Власть без славы - Иван Лаптев

Конечно, мы знали, кто на какой даче «сидит», какие разделы отчетного доклада пишет. Наша группа занималась вопросами организационно-партийной работы, научно-технического развития, культуры, идеологической и воспитательной деятельности КПСС (представители соответствующих отделов ЦК КПСС и были собраны на даче Сталина). Экономические, международные, военные проблемы отрабатывались в других группах, никакого обмена информацией, обсуждения общих идей не было, да и вообще контактов между «кухнями» не было — так, один-другой товарищеский звонок и то в отсутствие начальства.

Разными были у групп и кураторы. Экономическая часть доклада готовилась под контролем члена Политбюро секретаря ЦК КПСС А. П. Кириленко, идеологическую опекал еще один член и секретарь М. А. Суслов, международную — кандидат в члены Политбюро Б. Н. Пономарев. Мы знали, что Кириленко часто навещал «свою» группу, к нам же Суслов не приехал ни разу. Вместо него нас не оставляли вниманием секретари ЦК КПСС И. В. Капитонов и П. Н. Демичев. Оба они практически не вмешивались в работу, да, собственно, и не могли вмешаться. Ибо нельзя руководить работой, которая осуществляется по методу «тыка» и к которой применимы классические указания, высказанные как-то раз Капитоновым:

— Да-а, я прочитал текст. Очень много есть интересных мыслей и идей. Гораздо больше, чем в прошлый раз. У меня и у самого есть много интересных мыслей. Но надо еще поработать! Сделать текст шире, но лаконичнее, укрупнить идеи. Мы доложим Леониду Ильичу, что работа у вас идет хорошо.

С тем он обычно и отбывал на Старую площадь, а потом уже его помощники пытались представить «замечания» в виде каких-то конкретных предложений, истолковывали руководящие суждения как могли.

Вообще это была странная работа. Не сразу я понял, что ее главное искусство и центральная задача состоят вовсе не в том, чтобы докладчик что-то сказал, а в том, чтобы он, наоборот, чего-то не сказал, но не сказал это так, чтобы все решили: как хорошо сказал! Иезуитский подход и определял характер наших изысканий, их смысл и бессмысленность, «открытие» и «закрытие» бессмертных формул типа «народ полностью доверяет родной партии и единодушно поддерживает ее политику».

Первичная информация, которая направлялась нам из ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов КПСС, была совершенно бесполезной: даже самый тупой «вождь» не станет докладывать партии и стране, сколько прочитано лекций, поставлено спектаклей или объявлено партийных взысканий. Никакого осмысления общественных настроений, процессов развития страны в многочисленных справках и докладных записках не содержалось. Нам предстояло «просто» представить, как должна прозвучать характеристика состояния той или иной сферы жизнедеятельности общества, какие цели могут быть сформулированы для нее, по каким этапам и как эти цели будут реализованы и чем в результате успокоится народное сердце.

В то же время оказалось, что и справки по-своему важны. Обобщая их, каждый отдел аппарата ЦК КПСС стремился показать «товар лицом», довести до сведения руководства, то есть членов Политбюро, как много и успешно сделано на том направлении, которое данный отдел контролирует. Учитывая, что четыре отдела, сидевшие на даче Сталина, должны были предложить Брежневу единый раздел доклада, легко представить, какая мышиная возня шла вокруг количества страниц, характера оценок, примеров и прочей чепухи, которую ныне не помнит никто.

Лидировал, конечно, отдел организационно-партийной работы. Он считался в системе ЦК КПСС первым, и по праву. Все кадры, их назначения и перемещения, «взлет» и «вылет» по всем областям жизни общества, по всем уровням и структурам политической системы — правительство, советы, профсоюзы, комсомол, армия, КГБ, МВД, МИД, печать, наука, крупнейшие заводы, ЦК компартий союзных республик, крайкомы и обкомы, регулирование состава КПСС — все это было под эгидой отдела организационно-партийной работы, который точнее следовало бы назвать отделом номенклатуры. И хотя, скажем, КГБ или армию по их повседневной работе курировал отдел административных органов, а МИД — международный, святая святых — кадры — без орготдела тронуть было невозможно. Возглавлял отдел уже упоминавшийся здесь И. В. Капитонов. Позже его заменит Е. К. Лигачев, что сразу превратит его из секретаря не самого большого в стране Томского обкома КПСС во влиятельнейшую фигуру на политической сцене середины 80-х годов. Сознавая свою роль и силу, представители орготдела не очень церемонились с коллегами, заняв примерно такую позицию: вы пишите, что можете, мы напишем, что захотим.

Отдел науки ЦК КПСС, представленный на «кухне» довольно большой группой работников, имевших, как правило, докторские ученые степени и профессорские звания, возглавлял в те поры уникальный руководитель, достойный, считаю, специального упоминания. Убежден, что и сегодня его фамилия заставит вздрогнуть некоторых ученых во всех странах СНГ и Балтии. Речь — о С. П. Трапезникове.

Бывший помощник Брежнева, его доверенное лицо, он попал в страшную автокатастрофу и был изуродован до беспомощности. Но не вызывал ни жалости, ни брезгливости. Более того, наверное, даже мысль о жалости или отвращении не могла прийти в голову тем, кто с ним сталкивался. Я не раз наблюдал, как его подчиненные, люди достойные, достаточно молодые, в других условиях раскованные, буквально спадали с лица перед встречей с ним. Его сотрудники не смели отступить ни от единого слова в тексте, если этот текст посмотрел Трапезников. Когда он направлялся к нам на дачу, они бросали все дела, шли к подъезду и встречали его, иногда после очень долгого ожидания. Не знаю, каким он был ученым и был ли таковым (хотя членом-корреспондентом АН СССР он с третьей или четвертой попытки стал, но вряд ли кто-нибудь переоценит значение этого факта), но на совещаниях руководителей научных учреждений, которые он проводил (я был на таких совещаниях два или три раза), царила цепенящая, гнетущая атмосфера. Как он достигал этого, что являлось тут определяющим моментом, не могу понять до сих пор, даже имея за плечами почти двадцатилетний опыт руководства большими коллективами.

Еще одна группа «сидельцев» представляла отдел культуры ЦК КПСС — чем он только ни руководил, наш ЦК! Во главе отдела тогда был В. Ф. Шауро, который занимал это место долго, лет 15–18, и приобрел неповторимое умение уклоняться от конфликтов и принятия решений. Его отдел за глаза постоянно называли «наградным», потому что главной формой управления культурой Шауро сделал награждения «правильных» ее творцов. Отдавал ли он себе отчет в том, что вслед за награждениями шли посты, тиражи, и в результате торжествующая серость оставляла талантливым людям все меньше шансов, заставляя их обращать надежды за рубеж и там искать признания? Эта «наградная» политика отдела культуры была, на мой взгляд, одним из очень мощных факторов развития диссидентства и диссидентской культуры. Когда читаешь, слушаешь, смотришь сегодня неугодные тогда, гонимые, укрываемые от общественного внимания художественные произведения, то, честное слово, не можешь избавиться от ощущения, как будто некто играл с историей в поддавки, изображая из себя круглого идиота, не знающего, что за настоящим приходит будущее и призывает всех к ответу. Говорили, что Василий Филимонович даже на премьеры в театр ходил зимой без пальто, чтобы на последних минутах спектакля нырнуть в свою «Чайку», дежурившую у служебного подъезда, и тем самым избежать необходимости высказать свое мнение о премьере, что в те годы означало давать ей «добро» или не давать.