Психология имени - Ром Харре

 Некоторые прозвища описывают качества ребенка: физические, интеллектуальные или свойства характера. Они - основа для создания имени. Блестящий пример такой практики в действии описан в современном романе Ле Карре (Le Carre). “В пору весенних экзаменов мальчишки удостоили Джима прозвища. Они предприняли несколько попыток, пока, наконец, не удовлетворились. Сначала попробовали звать его Гусаром, намекая на его армейские повадки, некоторую безобидную грубоватость и склонность к прогулкам в одиночестве. Но прозвище Гусар не прижилось. Тогда был испробован Пират, потом - Гуляш, отчасти навеянный его страстью к мясным блюдам, отчасти его безупречным французским. Но и Гуляш их не удовлетворил: этому прозвищу недоставало намека на его скрытую силу. Наконец они остановились на прозвище Рино (Носорог). Оно отчасти было навеяно его любовью к физическим упражнениям, которую они не могли не заметить. Рано поутру, ежась под холодным душем, они видели, как он с рюкзаком за спиной возвращается с утренней прогулки. А поздно вечером они видели в окне силуэт Рино, боксировавшего с тенью...

 Многие события, совпадения в жизни служат источником возникновения прозвищ. Представьте девочку, которой на уроке французского всякий раз, когда наступает ее очередь читать фрагмент из учебника, достается фраза, начинающаяся словами “J’aime”. Дотоле “безымянная”, девочка приобретает кличку Джем. Или представьте мальчика-подростка, которого ломающийся голос подвел на уроке французского при чтении слова “coupable”; с той поры за ним закрепилась загадочная кличка Куп. Прозвища, связанные с событиями, в антропологии называют внешне мотивированными.

 Другие категории - внутренне мотивированные прозвища. В их основе - вербальная аналогия. Это, например, связь официального имени и прозвища. Так, имя Стефен Хилл обращается в Чилл, а затем в Чарли. По-моему, также внутренне мотивированными являются культурные аналогии, когда, например, некто по имени Дональд начинает зваться Дак. С культурной аналогией связан либо является ее вариацией и другой прием, в котором сочетаются внутренняя и внешняя мотивации, например, когда школьники зовут свою учительницу Кики, потому что она внешне похожа на персонаж телепередачи - кукольную лягушку.

 Наконец, существуют традиционные клички, ассоциируемые с внутренне мотивированными прозвищами, например, Нобби (элегантный, шикарный) вместо Кларк или Дасти (пыльный) вместо Миллер, либо ассоциируемые с социальной ролью, продиктованной очевидными внешними качествами, например, Порки (Толстяк).

Система присвоения прозвищ оказывает огромное влияние на процессы порождения и поддержания общественного порядка, который создают дети в рамках своего автономного детского сообщества. В целом система именования оказывает влияние в трех направлениях. Во-первых, она отмечает тех, кого отвергает детская группа. Во-вторых, она обозначает сплоченную группу тех, кто обладает привилегией величать друг друга по прозвищам. (Так, тринадцатилетние девочки-подростки обращаются друг к другу по прозвищам. Включение в их группу или исключение из нее обозначается переходом либо к прозвищу, либо к официальному имени.) Наконец, имеет место процесс, посредством которого выдвигаются лидеры данного микросообщества.

 Нам необходимо рассмотреть два важных момента, чтобы понять значение этих вербальных процессов. Насколько тесно вокруг прозвища группируются качества и в какой мере они принимаются тем, кто носит прозвище? Насколько тесно эти качества группируются вокруг центрального атрибута прозвища, из которого оно и произросло? То есть, в какой мере прозвище Толстяк для упитанного мальчика является его описанием, а в какой - ролью?

 Этнографы говорят о тенденции, согласно которой тот, кто происходит из клана Орла, по отношению к другому клану, скажем, Медведя, начинает “вести себя по орлиному”. Один весьма наблюдательный молодой этнограф описывает постепенное обретение кошачьих повадок некой особой, получившей прозвище Пусси (Киска) исключительно из-за формы глаз. По аналогии с влиянием имени-тотема можно допустить, что характеристики прозвища порождают определенный стиль поведения, с помощью которого носитель прозвища стремится ему соответствовать.

 А как насчет традиционных прозвищ вроде Толстяк, Грязнуля? Они воспроизводятся из поколения в поколение и, похоже, относятся к основам автономной детской субкультуры. Полагаю, что такие традиционные прозвища - это не просто фиксация каких-то качеств. Прозвище относит ребенка к определенному классу. Новая роль и предписанный ей стиль поведения выступают гораздо более важными характеристиками носителя прозвища, нежели его внешние качества. Уместно спросить, насколько толстым должен быть Толстяк и насколько грязным - Грязнуля. Однако, насколько мне известно, исследований по этому вопросу не проводилось.

 Поскольку этнография загадочного племени детей еще далека от совершенства, приходится в отсутствие адекватных научных данных обратиться к литературным описаниям, из которых я хочу выделить два весьма определенных класса толстых мальчиков. Билли Бантер (Жиртрест) действительно крупный мальчишка с большим животом, который может, пользуясь своим весом, расталкивать окружающих, но который в сложной ситуации готов разреветься. Пигги (Хрюша) - упитанный отличник в очках с толстыми линзами, который двигается по-девчачьи и совершенно не годен для подвижных игр. Смею утверждать, что оба эти типа определяются скорее социальными, а не физиологическими чертами, и толстому мальчишке суждено быть отнесенным либо к одному классу, либо к другому. Думаю, в каждой детской группе отнесение к данному классу тем или иным образом может быть осуществлено лишь однажды, то есть в группе будет только один Жиртрест и один Хрюша. Чтобы объяснить существование этих типов и их роль в жизни сообщества, понадобится гораздо более обширное исследование, нежели те, что уже проделаны.

Давайте внимательнее присмотримся к классу “Пигги”, поскольку мы имеем исключительную возможность рассмотреть одного из представителей этого класса, описанного гениальным писателем Уильямом Голдингом в качестве главного героя его романа “Повелитель мух”. Пигги - архетипический персонаж, потомок Фальстафа и Санчо Пансы. Его антипод - Ральф, высокий и атлетически сложенный. Пигги невысок и очень толст. В соответствии с архетипом он “вне игры”. “Дядюшка запретил мне бегать, - объясняет он, - из-за астмы”. Он отмечен своим физическим несовершенством как “единственный мальчик в школе, страдающий астмой”, и его очки - важный атрибут архетипа - выступают как предмет гордости. Он признается Ральфу: “Я ношу очки с трех лет”.

В романе Пигги выступает не только оруженосцем Ральфа. Он его интеллектуально превосходит, именно он мыслит, строит планы и превыше всего ценит порядок. Он принимает смерть от банды Джека, встав на защиту раковины - единственного символа цивилизованного порядка, которым владеют мальчики. Ребята на острове насмехаются над Пигги, подобно тому как мальчишки в наших школах над своими Пигги, но именно к ним они обращаются, когда требуется мастерство. Почему такие ребята обычно толстые? В отсутствие определенных этнографических данных осмелюсь предположить, что существует некая традиция, которая это требует. Постоянство автономного детского сообщества требует, чтобы в нем присутствовали толстяк № 1 - Билли Бантер и толстяк № 2 - Пигги. И более или менее подходящие ребята укладываются в эти роли. Те, кто всего лишь упитан, но не обладает прочими атрибутами, остаются рядовыми гражданами детской республики.

Похоже, роль Билли Бантера несет в себе черты козла отпущения: ему позволено вести себя как грубому обжоре, а потом расплачиваться за себя и за других. Нечто подобное заметно и в различении двух классов интеллекта - “Умника” и “Тугодума”. “Умник” - это ходячая энциклопедия, он помогает другим решать их проблемы, и его интеллект всеми признается, тогда как над Тугодумом, который хоть и неглуп, все насмехаются как над тупицей.

 Другая пара традиционных типов - Грязнуля и Язва, по-моему, также укладывается в микросоциологическую схему. Грязнуля, подобно Толстяку № 1, несет ответственность за общую нечистоплотность. А Язве дана своеобразная лицензия на шутовство, причем комплекция защищает его от тех последствий, к которым мог бы привести его острый язык.

 Но зачем прозвища остальным “гражданам” сообщества? Ответ на этот вопрос, получен в детальном исследовании присвоения прозвищ в небольшой английской школе. Когда стандартные прозвища оказываются использованы, еще остается богатейший набор. Однако этимология остальных прозвищ весьма прямолинейна. Есть определенные стандартные клички, например Морковка, есть аллитерации - так, тот, чье имя оканчивается на “от”, получает прозвище Хот Дог. Того, чья фамилия Холмс, называют Шерлок и т.п. Но роль и этих прозвищ не исчерпывается их этимологией. А вот у семи учеников в классе этой школы вовсе не оказалось прозвищ. Возможно, отсутствие прозвища свидетельствует о периферийном положении ученика в детском сообществе и в целом служит показателем его изолированности. В этой “безымянной” группе оказалось огорчительно много детей из Вест-Индии. Двое из них, самые популярные у одноклассников, клички имели - их прозвище свидетельствовало о социальном признании. Хотя вопрос о том, что здесь первично, не до конца ясен.