Женщины для вдохновенья (новеллы) - Елена Арсеньева

— Ну хорошо, а танцевать учились где? — спросила дама.

— В Петербурге, в частной школе братьев Чекрыгиных, — уже совсем робко пролепетала Люба.

— А, русская… — уже снисходительнее проговорила дама. — Титулованная? Княжна? Графиня? Или, мон дье, великая княжна?

В голосе ее звенела насмешка.

Люба призадумалась.

Может, хоть тут соврать? Фамилия Белосельских-Белозерских — знаменитая, есть (вернее, были!) и князья с такой фамилией… Любин отец, Евгений Михайлович, происходил из младшей, захудалой ветви прежде могущественного семейства. Он был дипломатом, блестяще образованным знатоком восточных языков, а матушка, Софья Васильевна, урожденная Саблина, училась в Москве, в институте благородных девиц. Сказать, что ли, будто они князья, да грамоты на княжество затерялись?

А вдруг они тут, в «Фоли-Бержер», все республиканцы, как большинство французов? И им дороже всего либертэ, фратернитэ и прочие глупости, которые так страшно аукнулись теперь в России?

— Нет, просто дворянка, — решительно качнула головой Люба.

— Ну и слава богу, — искренне вздохнула дама. — А то, куда ни взгляни сейчас в Париже, наткнешься на русских графов и князей. Графы служат швейцарами, князья — таксистами…

«В восемнадцатом веке, когда французишки драпали от своей революции, ваши графы и маркизы у нас в России учителями танцев да гувернерами служили: не было самого захудалого помещика, где бы не жил в людской свой маркиз!» — зло подумала Люба, но вслух ничего такого не сказала, конечно.

— Что танцевать будете? — перебил заболтавшуюся даму Квазимодо. Не то чтобы он сжалился над Любой — просто в дверь входили новые и новые претендентки, а время уже близилось к полудню, пора и пообедать.

— Сыграйте начало вальса из «Коппелии», пожалуйста, — попросила Люба, не особенно надеясь на успех: ведь все предыдущие девушки танцевали веселенькие мелодийки шлягеров, ну, в лучшем случае — танго.

Однако субтильный, похожий на малокровного мальчика, чернявый пианист не моргнул и глазом — заиграл мелодию Делиба. И Люба, мысленно перекрестившись, протанцевала вальс, как помнила — как учили у братьев Чекрыгиных.

— Вы нам подходите, — с милой улыбкой сказала дама в черном платье, едва замерла музыка. — Походите в статистках и «ню», но одновременно начнете готовить парный номер на музыку Крейслера. Слышали о таком? — спросила она как бы в скобках, и Люба решительно закивала: о чем она только не наслушалась от мужа и его образованных знакомых! — Вопросы имеются?

С языка так и рвалось: «Неужели мне придется танцевать голой?!» — но Люба так же решительно замотала головой. Мол, нет, вопросов не имеется.

— Пройдите вон в ту дверь в канцелярию и подпишите контракт, — скомандовал Квазимодо. — И имейте в виду — у нас железная дисциплина. Никакого флирта! Никаких поклонников на рабочем месте! Штраф за каждое нарушение. Впрочем, Жако вам расскажет подробнее.

Жако — тот самый юноша в очках — широко улыбался Любе:

— А я вас сразу узнал! Я так и думал, что вы придете на просмотр, — уж очень у вас глазки горели, когда вы нашу рекламу читали. И не сомневался, что вас примут: вы такая хорошенькая!

— Имейте в виду, я замужем, — чопорно сказала Люба.

Он не сомневался… скажите, пожалуйста! А ведь и виду не подал, что узнал, хитрец этакий. Хорошо, что она не соврала про линотип!

Так Люба Белозерская, не то чтобы княжна, но «барышня из приличной семьи», супруга некогда известного журналиста Ильи Василевского-Не-Буквы, стала статисткой «Фоли-Бержер». Впрочем, на дворе стоял 1921 год, русских в Париже было и впрямь предостаточно, даже больше, чем нужно. И если великая княжна Мария Павловна или морганатическая супруга великого князя Гавриила Кирилловича, балерина Анастасия Нестеровская, не гнушались открыть в Париже свои les maisons de couture, то есть модные дома, а родовитые, по-настоящему родовитые княжны шли в манекены к Шанель, Ланвен, Пуарэ, то уж лучше в «Фоли-Бержер» танцевать, чем подвизаться проституткой в одном из многочисленных русских кабаков на Пигаль.

Вскоре Люба стала отлично разбираться в структуре Большого Парижского Ревю.

1. «Звезды» — «ведетт» (гвоздь ревю, vedette).

2. Несколько «боте» — красавиц. Они не обязаны быть ни актрисами, ни певицами, ни танцовщицами. Les beauts созданы для того, чтобы ими любоваться.

3. «Les lgantes». Хорошая фигура обязательна. А также обязательно умение носить платье. И само собой разумеется — внешняя привлекательность.

4. «Ля коммер» — la commre («кумушка»). Обязательная артистка, скорее характерная, умеющая все делать, а главное — играть. Она как бы конферансье спектакля. Обычно приглашается из драматического театра на время, пока идет ревю. Не обязана быть ни красавицей, ни «элегант».

5 и 6. Статистки. Просто толпа «ню» (обнаженные). Вся тяжесть ложится на последних. Они переодеваются (скорее — раздеваются) раз по десять-пятнадцать за вечер и присутствуют на сцене в течение всего спектакля. Они — декоративная оправа всего ревю.

7. Балет. Вводные номера. Чаще всего американки с каким-нибудь балетным трюком. И кордебалет.

8. Герлс, девочки от десяти лет (всего их двадцать пять — тридцать). Загримированы под взрослых герлс, в тех же костюмах, что и актрисы. Участвуют в первом отделении. По контракту к десяти часам должны быть уже свободны. Живут все вместе, пансионом. Все это она опишет подробно потом, много-много лет спустя…

Любе понравилось в «Фоли-Бержер».

К счастью, совершенно обнажаться ей приходилось редко. Правда, вальс Крейслера танцевать пришлось в полупрозрачных штанишках, украшенных маленькими ромашками, и с едва прикрытой грудью. Еще был пикантный номер с очень тонко выверенной эротикой: на сцену под нежную музыку выходили девушки в черных шляпках и платьях в стиле 40 — 50-х годов XIX века: закрытых по горло, с кринолинами, отороченными белым мехом; в черных перчатках, да еще и с белыми муфточками. Вид был очень строгий. Но вот девушки поворачивались… и в зале раздавался единодушный стон: спинки у танцовщиц оказывались голенькие, а ниже талии, вдобавок ко всему, вырез в виде большущего сердца! Полуобнаженные попки поражали зрителей в самое сердце!

Для главного шоу всем статисткам сшили великолепные костюмы: серебряный лиф, юбка из страусовых перьев двух тонов: в основе ярко-желтых, на концах, где самый завиток, — оранжевых. Самых хорошеньких девушек (в их числе и Любу) для рекламы сфотографировали в знаменитой мастерской Валери: в свое время здесь делали фотопортрет самого Тургенева! Тогда Люба, конечно, этого не знала — узнала потом, что Тургенев, кстати, остался не слишком-то доволен портретом. А Любе ее фото очень даже понравилось. И не только ей: плакат с ее изображением долго висел на рекламном щите на Grands Boulevards, на Больших Бульварах.