Кавполк. рассказы из дембельского альбома - Александр Жданов

Я отправился в коровник к своему другу Лёхе Яценко по кличке Яцик. Лёха занимал одно из самых блатных мест в полку: он был телятником. И это неудивительно, ведь его папа был ни много ни мало главным ветеринарным врачом Московского ипподрома.

Лёха был на призыв старше меня, но для москвичей это не имело, как правило, никакого значения. Кроме того, Лёха, как и я, призвался из универа и сразу почувствовал во мне родственную душу. Мне же такая дружба давала как интеллектуальную отдушину, так и вполне материальные выгоды. Лёха угощал меня парным молоком, что в армии являлось неслыханной роскошью.

Лёха был высок, худ, с большим римским носом. Свою нескладность он искупал вечно смущённой улыбкой. Ещё он картавил, но это придавало ему некоторый интеллигентский шарм. В Кабарде он бы не выжил.

Лёха как раз закончил вечернюю дойку, вытер большие жилистые руки о фартук и протянул мне кружку парного молока.

– Как дела, кацапушка?

В устах какого-нибудь Балаянова это звучало бы как оскорбление и обвинение в принадлежности к низшей касте москалей, Лёха же этим прозвищем ласково констатировал наше тайное сообщество москвичей.

Тут дверь открылась, и в коровник ввалился с мороза Сашка Жданов, наш дружок из второго эскадрона. Лёха и его одарил кружкой тёплого парного молока. Жданов был вечный самовольщик и залётчик. Мало кто мог в полку сравниться с ним по числу дней, проведённых на гауптвахте.

– Братцы, я попал, – сказал я и рассказал про предложение замполита и беседу со страшным Балаяновым.

– И что собираешься делать? – весело спросил Жданов.

– Ситуация макабрическая, – уныло откликнулся я.

– Да, брат, ещё не известно, что хуже, – сказал Лёха и закурил. – Поругаешься с замполитом – он исключение из комсомола может устроить. Не комсомольца хрен восстановят в универе после армии. А обманешь Балаянова – тут даже страшно подумать, что может с тобой произойти.

– Может, закосить в санчасть? – предложил Жданов. – А там, глядишь, кого-нибудь вместо тебя назначат.

– В нашу санчасть кладут только с кардинальными проблемами, а на членовредительство я не пойду, – сказал я.

– Может, в другой эскадрон перевестись?

– Харакоз не даст, он уже, сволочь, на меня ставку сделал.

Все задумались и накатили ещё по кружке парного молока.

– Я знаю, что делать! – вдруг вскочил Жданов и заходил по коровнику.

Мы с интересом на него посмотрели.

Наконец он остановился посреди коровника и выкинул вперёд руку с грязным пальцем. Палец, как пистолет, был направлен мне в грудь.

– Тебе надо устроить ЗАЛЁТ!!!

4. Уроки залётного мастерства

После своего ослепительного озарения Жданов взгромоздился на какой-то насест под потолком и менторским тоном начал излагать свою идею.

– Залётов бывает три типа: лёгкий, средней тяжести и тяжёлый. Ещё, правда, бывает особо тяжёлый залёт, но это в военное время. Поскольку войны на дворе нет, его мы рассматривать не будем.

Лёгкий залёт – это мелкий проступок. Нечищеная бляха, шерстяные носочки в тумбочке, сон в наряде. За лёгкий залёт много не дают. Три – пять нарядов вне очереди. В общем, ерунда на постном масле.

Средний по тяжести залёт – это уже интереснее. Тут надо серьезно отличиться. Например, сюда можно отнести самоволки различной степени длительности и географии, распитие спиртных напитков в расположении части и за её пределами, ненормативную лексику в адрес офицерского состава, ну и прочие удовольствия. Тут, товарищи, светит… – Жданов мечтательно задумался, – от трёх до пяти дней губы! А в случае особого цинизма или последствий – и до десяти, не поверите ли, доходит!

Что же касается тяжёлых залётов, это уже трибуналом пахнет. Фокусы с потерей боевого оружия. Неуставное применение этого самого оружия, повлёкшее серьёзные последствия. Неуставные взаимоотношения с применением физического воздействия. Шутки с боевым знаменем полка, которые заканчиваются при удачном исходе расформированием части. Всё это уже воинские преступления, и тут дисбата1, братцы, не избежать.

– Спасибо, друг, – сказал я, – особенно за последнюю часть – с дисбатом…

– Дисбат нам не подходит, – сказал Лёха.– Расформирование части, конечно, навсегда решит твою проблему, но способ решения неоптимальный. Мелкие проступки тоже не катят. Не помешают они Харакозу назначить тебя комиссаром. К бабке не ходи – отмажет. Остаются средние по тяжести безобразия с последующим отбытием на гауптвахту. Не припомню, чтобы кому-то прибывшему с губы присваивали следующие воинские звания и назначали на ответственные должности.

– Я на губу не хочу, – задумчиво сказал я.

– А придётся, – уверенно ответил Жданов. – Если ты, конечно, не наметил уже место для лычек на погонах.

– Не наметил, – грустно сказал я и вспомнил поросшее чёрным мхом лицо Балаянова.

– Теперь осталось выбрать залёт так, чтобы никого из дедушек не подставить. Иначе и до губы доехать не успеешь. А это не входит в наши планы.

Тут дверь коровника широко распахнулась, и в коровник ввалился прапорщик Беспалько, начальник ветеринарной службы полка. Он был толст, как все прапорщики Советской армии, жаден и имел смешную привычку ежесекундно теребить свои уши. За это он получил кличку Заяц.

– Та-а-ак, что здесь происходит? – тонким, писклявым голосом завизжал Заяц с порога.

От неожиданности Жданов сверзился со своего насеста и оказался верхом на корове, правда, задом наперёд. Мы с Яциком вытянулись во фронт.

– Я спрашиваю, почему посторонние в помещении? – орал Заяц, глядя прямо на Жданова.

Жданов неторопливо слез с коровы, застегнул воротничок и, спокойно глядя на прапорщика, сказал:

– Разрабатываем новые тактические приёмы конной подготовки, товарищ прапорщик!

Заяц от такой наглости покрылся пятнами, изо рта его пошла пена, и он зашипел:

– Вон отсюда!!!

Мы со Ждановым выскочили на улицу и помчались по своим эскадронам. А Яцик остался разбираться с пятнистым Зайцем.

5. Залёт

План, на котором мы остановились, был прост, как всё гениальное. Мы решили, что я поставлю в свою тумбочку спиртное. Утром командир взвода или ещё какой-нибудь офицер проверяет тумбочки, находит бухло, и я гарантированно отправляюсь на гауптвахту, отсиживаю свои суток пять, вопрос с моим комиссарством естественным образом снимается, все довольны – все смеются.

Проблема была только одна: в Кабарде молодым нельзя было ходить в самоволки. Не положено по сроку службы. В других эскадронах дедушки не наказывали за это, а в Кабарде за такое можно было огрести по полной.

Решили, что вместо меня пойдёт Жданов, как опытный самовольщик.

После ужина Жданов рванул в посёлок Калининец, расположенный неподалёку, а я в нервном ожидании сел за клубом: через забор сигали в дальнем углу части, подальше от офицерских глаз.

Жданова не было довольно долго, и я здорово замёрз. Наконец над забором показалась его голова, а потом и он сам.

– Держи, – хрипло сказал он и перевалил через забор пакет с чем-то довольно объёмным и тяжёлым.

Я принял пакет и опустил его на траву. В пакете было явно больше двух бутылок, о которых мы договаривались.

– Жданчик, ты чего, решил напоить весь эскадрон?! – изумился я.

– Ничего не было, кроме пива, – тяжело дыша, сказал Жданов.– Пришлось взять ящик. Для солидности.

В цветастом пакете нести пиво через часть было немыслимо, поэтому я сбегал в расположение и принёс вещмешок. Мы перегрузили пиво, и я без приключений доставил его к месту назначения.

Улучив момент, когда все стали спускаться на вечернюю поверку, я быстро поставил пиво в свою тумбочку и вышел на плац строиться.

После поверки все разбрелись по своим кроватям готовиться ко сну. Мне было как-то радостно и тревожно одновременно. В моей тумбочке тикала настоящая бомба!

– Эй, душара, у тебя ручка есть?

Я поднял глаза и увидел нависшего надо мной рядового Балаянова.

– Нет… – промямлил я и стал лихорадочно думать, зачем ему ручка. Неужели он умеет писать?

– Нет? – удивился гоблин, и кусты над его глазами начали сдвигаться. – Да ладно, ты ж у нас профессор?

И чудовище потянулось к моей тумбочке.

– Я могу за ручкой в Ленинскую комнату сбегать, – пролепетал я, загораживая тумбочку всем своим тщедушным телом.

– Сбегаешь, когда надо будет, – с угрозой сказал гоблин, отодвинул меня, как отодвигают коробку или этажерку, чтобы освободить путь, и открыл тумбочку.

Вы видели когда-нибудь реакцию девушки, которой ведущий сообщает, что она признана мисс Вселенной? Вот она ждёт, звук выплывает изо рта ведущего, плывёт по воздуху, останавливается в задумчивости перед рядом стройных девушек, пауза, затем звук, наконец, определяется, направляется к победительнице, подплывает к её уху и осторожно погружается внутрь чудесной головки.