасное, и твоя очередь едва ползет… И вдруг — раз, одна касса закрылась, и совсем даже не та, в которую стоял, то есть, оказывается, ты стоял в правильной очереди. И настроение улучшилось!

2. Бывает, выдастся летнее воскресенье, и вроде погода хорошая, дождь обещали, а он не пошёл. И всё как будто неплохо, просто настроение дурацкое. Сидишь дома, ничего хорошего придумать не можешь. Все друзья куда-то поразъехались. Пытаешься читать книгу, — не читается, пытаешься что-то обдумывать — не обдумывается. А ещё с самого утра по комнате летает муха, здоровая такая и ужасно вёрткая. Только начнёшь читать книгу — она зажужжит. И главное, не садится на такое место, где её можно было бы прибить. Или в окно начинает биться, ты к окну — она от окна. В конце концов, ты уже ни о чём думать не можешь, только об этой мухе. Но всё-таки ты успокоился, притаился у окна, за шторкой, и муха прилетела, стала биться в окно, тут ты её — раз ладошкой — и прижал к стеклу. Прижал, подержал и придавил, и даже почувствовал, как она слегка хрустнула под пальцами. Потом брезгливо, двумя пальцами, взял за крылышко, отнёс в туалет, бросил в унитаз, смыл воду… Стоишь, моешь руки прохладной водой, а настроение улучшилось!

Какая всё-таки странная и сложная штука — текст. Стоит его чуть-чуть видоизменить, например, неправильно разбить на абзацы или главы, и он обретает совершенно другое значение. Это в театре: сказал не то, понял, извинился и сказал как надо. Потому что в театре у тебя есть глаза, голос, жесты, возможность сделать паузу или наоборот, ускориться до предельной возможности. А текст — это буквы, слова, и каждый сам решает, с какой скоростью ему это читать. Так что композиция текста и даже его графика — очень важные и требующие постоянного изучения вещи.

Я уже давно понял, что мне очень хочется быть понятным. Прямо непреодолимое желание высказаться так, чтобы было понятно. И я радуюсь, когда узнаю, что достиг своей цели.

Я учился когда-то в Кемерове в школе с английским уклоном и совершенно не понимал, зачем изучаю английский язык. Я не думал, что у меня будет когда-нибудь шанс поговорить с кем-то по-английски. После школы, в университете, английский нам преподавали очень плохо, три года на флоте обошлось тоже без английского. Короче, спустя много лет после школы я попал в Берлин, и мне пришлось говорить по-английски. Не на уроке, а так говорить, чтобы поняли. Я помню этот момент, когда заговорил на другом языке и был понятен другим: то-то было счастье! А оказывается, по-русски понятно говорить, — а уж тем более писать — намного сложнее. Английский я знаю плохо, поэтому мне легко на нём говорить. А в русский забираюсь всё глубже и глубже, и становится всё сложнее и сложнее.

Вот есть загадка: «Без окон, без дверей, полна горница людей». Из текста совершенно не следует, что это огурец. Текст не даёт ни единого шанса понять или хотя бы догадаться о том, что это. Но мы знаем с детства, что огурец. Многие поколения русских людей обманывают детей, когда это утверждают.

АВГУСТ

Я вовсе не горжусь тем, что не владею компьютером, как гордятся многие, заявляя, что у них дома нет телевизора, что они не читают газеты или отказались от мобильного телефона. Мне компьютеры даже нравятся, особенно как они выглядят. Но я не владею. И знаю, что овладение компьютером — процесс вполне бесконечный, а я могу прожить и без этого. В школе я очень плохо учился по алгебре и по физике. Ребята, которых я не считал умнее себя, учились по этим предметам много лучше. Я по этому поводу какое-то время переживал, а потом перестал, ну не получалось у меня учиться хорошо по этим предметам.

Я очень люблю автомобили, но машину водить не умею. Учился, брал уроки вождения. Во время шестого урока в нас врезалась патрульная машина. Мой инструктор был не пристегнут и вылетел через лобовое стекло, я отделался легким испугом и несколькими царапинами. Мы были не виноваты, но это не имеет значения, просто с тех пор я боюсь. И ещё мне очень нравится во время езды в автомобиле смотреть по сторонам, всегда. Даже когда еду по самой знакомой дороге. Я понимаю, что водить машину не научусь, хотя это обычное дело и многие-многие миллионы, кто хорошо, кто очень плохо, но машины водят.

С компьютером та же история. Я не знаю клавиатуру, никогда прежде не печатал на машинке, так что пишу ручкой. С печатной машинкой у меня связано к тому же неприятное воспоминание. В юности я сильно травмировал указательный палец правой руки, долго носил гипс, месяца три. Делать ничего не мог, пытался писать левой рукой, получалось плохо. Тогда я решил освоить печатную машинку, тыкал в нее пальцами левой и двумя пальцами правой руки. Поскольку времени было много, пытался писать стихи. Стихи были ужасные. Мне приятно думать, что они были такими скверными из-за печатной машинки. В общем, не надо мне этого.

Я совершенно не горжусь тем, что компьютером не владею, но и волосы на голове из-за этого не рву. В конце концов, какой бы я ни был неграмотный, хоть и с посторонней помощью, я сижу в ЖЖ. И машина у меня есть, её прекрасно водит моя жена, и я по этому поводу не переживаю.

В Эгейском море шторм. (Неплохо звучит!) Вчера скучали с друзьями вечером и рассуждали на тему сущности отдыха. Выясняется, что наука отдыхать весьма тонкая и сложная. Труднее всего выяснить — от чего отдыхать. Я-то уверен, что отдых нужен для того, чтобы соскучиться по дому, по работе и по повседневности.

И в связи с этим я вчера разработал маршрут очень быстрого и максимально недорогого отдыха: нужно сесть в поезд «Москва — Сочи», который прибывает в семь утра, в плацкартный вагон на боковую полку. Выехать надо в пятницу, в субботу в семь вы в Сочи. В гостиницу вам не надо, вещей у вас с собой нет. Сразу же находите место, где продают местное вино. Рекомендую «Изабеллу». Покупаете трёхлитровую банку и идёте на пляж. Пляж может быть любой, главное поторопиться. В восемь — начале девятого вы на пляже. Нужно быстро выпить два литра вина, в процессе пару раз искупаться. В девять — начале десятого вы пьяные — в ЖЖ… (Если ваш организм стойко переносит алкоголь, возьмите местного портвейна.) И вот, в состоянии сильного опьянения, нужно уснуть на самом солнцепеке. К двум часам вы просыпаетесь, сгоревший до пузырей, со страшным похмельем, которое даёт только «Изабелла», и солнечным ударом. Тут можно ещё окунуться в море, допить вино, попробовать съесть местный чебурек или шашлык. Главное, чтобы всё было жирное! Дальше сами понимаете, что с вами может произойти…

И тут вы спешите на вокзал, падаете в поезд. (Есть поезд, который уходит из Сочи в Москву примерно в шестнадцать часов.) Плацкарт, боковая полка. В понедельник вы на работе.

Вы на целый год сыты по горло ощущением путешествия в поезде. В море искупались, загорели так, что больше не хочется, южных вин попили, экзотической еды поели, всего получили в переизбытке, даже думать об этом тошно, а главное — сильно соскучились по дому.

Моим друзьям маршрут понравился, все посмеялись. Практично и существенная нотка ностальгии в этом есть.

А в Эгейском море шторм. Мы укрылись в маленькой бухте маленького острова. Скучно и прекрасно. Рыба не клюет.

Как это ни удивительно, я сыграл около тысячи спектаклей в разных городах и странах. Есть уже и опыт и самые разнообразные навыки доведения спектакля до конца даже в экстремальных условиях. Я делаю театр, который не скрывает того, что это театр, то есть мой персонаж на сцене всегда обращается к тем людям, которые сидят в зале и отдают себе отчёт в том, что театр — это довольно странно и ситуация спектакля — нечто по крайней мере необычное. Поэтому и я, и мой персонаж, мы вместе видим и слышим всё, что происходит в зрительном зале и обязательно на всё реагируем. Когда играешь спектакль в зале почти на тысячу мест, может случиться всякое. Я не говорю про звонки мобильных, про появление в зале пьяных, сумасшедших, не говорю про сердечные приступы или приступы астмы. Случалось всякое. Я всегда на это старался отреагировать адекватно, спасти спектакль и никогда не гневался. Но когда во время спектакля отдельные зрители демонстративно встают и так же демонстративно, чтобы видел не только я, но и вся публика, уходят, я сержусь. Я какое-то время никак не мог понять причины своего гнева. Во-первых, такие демарши встречаются очень редко, во-вторых, рассуждал я, человек купил билет, и если ему не нравится, он может делать что хочет, в-третьих, если я вышел на сцену, то должен быть готов ко всему, ну и так далее… Это я всё понимал, но продолжал сердиться. И вот однажды, намеренно не буду говорить в каком городе, я исполнял спектакль «Дредноуты», и в самом конце спектакля из середины зала, из третьего ряда, встала пара в светлых одеждах. Высокий и очень полный мужчина и с ним молодая блондинка. Я в это время исполнял очень важный для спектакля фрагмент, к которому долго готовил зрителей и шёл сам. То, как они встали, и то, как выходили, было не просто покидание зала, это было выступление. Да ещё, уходя, блондинка сказала мне во всеуслышание: «Мой муж про эти корабли знает всё лучше вас». Ох, я тогда и отыгрался на этой паре, под одобрительный смех всего зала! Признаюсь, жестоко отыгрался. И тогда же понял, почему сержусь на подобные демарши. Мне в такие моменты обидно не за свой спектакль и даже не за то важное и дорогое, что в этих спектаклях для меня есть. Мне всегда обидно за атмосферу в зале, и ещё я не терплю наглости, наглость ничем не может быть оправдана.