Здравствуй, друг! - Полина Люро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был расстроен и поэтому, наверное, вернувшись домой, выпил ещё. Получилось больше, чем обычно себе позволял, зато, несмотря на ноющую боль в руках, быстро уснул.
И вот тут меня накрыло: удивительные события, пережитые этой ночью во сне, были настолько реальны, что заставляли безоговорочно поверить в возвращение утраченных воспоминаний, оказавшихся совершенно не такими, как я ожидал…
Сначала увидел себя стоящим на пепелище того, что раньше было моим настоящим домом. Там, под его обломками навсегда остались родители, сёстры и два старших брата. Я ещё даже не успел осознать и оплакать свою потерю, как деревенский староста, не глядя на юный возраст, втолкнул меня в нестройную колонну новобранцев, собранную из уцелевших ребят для пополнения поредевших рядов нашей армии.
Стояла осень, предзимье, с его всепроникающим холодом и подмерзающей по ночам грязью, вонью солдатских палаток и гниющих кровавых ран, стёртыми до мозолей ногами и бесконечной усталостью от многодневных переходов… На меня снова обрушились злые окрики командиров, удары плетью за любое неповиновение, холодные, надменные взгляды магов, проезжавших мимо на своих ухоженных, как и они сами, лошадях. Моя ненависть к ним и непонимание того ― зачем я здесь?
Эта проклятая война между соседними государствами за пустынные, но такие многообещающие, по словам магов, земли продолжалась десятилетиями. Война богатых за ещё большие богатства, из-за которой у пятнадцатилетнего мальчишки на глазах погибла вся семья.
— Ненавижу их! ― повторял я изо дня в день, и только это отчаянное чувство помогало мне держаться.
В короткие минуты отдыха представлял, как медленно и жестоко убиваю всех, ― командиров, смеющихся над «тупой солдатнёй», их прихлебателей, готовых за любую провинность вздёрнуть на первом попавшемся суку своих же полковых товарищей, а особенно этих страшных и непостижимых для простых смертных, магов. А как могло быть иначе в стране, которой они фактически правили.
Убеждённый, что всё зло исходило от магов, я ненавидел их больше всего. Букашек вроде меня они просто не замечали, легко втаптывая в грязь копытами своих белоснежных коней, укрытых шелковыми попонами с вышитой серебряной вязью ― их отличительным знаком. Эти неприкасаемые с холодными бесчувственными глазами и такими же сердцами в чёрных с серебром одеждах. Их боялись и ненавидели все, а ещё им завидовали; только не я ― мне достаточно было одной лишь ненависти…
Я знал, что никогда не смогу свершить свою месть, но мечтать-то об этом никто не запрещал. А что оставалось ― только думать о ней и скорой, по возможности, быстрой, смерти. Этого я насмотрелся с лихвой: успел привыкнуть к виду и запаху крови, страшных ран, перекошенным от боли лицам знакомых и совершенно чужих людей. День за днём, месяц за месяцем…
А потом это случилось: противник пустил в ход заклинание, после которого земля встала дыбом, размягчившись, как ледяная каша, образовав многочисленные ямы-ловушки. Они проглатывали солдат, утягивая их вниз, и снова закрывались с чавкающими звуками. Где и в какой момент могла открыться такая ловушка ― предугадать было невозможно. Мы все оказались обречены: и командиры, и те маги, что не успели вовремя умчаться на своих рысаках подальше от этой катастрофы.
Наш полк стоял в лесу, когда это началось: вокруг дрожала земля, то и дело падали огромные стволы деревьев, выворачивая к небу свои чудовищные корни. Люди и кони, обезумев, разбегались в разные стороны, наивно надеясь на чудесное спасение. А я из-за шока, напротив, успокоился и принял приближающийся конец как должное:
— Разве плохо, что мои мучения закончатся, и я встречусь со своей семьёй?
Но, когда земля начала осыпаться прямо под ногами, дав почувствовать на собственной шкуре это невероятное и неотвратимое скольжение вниз, во мне проснулся страх перед смертью. А ещё ― желание жить, ведь по сути, я был ещё ребёнком.
Пытаясь ухватиться за вздымающиеся к небесам корни дерева, я закричал так громко, что не сразу услышал идущий откуда-то сверху звонкий и настойчивый голос:
— Перестань орать, придурок, и хватайся за руку!
Оцепенев от ужаса, я не соображал, что мне говорят: задрав голову на звук, старался хоть что-то рассмотреть, и в этот момент сверху на лицо посыпалась земля. Надсадно кашляя и выпучив глаза, в панике еле различал доносившиеся сверху слова:
— Так ты будешь держаться за руку или полетишь вниз? Решай быстрее!
Из-за попавшей в глаза земли, я ничего не видел, а протереть их не мог, потому что одной рукой уцепился за какую-то корягу, а вторую в отчаянном жесте протянул вверх, ища спасения у незнакомца. Он ловко схватил мою ладонь.
— Эй, парень! Отпусти вторую руку… Да отцепись от корня, болван, иначе не смогу тебя вытянуть. Как же больно, ― послышался подозрительный хруст и стон спасителя. ― Из-за тебя, дурака, кажется, руку сломал… Бросай, кому говорю, а то сейчас отрублю твою клешню, и все дела…
Это подействовало безотказно: отпустил корень, хотя и не понял, что такое «клешня», и наконец-то, судя по тяжёлому дыханию спасителя и его довольной ругани, сообразил ― падение в бездну прекратилось. Но не успел облегчённо вздохнуть, как услышал его новый приказ.
— Быстро вставай ― некогда отдыхать, если хочешь жить, надо выбираться отсюда, ― он поднял меня за шкирку, как щенка, и поставил на ноги.
— А он силач, ― промелькнуло в сознании, ― вытащил даже со сломанной рукой и поставил на ноги. Наверное, это кто-то из гвардейцев, они там все такие, ― вслух же, не переставая кашлять и отплёвываться, прохрипел:
— Куда идти, если ничего не вижу?
— Я поведу, просто слушай меня. Может, и повезёт, ― это было странно, но его голос показался весёлым. Неужели спаситель тронулся умом? Но выбора не было, и незнакомец потащил меня за собой. Глаза немилосердно щипало, было больно и страшно, но я покорно выполнял все его:
— Пригнись, пять шагов вправо, снова пригнись, теперь влево. Да не падай ты! ― он вздыхал, поднимая меня, и снова вёл за собой.
Не помню, сколько это продолжалось, нам обоим было тяжело, во всяком случае, мне ― точно.
— Всё, останавливайся и на колени, живо! ― скомандовал незнакомец.
— З-зачем? ― испугался я.
— Мы у ручья. Наклоняйся, промою твои глаза, а то ослепнешь, а это нехорошо, да?
— Да, ― безразлично промямлил я, опускаясь на колени и позволяя чужому человеку умывать себя. И как он догадался, что в тот момент от усталости я был не в
