DIMOH. Сказка для детей от 14 до 104 лет - Александр Торик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Димон бежал трусцой, пошлёпывая кроссовками по асфальту, стараясь попадать этими шлепками в ритм звучавшего в наушниках любимого им «Короля и Шута».
Надо было успеть раньше Маринки попасть в математический класс и подсунуть в её парту забавного кота-брелок-мягкую-игрушку с запиской в лапах «Марине от О. Блума». Пусть заценит прикол! Любоваться смеющейся Принцессой было одним из главных утешений незадачливого влюблённого.
Димон миновал старый сквер с затаившимся в глубине притоном игральных автоматов, пробежал мимо самодовольного «Мак-Дональдса», завернув за угол, пролез сквозь дыру в школьном заборе, обогнул облупленое здание «альма-матер» и заскочил в главный вход. Едва не сбив с ног старенькую уборщицу тётю Зину, проскакал по истёртым ступенькам до третьего этажа, вбежал в математический класс и замер на пороге, от изумления разинув рот.
Вопреки его расчету оказаться в классе первым (разве что Галка-«ботанка», как всегда, раньше всех припрётся), практически весь его одиннадцатый «Г» уже был в аудитории и, разбившись на группки оживлённо и тревожно гудел.
– Димон! – подскочил к Димке Славка по кличке «Перитонит». – У тя чё, «труба» сдохла? Тебе с утра народ дозвониться не может!
Димка сунул руку в карман, его «труба» – мобильный телефон, и в правду не подавала признаков жизни.
– Разрядился! – вздохул Димон. – А чё за «пыль» такая?
– Маринка разбилась ночью, блин!
– Чего гонишь, Перитонит?
– Чё слышал, блин! Разбилась в хлам! С дискотеки с каким-то перцем шарашили на «Икс-пятой» по «Волгоградке» и на перекрёстке в фуру зафигачились, аж у фуры той задний мост вышибло на фиг!
– А Маринка-то живая? – холодея от ужаса прошептал Димка.
– В коме, блин! Перец тот вообще ласты склеил, ему какая-то хрень чайник пробила, а Маринка, блин, – в коме!
– А где она сейчас? – мёртвым голосом спросил Димка, оседая на парту.
– В Институте травматологии, блин, где ж ещё! Туда всех с аварий везут!
– Понял, блин... – ошарашенно пробормотал Димон.
Жизнь его рухнула в одночасье.
Кома... Что такое «кома»? Это, кажется, когда человек без сознания и – то ли оживёт, то ли нет...
А если нет?
Если его Принцесса умрёт?
И зачем тогда нужна эта фигова жизнь?
Димка встал и, не заметив соскользнувший с плеча рюкзак, пошёл к двери, глядя на окружающих остекленевшими глазами зомби.
– Димон! Ты куда, блин? – крикнул ему вдогонку Перитонит. – Щас уже Ривхатовна придёт! Опять тебе прогул, блин, поставит!
Димон не ответил. Его ноги, заплетаясь, сами тащили его вон оттуда, где он только что испытал такую сильную боль, что вся душа его сжалась, словно сведённая судорогой, заледенела и только пальцы руки нервно теребили в кармане толстовки ставшего вдруг ненужным кота с запиской.
Говорят, у больных эпилепсией бывает «сумеречное состояние сознания». Это когда человек вдруг «выключается» и потом, через какое-то время «включившись», не помнит, где он был и что он делал. Эдакий пробел в памяти.
Вот примерно в таком же «сумеречном» состоянии оказался Димон, когда под вечер третьего дня обнаружил себя в приёмной Института травматологии. Он стоял посреди вестибюля, абсолютно не помня, как и на чём он сюда добирался и чем вообще он занимался в предыдущие полтора суток. Осмотревшись, он подошёл к «Справке» и назвал Маринкину фамилию.
– Кома. Состояние стабильное. Ухудшения нет. А вы ей кто? – поинтересовалась сидевшая за справочной стойкой молоденькая медсестричка.
– Я из школы. Я от её класса, – нашёлся Димон, – а повидать её можно?
– Нет, конечно! Она же в реанимации! Туда никого не пускают! – удивилась Димкиной неосведомлённости медсестра. – Даже близких родственников!
– Типа, понял! – вздохнул Димон.
– Слышь, пацан, отойдём, – словно ненароком задел плечом Димку восточного вида молодой человек, очевидно – практикант, в неслишком опрятном медицинском белом халате.
Они отошли в угол холла.
– Лавандосы есть? Пятихатник – и я тебя к ней проведу, это подруга твоя? – улыбаясь, спросил «практикант».
– Нет, так – одноклассница... – выворачивая карманы, проговорил Димка, – вот, всего четыреста тридцать, больше нет... А давай я тебе семьдесят потом занесу, я же к ней ещё приду!
– Да ладно! Я сегодня добрый, давай сколько есть! Пошли со мной! – «практикант» повернулся и пошёл к «служебному входу».
Димка потрусил за ним. Пройдя сколько-то поворотов по коридорам и несколько лестничных пролётов в разных направлениях, «практикант» распахнул перед Димкой какую-то невзрачную дверь.
– Заходи!
– Это что? Реанимация? – удивился Димон.
– Какая реанимация! – захохотал «практикант». – Это наша, электриков, раздевалка! Заходи давай!
В раздевалке он выбрал на вешалке наименее мятый белый халат, сунул его Димке.
– На! Одевай! Вот ещё тоже, на! Шапочку надень, а то у нас тут таких рыжих электриков нету! Тебя как зовут?
– Димон, Дима то есть...
– Меня Тамраз. Аадно, Дима, пошли, вот, держи для маскировки, – «практикант-электрик сунул в руки Димки небольшой моток телефонного провода и воткнул в нагрудный карман отвёртку-пробник.
Вновь пройдя лабиринтом коридоров и лестниц, Тамраз привёл Димку к застеклённым дверям.
– Сейчас войдём в коридор, и ты идёшь быстро за мной мимо дежурной сестры, на неё не смотри, потом я заведу тебя в бокс и уйду, ты дорогу назад запомнил?
– Не уверен... – засомневался Димка.
– Ладно! Буду ждать тебя у того лифта – Тамраз показал рукой, – у тебя пять минут, не больше, скоро пересменка врачей закончится, понял?
– Понял!
– Пошли!
Изучающая какой-то глянцевый журнал медсестра, даже не подняла головы в сторону промелькнувших мимо её поста двух белых халатов, заговорщицки нырнувших в бокс.
– Вот она! Я пошёл! – и Тамраз растворился в пространстве.
Да. Это действительно была она – Марина. Только голубоватая бледность осунувшегося и заострившегося лица сменила ее всегдашний свежий румянец. Какие-то трубки подходили к носу, какие-то датчики были прилеплены к голове и к закрытому по шею простынёй телу, из капельницы что-то сочилось через прозрачный шланг куда-то под лейкопластырную заплатку у локтя.
Вот тебе и Принцесса.
В коме.
То ли оживёт, то ли нет.
Если не оживёт, то – хрен с ней, с этой жизнью – порежу вены.
Или таблеток нажрусь каких-нибудь.
Или ещё как-нибудь это всё закончу...
А если оживёт?
Буду ей опять, как щеночек, в глаза заглядывать, унижаться, чтобы хоть посмеялась надо мной? Буду смотреть как она и дальше с крутыми зажигает, олигарха себе присматривает?
Буду.
И ковриком ей под ноги лягу.
И амбразуру, как тот чувак Матросов, из учебника, собой закрою.
И что ещё там будет надо для неё – сделаю.
Лишь бы ожила.
Лишь бы опять смеялась, закрыв глаза от удовольствия и потряхивая копной рассыпающихся по плечам блестящих каштановых волос. Лишь бы хоть иногда ловить на себе её весёлый с искринками взгляд.
Лишь бы ожила.
Если умел бы, блин, молиться кому-нибудь там, кто помогает, то помолился бы.
Лишь бы ожила.
Не умею, блин...
– Так! Опять Тамраз бизнес делает, поганец! – внезапно раздался за спиной остолбеневшего в размышлениях Димки негромкий, но и незлобный голос. Димка обернулся.
Перед ним стоял невысокий, толстенький, с аккуратно подстриженными усиками, лет сорока с чем-нибудь, доктор, нарочито грозно посматривающий на Димона поверх узеньких стёклышек недорогих очков. От него слегка попахивало коньячком.
– Я... – запинаясь, начал Димка.
– Молчи, Ромео! По твоей физиномии итак всё видно! И не говори мне, что ты её брат или староста класса или ещё какое-нибудь враньё. Любовь – это правильно, парень, уважаю! Ради любви можно и нужно жертвовать и рисковать! И сколько этот сын Востока с тебя слупил?
– Я... четыреста тридцать, у меня семидесяти не хватило...
– Опа! Уже пятьсот! Недавно триста было, растут расценочки-то, пора в долю входить!
– Я...
– Да ладно, Ромео, тебе повезло, что не на Ирину Израилевну нарвался, а то был бы тебе Хеллоуин с «валентинками». Пошли, нельзя тебе здесь всё-таки быть, в коридоре поговорим.
Они вышли, присели на дермантиновый диванчик.
– В общем, Ромео, положение с твоей «Джульеттой» дерьмовое, это я тебе как мужик мужику честно говорю, – доктор достал из кармана сигарету, закурил, – и дерьмовость его в том, парень, что мы, врачи, в нём ничегошеньки понять не можем, а стало быть, и спрогнозировать. Сегодня на пятиминутке у главного решили консилиум из профессоров собирать. Бывает такая штука, Ромео, но крайне редко!
– А что за штука? – не выдержал Димон.
– А штука в том, парень, что «Джульетта» твоя абсолютно здорова, если можно так сказать. То есть все функции организма, – мозг, сердце, лёгкие – работают прекрасно. Она ведь и повреждений-то серьёзных не получила так как была пристёгнута ремнём безопасности – пневмоподушки спасли, всего лишь пара синячков пустячных. А, с другой стороны, она вроде как и мертва – то есть её самой, её личности или души, можно так выразиться, в теле нету! В пору верующим стать!
