Лука (ЛП) - Кастиль Сара

Рейчел виновато улыбнулась ему, и он смотрел, как они укладывают женщину в бокс у окна, гадая, что же, черт возьми, случилось с пачкой наличных, которую он сунул старшей медсестре, чтобы убедиться, что у него будет отдельная палата.

Когда санитар ушел, Рейчел наклонилась и нежно поцеловала Луку в щеку.

— Мне очень жаль, Мистер Риццоли. Я знаю, что вы любите уединение, но в Нейкед Сити была большая перестрелка, и приемное отделение переполнено. У нас нет достаточного количества персонала или палат, чтобы разместить всех, поэтому старшая медсестра приказала нам позаботиться о том, чтобы эти двухместные номера были тоже заполнены. Она свела вас вместе, потому что у вас похожие травмы.

Несмотря на раздражение, вызванное потерей уединения, он одарил ее улыбкой. Ему нравилась Рейчел. Она была милой девушкой, послушной и покладистой, и очень искусно владела своим ртом. Не было никакого смысла вымещать на ней свое разочарование. Криминальная семья Тоскани имела друзей повсюду. Без сомнения, немного денег и слово в нужное ухо утром восстановят статус-кво с минимумом суеты. А пока он будет находиться в обществе красивой женщины, которая, очевидно, как и он сам, была подстрелена выстрелом в грудь.

После ухода Рейчел взгляд Луки скользнул по его новой спутнице. Во сне она повернулась к нему лицом, и тонкое одеяло опустилось на ее узкую талию и поднялось выше изгиба бедра. У нее были тонкие черты лица, высокие скулы и слегка вздернутый кончик носа. Она была полной противоположностью всему, что привлекало его в женщине: блондинка вместо брюнетки, пышная вместо стройной, мягкая вместо закаленной годами жестокой жизни, что позволяло ему легко ограничивать свои встречи с эскортом только одной ночью.

Анджело. В течение последних четырех лет он был потерян. А теперь он собрал себя воедино.

— Ты пялишься. — Ее теплый, сочный голос скользнул мимо него, как мягкое канадское виски, которое закрепляет вкус жарким шепотом.

— Мне просто интересно, bella* (итал. — красотка). — Он поднял взгляд к мягким голубым глазам, обрамленным густыми золотистыми ресницами. — Кто же станет стрелять в ангела?

* * *

Габриэль не могла припомнить, когда в последний раз мужчина смотрел на нее с таким откровенным восхищением.

Ну, кроме Дэвида. Но его уже нет.

Ее рука скользнула к шее, где она обычно носила медальон с последней фотографией, где они с Дэвидом были вместе. Но медсестра забрала его, когда ее отправили на операцию, и теперь он лежал где-то в пластиковом пакете, в котором хранилась вся ее одежда.

Скучаю по нему.

Ее сердце сжалось в груди, и она сосредоточила свой взгляд на элегантно одетом мужчине, который сидел на больничной койке в другом конце комнаты. Его глаза были цвета солнечного света, струящегося через пруд позади дома ее детства в Колорадо. У него были густые светлые волосы, аккуратно подстриженные, а грубые черты лица наводили на мысль о скандинавском происхождении.

Но bella — это итальянское слово.

И он назвал ее ангелом.

Именно такую фразу она слышала в барах, куда ее лучшая подруга и соседка по комнате Николь тащила по выходным, надеясь вернуть ее в мир свиданий, чтобы она могла найти себе другое «долго и счастливо». Но однажды вечером, год назад, вернувшись домой после ночного патрулирования и обнаружив, что ее муж был жестоко убит в их новом доме, Габриэль перестала верить в сказки. И поскольку они определенно не были в баре или где-то еще, что, хотя бы отдаленно напоминало место, где могли бы встретиться два человека, мужчина в другом конце комнаты не мог пытаться соблазнить ее. Несмотря на то, что он был одет в уличную одежду, он был подключен к мониторам точно так же, как и она, и на его прикроватном столике лежали личные вещи, которые можно было бы увидеть в больничной палате — бритвенный набор, журналы, цветы и, что самое неприятное, кобура.

— Я поставил тебя в неловкое положение. — Его теплый, чувственный голос окутал ее, как толстое бархатное одеяло, и она почувствовала, как глубоко в груди вспыхнуло понимание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я вовсе не ангел. — У ее коллег-мужчин из отдела по борьбе с наркотиками Департамента полиции Лас-Вегаса (ДПЛВ) были другие имена для самой младшей и единственной женщины-детектива в их отделе, и ни одно из них не было лестным. Она была плохой заменой Дэвиду, который прошел свой путь от офицера до детектива и от сержанта до лейтенанта. Даже после двух лет самоутверждения в расследовании возникновения наркокартеля Фуэнтеса в городе она не пользовалась большим уважением.

Впрочем, ей было все равно. Она тянула за все ниточки, чтобы попасть в бюро и взяться за дело Фуэнтеса с единственной целью — отомстить за Дэвида и привлечь его убийцу к ответственности.

Мексиканский картель Фуэнтеса был прослежен до поставок героина, метамфетамина и кокаина, которые шли через Долину Смерти из Аризоны и Калифорнии. Наркотики хранились и использовались в Лас-Вегасе, а затем переправлялись в другие города по всей стране через обширную сеть контрабандистов, простиравшуюся от Канады до Мексики. Отряду Габриэллы было поручено ликвидировать ячейку картеля в Лас-Вегасе и захватить главного преступника, Хосе Гомеса Гарсиа, одного из крупнейших наркобаронов на западном побережье. И человека, который убил Дэвида.

— По-моему, ты выглядишь просто ангелом. — Он опустил глаза и медленно перевел взгляд с лица на смущающий бело-голубой больничный халат с нейтральным по гендерному признаку графическим рисунком. С зияющим декольте, и позой с полуоткрытой спиной, она была обнажена ровно настолько, чтобы заставить ее покраснеть, когда он внимательно изучал ее тело. Она потянула за халат, но в тот момент, когда его пристальный взгляд скользнул к ней, она поняла, что у него был близкий и личный взгляд.

И по какой-то причине это заставило ее задрожать. Такие мужчины, как он, не бросают горячих взглядов на таких женщин, как она. По крайней мере, не сейчас. Через два года после смерти Дэвида она уже не узнавала ту женщину, которую каждый день видела в зеркале. Месть могла бы вытащить ее из годичной депрессии и давала ей повод встать утром с постели, но она ничего не сделала, чтобы вернуть искру в свои глаза или заполнить черную дыру в груди, которая становилась больше с каждым днем, когда Гарсия ходил на свободе.

Она изучала его так же, как он изучал ее. Сидя, он почти доставал ногами до края кровати. Она предположила, что он был выше Дэвида, который возвышался над ее пятифутовой фигурой на добрых семь дюймов. Плечи ее соседа по комнате были широкими под тонкой рубашкой, безошибочно внушающими. Он был из тех людей, которые заходят в бар и сразу же привлекают к себе внимание. Она не могла представить себе женщину, которая не была бы покорена его глубоким, успокаивающим голосом, мягкими губами или порочной чувственностью, которая сочилась из каждой поры его напряженного, подтянутого тела. Даже шрамы вдоль изгиба его точеной челюсти только добавляли ему сурового очарования. От выглаженных брюк, которые он носил, до рубашки и идеально подстриженных волос, он был потрясающе красив и совершенно притягателен.

— Лука Риццоли, — сказал он в наступившей тишине. — А ты…?

— Габриэль Фокс.

На его лице появился едва заметный намек на улыбку.

— Тебе подходит. Гавриил был одним из архангелов. А ты напоминаешь мне картину Карло Дольчи Возвещающий ангел, которая сейчас висит в Лувре. Эмоциональная напряженность, которая переводится в физическую красоту... — он вздохнул. — Так трагично. Итальянские картины должны оставаться в Италии. Ты так нет думаешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Габриэль ничего не знала об искусстве. Первые девять лет своей жизни она провела в маленьком городке в Колорадо, а когда умерла ее мать, ее вместе со старшим братом Патриком перевезли в Неваду, где она жила с новой женой отца в пригороде Вегаса, принадлежащем к низшему классу. Она также не знала, как разговаривать с красивыми мужчинами, которые разбираются в искусстве, одеваются в дорогие костюмы в больнице и говорят на таком красивом, музыкальном и живом языке, что у нее подкашивались колени. Неудивительно, что они называли его языком любви. И в этом глубоком, текучем голосе... На мгновение она почти забыла о боли.