Я, Хмелевская и труп - Волкова Ирина Борисовна

— Вот и отлично, — весело отреагировала я и тут же перевела разговор на другую тему, опасаясь, что будущий аскет начнет читать нам лекцию об опасных и непредсказуемых последствиях взаимодействия греховных человеческих желаний с Универсальной Космической Энергией, о моральном кодексе буддиста или — что еще хуже — о карме и дхарме.

И вот теперь выясняется, что муж-буддист оказался прав, а моя сказанная в шутку фраза стала реальностью. Более того, я получила не какой-нибудь там рядовой труп русского, украинца или «лица кавказской национальности», нет, в багажнике не принадлежащего мне «Мерседеса» лежал столь редкий в подмосковных краях чистокровный перуанский индеец. Так что во всей этой мистике с желаниями и Космической Энергией, возможно,-что-то и есть, хотя я, по правде говоря, больше верила в совпадения, чем в законы кармы.

Я наклонилась, внимательно рассматривая тело. Индеец был маленького роста с неестественно желтой, как при тяжелой форме желтухи, кожей. С подтянутыми к груди коленями он без труда помещался в просторном багажнике «мерса». Туловище индейца было развернуто так, что он полулежал на спине, и его широко открытые глаза, не мигая, буравили небо. С левой стороны груди виднелось узкое входное отверстие колотой раны, от которой тянулась тоненькая извилистая струйка уже запекшейся крови. Машинально я отметила, что такая рана могла быть нанесена стилетом или навахой — узким складным испанским ножом. Меня поразило, насколько красивым и пропорциональным оказалось тело индейца. Он был сложен просто божественно.

При жизни Росарио Чавес Хуарес не казался мне привлекательным, впрочем, я никогда раньше не видела его обнаженным. Широкоскулое желтое лицо ацтекского божка с резкими и грубыми чертами, с жесткими, как проволока, иссиня-черными волосами, большим ртом и узкими миндалевидными глазками вызывало у меня скрытую неприязнь, хотя объективных причин для нее вроде бы не существовало. Мне было непонятно, почему вокруг Чавеса неизменно крутились влюбленные в него на редкость привлекательные с моей точки зрения девушки. Теперь, увидев тело Росарио, я начинала их понимать.

Вообще-то в своей повседневной жизни я никогда не отличалась особенным хладнокровием. Обладая легко возбудимой нервной системой и живым писательским воображением, я вечно представляла себе что-нибудь ужасное, что пока еще не произошло, но может произойти, беспокоилась по всяким пустякам вроде того, что моя собака может простудиться, лежа на асфальте, и заболеть или что она, гуляя в лесу, нахватается клещей. Я задумывалась над тем, что делать, если случится очередной государственный переворот и опять начнут сажать всех в лагеря, или о том, что станет с нашей экономикой, если западные банки откажут нам в кредитах. Я заранее прикидывала, что предпринять, если в разгар зимы в моем доме отключат воду, отопление, электричество и газ, что, впрочем, регулярно происходит в Сибири и на Дальнем Востоке.

Я запасалась свечами и миниатюрными дровяными печками-«буржуйками», на случай голода в стране, я освоила, как выживать в лесу и как заготавливать впрок съедобные растения и коренья, и все это при том, что жила я, по нашим российским меркам, очень даже неплохо и никогда не страдала от голода, холода или политических преследований. Словом, я была паникершей. Но, странное дело, как только я попадала в действительно опасную ситуацию, а это случалось нередко и обычно по моей собственной глупости, все мои воображаемые страхи мигом исчезали, и я начинала действовать достаточно здраво и логично до тех пор, пока все не улаживалось. Мне даже казалось, что от стресса я на какое-то время вообще утрачиваю способность испытывать эмоции и волноваться.

Вот и сейчас я смотрела на скорчившегося в багажнике мертвого Росарио Чавеса, не чувствуя почти ничего, кроме смутной жалости, из-за того, что по каким-то непонятным мне причинам оборвалась жизнь молодого, полного сил парня.

В моем мозгу уже прокручивались варианты того, как мне действовать. Вариантов было много, отсутствовал среди них лишь один — вызвать милицию. В том, что милиция быстро найдет истинного убийцу, я сильно сомневалась. Им в общем-то и искать было не надо — я под рукой с чужой машиной и трупом знакомого мне человека в багажнике. Правда, мотива вроде у меня нет, но придумать мотив для убийства известного в определенных кругах латиноамериканского донжуана было не так уж трудно.

Мне оставалось выиграть время. Было ясно, что рано или поздно милиции станет известно, что именно я находилась в машине. Оставалась слабая надежда, что за это время милиция выйдет на след настоящего убийцы. Я с тоской подумала, что, похоже, искать убийцу придется мне самой. Впрочем, недавно я, как полная идиотка, просто жаждала подобного приключения. Я решила, что было бы гораздо лучше, если бы некоторые мои желания выполнялись лишь в мечтах, но никак не в реальной жизни. Все-таки гораздо приятнее проигрывать приключения в воображении, хотя некоторые считают, что воображение писателя должно отталкиваться от его реального жизненного опыта.

Я достала из сумки платок, тщательно протерла отпечатки пальцев на багажнике и в салоне и постаралась уничтожить все следы своего пребывания в машине — подобрала парочку выпавших волос и банку от кока-колы со следами губной помады. У меня даже мелькнула мысль облить машину бензином и поджечь, но я отмела ее по двум причинам: во-первых, за это я могла действительно подпасть под статью, а во-вторых, подруга, которой принадлежал автомобиль, никогда в жизни не простила бы мне уничтожения ее горячо любимого вишневого «мерса».

Потом мне пришла в голову замечательная идея. Я захлопнула багажник и, оставив открытым окно со стороны водителя, «забыла» ключи от машины в замке зажигания.

Бросив на машину прощальный взгляд, я бодро потопала по просеке. Заметать следы на земле я не стала, ибо знала, что в подобных случаях, чтобы не оставлять улик, надо полностью уничтожать одежду и обувь, причем не выбрасывать их в речку или в первую попавшуюся помойку. Лучше всего было сжечь, а уж пепел выбросить куда подальше.

Вскоре «Мерседес» с трупом остался далеко позади. Жара разморила меня, мирные пейзажи русского леса действовали успокаивающе. Стресс постепенно проходил. О том, что эмоции вновь вернулись ко мне, я догадалась по охватившему меня пронзительному чувству жалости к самой себе. Господи, и как же только я во все это вляпалась?

С типичной для русского человека тягой к поиску виноватых я задумалась над тем, как же докатилась до жизни такой.

Все случилось из-за очередного экономического кризиса, когда в августе ни с того ни с сего доллар вырос в четыре раза и категорически не захотел опускаться обратно. Хотя, конечно, в обрушившихся на меня проблемах нельзя было голословно обвинять только экономический кризис.

Если хорошенько подумать, то во всем были виноваты моя учительница испанского языка, польская писательница Иоанна Хмелев-екая и знаменитый сын русской крестьянки и юриста «с Западной Украины» Владимир Вольфович Жириновский. Но все-таки, надо признать, большая часть вины лежала исключительно на мне, поскольку именно я добровольно сунула голову в петлю, отправившись на поиски приключений, которые вдохновили бы меня на создание гениального детектива для издательства «Призрак-пресс».

А началась эта история лет за шесть до упомянутого выше экономического кризиса. Если бы не мое чересчур живое воображение, то вообще никаких приключений не случилось бы. Но теперь уже ничего не попишешь…

Я никогда не относилась к разряду маньяков, способных целыми днями просиживать у телевизора, рыдая над страстями «просто Марии» или богатых, которые, как известно, тоже плачут. Но тогда, шесть лет назад, со мной что-то случилось, и я начала прилипать к навязчивому ящику, а сердце мое замирало от восторга, когда на светящемся прямоугольнике голубого экрана появлялся он, мужчина, которого, по его мнению, желали все женщины на необъятных просторах нашей Родины. Вы, конечно, догадались, что я имею в виду нашего несравненного Владимира Вольфовича.