Послеполуденный отдых фавна - Адольфо Касарес

– Значит, нет и твоего кошмарного падения.

Я пустился в рассуждения о том, что все случившееся будет правильно рассматривать как сновидение, а значит, ему нельзя приписывать никакой реальности.

– Это слишком легко, – возразила она.

– Может ли миг внезапного головокружения поколебать твою любовь, незыблемую как скала? И затем, – продолжал я, – близится время, когда общество, люди пересмотрят понятие измены. Измена! Что за устрашающее слово! Скоро самые изощренные любовные истории станут нечитаемыми, настолько они покажутся смехотворными. Никто не поймет той серьезности, с которой мы относились к изменам. В ней увидят только навязчивую идею писателей нашего времени, – как навязчивая идея женской чести, сосредоточенной в одном месте, занимала умы классиков. Не будем придавать значения вещам, которые того не стоят. Любовь не в этом. Она – не игра и не развлечение. Если мы хотим знать правду…

Не помню, чем в точности я закончил, но там были слова: «Любовь выше всего», и еще я ухватился за «незыблемое».

Так приводил я одно доказательство за другим – а тогда я был действительно красноречив, не то, что сейчас, – и, опьяненный собственной логикой, прикрыл глаза; помню отлично, что, перед тем как открыть их, я подумал: «Победа за мной»; но сразу же пришло и первое сомнение: «Не отвергнет ли она наилучшие доводы?» Сколько раз я встречал это в женщинах! Наверное, им лучше ведомы тайны жизни: мы думаем, что только чудо представит нам вещи в другом свете, а женщины просто берут и совершают чудо, находят правильные доводы, которые уничтожают все наши измышления, – и мы чувствуем себя глуповатыми детьми, рассуждающими о том, о чем не имеют понятия.

Ольга в знак отрицания слегка покачала головой. С беспредельной нежностью, будто и вправду разговаривая с ребенком, она произнесла:

– Нет, дорогой мой. Все твои слова хороши только в теории. Тебе еще непонятно, что в любви распоряжаются чувства, а не разум, – а разве чувства подчиняются воле? По этой же причине любовь не нуждается в длинных фразах. Возьми религию: мы думаем, что имеем дело с чем-то несомненным, но стоит начать рассуждать, как ничего не остается или, еще хуже, все становится просто смешным. Наверное, любовь – игра, а в игре нужно соблюдать правила. В любом случае это очень хрупкая вещь: не вздумай обращаться с нею так, как сделала я, иначе она разобьется – и навсегда.

Тогда я подумал: «Мы ничему не учимся». Как уже не раз бывало, гордость за свои умственные способности заставила меня впасть в обычную ошибку: я представлял жизнь и мир прозрачными для разума, – и, как уже не раз бывало, женщина показала мне, что во всем есть некий туманный уголок, область необъяснимого.

– Настоящая любовь, – упорствовал я, – не так беззащитна. Она не рассыпается от малейшего дуновения. Любовь выше всего.

Я спорил и возражал со все возрастающим жаром, убедив сам себя. По Ольге было заметно, что вся моя диалектика для нее – пустой звук. Она снова перебила меня:

– Если бы начать все сначала и пройти по жизни, не оступившись!

Меня тронула неподдельная боль в голосе Ольги. Чего бы я не дал, чтобы утешить ее! Передо мной сидела уже не женщина, возбуждающая желание, а грустная сестра. Я призвал на помощь все силы моего рассудка в лихорадочных поисках неопровержимого довода. Пока что, за неимением лучшего, я задал вопрос:

– Как случайное падение может запятнать страсть?

– Никак. Но любовь – это не только страсть.

Негр Акоста7 как-то проницательно заметил, что женщины устроены по-другому, чем мы. Поглощенные целиком каким-нибудь предметом спора, мы всегда забываем, что настоящие причины лежат немного в стороне.

– Каждое мгновение, – заявил я в конце концов с торжествующим видом, – каждый час, каждый день отдаляют тебя от этого, и если ты будешь настойчива, то однажды все забудется, и очень скоро.

– Буду настойчива? – Она слегка подскочила на месте. – В чем?

– В чем? – повторил я, желая выиграть время, настолько плоским и ненужным казался мне ответ. – В любви к мужу, в верности ему, во всем, что меня не устраивает, черт побери.

Я готов был поклясться, что моя идиотская бестактность вызовет улыбку. Совсем нет. Я не преувеличиваю: на лице Ольги внезапно появилось выражение смертельной усталости. Будто делая огромное усилие, она ответила:

– С тех пор и поныне он не считает нужным соблюдать мне верность. Ты понимаешь?

Я, конечно, понял, но она сама убедила меня в обратном с таким искусством, что в тот момент я не смог – как лучше сказать? – воспользоваться ее несчастьем.

От стойки администратора донесся шум: кто-то вошел в гостиницу. Несомненно, у Ольги и у меня промелькнула одна и та же мысль. Когда мы разглядели наконец прибывшего, Ольга произнесла с облегчением:

– Это не мог быть мой муж. Я же объяснила, что он отправился на ферму на целый день.

– А где случилась история с торговцем?

– В отеле…

Не спрашивайте, в каком городе, – Асуль8 или Лас-Флорес9, в каком именно отеле: разве это имеет значение? Взамен скажу вам, что, отвечая, она поглядела мне в глаза с некоторым – слишком громкое слово для столь краткого события – вызовом.

Молчание. Слышно было тиканье секундной стрелки на моих часах. Ольга явно опечалилась. До нее можно было дотронуться – Боже мой, еще прекраснее была она в печали, – и я подумал, что если потеряю ее сегодня, то потеряю навеки.

– Еще по рюмке, – попросила она.

Кто-то из вас, быть может, подумает, что мне хотелось наказать ее – из чувства превосходства. Нисколько. Я твердо верю, что она говорила от чистого сердца и была искренней с начала до конца. Просто мне не хватило умения следовать все время за мыслями Ольги и быстро переходить от одной к другой. И только поэтому я ее потерял.

Название рассказа – это также название стихотворения французского поэта Стефана Малларме (1842-1898).

Тандиль – город, округ, горная гряда в провинции Буэнос-Айрес.

Юг – так (с большой буквы) в Аргентине называют Патагонию (территория между рекой Рио-Колорадо и Огненной Землей).

Прекрасной эпохи (фр ).

Прекрасная эпоха – так французы обычно называют начало XX в. (до Первой мировой войны).

Ротарианцы – члены клуба Ротари – международной ассоциации негоциантов, созданной в 1905 г. в Чикаго. Эмблема клуба – зубчатое колесо..

Хуарес – здесь: округ на северо-западе провинции Буэнос-Айрес.

Негр Акоста – в произведениях различных авторов, описывающих Буэнос-Айрес середины XX в., негр Акоста упоминается неоднократно: видимо, он был весьма заметной фигурой в аргентинской столице того времени.

Асуль – город в южной части провинции Буэнос-Айрес.

Лас-Флорес – город в Южной части провинции Буэнос-Айрес.