Бессмертие мистера Голдмена - Алекс Гримм

- Двадцать седьмое мая.

Иззи поднялся с места и сделал несколько шагов в сторону экрана. Вслед за ним зажужжал рой дополнительных камер, он остановился прямо у экрана и приложил к нему руку. От того веяло теплом, словно то было настоящее оконное стекло, нагретое ярким солнцем.

- Весна… Боб, почему ты сидишь здесь, со мной, вместо того, чтобы наслаждаться этой красотой?

- Потому что, это моя работа, мистер Голдмен.

Роберт отвечал честно. Иззи научился отлично читать его интонацию, и даже сквозь декодер ему удалось уловить правду в словах доктора.

- И ты любишь свою работу?

- Я нахожу ее весьма занимательной.

Иззи обернулся и посмотрел в подъехавшую камеру.

- Занимательной?

- Верно.

- То есть, ты находишь занимательным наблюдение за одиноким зэком? Наблюдать за мной, изучать мое поведение? Ты любишь подглядывать, Боб? За парнями, или я исключение? Боб?

Последовала пауза. Роберт старался очень тщательно подбирать слова.

- Что?… Нет… Это…

- Ладно, Боб. Не волнуйся так.

- Серьезно?

- Да. Это шутка.

Из динамика послышался тяжелый выдох облегчения.

- Ты в последнее время стал каким-то нервным, Боб. Проблемы?

- Это не важно.

- Это касается твоей работы?

- Да… Нет… Боже…

- Видимо, меня это не касается, верно?

- Верно, - нервно выдохнул Роберт

Иззи усмехнулся и отвел взгляд. Ему гораздо приятнее было смотреть в глаза человеку, с которым он беседовал, нежели в черный, как вороний глаз, объектив камеры, в котором он отражался перевернутым. Ему всякий раз становилось не по себе от этого, но он, все же, никогда этого не показывал. Другое дело - разговор с глазу на глаз. В такие моменты восприятие и внимание Иззи почему то усиливались в несколько раз, и он буквально мог читать поведение человека. Он замечал, как выступает легкая испарина на лбу, когда человек нервничает, как бегает взгляд при откровенной лжи, и как подергиваются пальцы при раздражении. Все это он прекрасно знал и успел изучить благодаря своему доктору, Роберту Льюису, который был для него, словно огромный неисчерпаемый полигон по изучению человеческих эмоций. Роберт думал, что наблюдал за Иззи, но на деле они наблюдали друг за другом, и неизвестно, кто из них больше почерпнул из этого общения.

- Боб, могу я тебя попросить?

- Конечно, мистер Голдмен.

- Ослабь, пожалуйста, фильтры?

- Хорошо.

И без того белая комната еще больше наполнилась светом. В воздухе почувствовался едва уловимый, но сладкий запах цветов. Блок Иззи Голдмена располагался в торце здания, и был совсем недалеко от маленького парка, в котором сановито расхаживали люди в строгой белой одежде.

Иззи прикрыл глаза и втянул носом нежный аромат - божественно. Ему было хорошо. Чертовски хорошо. Распахнув глаза, он увидел тех самых людей, и даже мог услышать, о чем они говорят. Он слышал, как шептала листва деревьев, подхваченная порывом легкого ветра. Он слышал, как внизу тихонько проезжали электрокары из гладкого блестящего металла и белого пластика. Внезапно, он услышал детский смех и обернулся в его сторону: по улице, сразу за ограждением, проходила большая группа детей, ведомая молоденькой девушкой в аккуратной униформе.

- Кто это? - спросил Иззи.

- Школьники, - легко ответил Боб. - Скорее всего, экскурсия.

- А какой сегодня день недели?

- Пятница.

- Пятница… - повторил Иззи, и в его голове это слово разошлось сотнями отголосков. Сейчас он подумал о том, что для него на самом-то деле не существует никакой разницы, будь то понедельник, четверг или воскресенье. В его жизни, в его мире, лишь один день недели застыл навеки, и он даже не знал, какое название подойдет ему больше. Для него каждый день был просто днем, проведенным все в тех же белых стенах под постоянным наблюдением.

- И куда они идут?

- Сложно сказать. Недалеко отсюда недавно открылся новый океанариум, который многие называют восьмым чудом света.

- Восьмым чудом света?

- Ну, знаете, мистер Голдмен, по легенде на земле когда-то…

- Боб, я не дурак, - Прервал его Иззи. - Я прекрасно знаю о семи чудесах света.

- Простите…

- Мне интересно знать, почему этот новый океанариум так называют?

- Дело в том, что он представлен в виде огромной сферы, утопленной в землю ровно наполовину.

- Как это?

- Как если бы вы вырыли лунку и положили в нее глобус так, что было бы видно только то, что от экватора и выше.

Иззи попытался представить себе эту картину.

- Но, все дело в том, мистер Голдмен, что в этой сфере содержится огромное количество океанской воды, которая удерживается навесу.

Голдмен приподнял брови и посмотрел в камеру.

- Что значит «навесу».

- Грубо говоря, вода в этой сфере находится в воздухе, в состоянии невесомости, как капля в космическом корабле. Всю это массу удерживает мощнейшее гравитационное поле, которое не позволяет пролиться ни единой капле. И вот в этой океанской воде плавают разнообразные представители морской фауны. А вся прелесть в том, что вы можете пройти под этим чудом, или же взобраться на него сверху. К тому же, там есть специальная платформа, которая может переместить вас в любую точку вокруг этой сферы, и так вы можете полюбоваться стихией под любым углом.

Иззи тщательно старался представить себе эту картину, но никак не мог. Для человека, который всю свою жизнь провел в тюремном корпусе, было очень сложно представить, как выглядит внешний мир за пределами видимости окна, то и дело затемненного фильтрами. Видео-панно не в счет, оно не давало полного ощущения безграничного простора наполненного цветущей жизнью. И уж тем более не было речи о том, чтобы представить себе что-то столь же грандиозное, как этот новый океанариум, или же колонии на Марсе, где уже давно простирались огромные цветущие сады под кислородным куполом, сконструированные по Земному образцу.

- Боб.

- Да, мистер Голдмен.

- Ты не мог бы загрузить видеозапись этого океанариума?

- К сожалению, у меня его, пока, нет. Но, как только он появится, я сразу же пришлю его вам. Хотя, эту красоту лучше всего видеть собственными глазами, а не…

Голос умолк.

Злые, жадные глаза Иззи Голдмена буравили объектив камеры, а кулаки сжались до такой степени, что захрустели костяшки и на оголенных руках выступили жилы. Он через силу процедил сквозь сжатые губы:

- Собственными глазами?

- Я прошу прощения, мистер Голдмен…

Ярость подкатывала к голове и отдавалась пульсом в висках. Сейчас Иззи готов был уничтожить к чертовой матери все, что только попадется ему на пути, и обязательно… обязательно разбить эту чертову камеру, желательно об голову самого Роберта Льюиса…

Но он сдержался. Каких бы усилий ему это не стоило, Иззи Голдмен сдержал себя в руках, потому что прекрасно знал, что его ожидает в том случае, если он решит снова продемонстрировать всю ярость, силу и злобу, на которую только был способен. Да, он прекрасно знал это.

- Примите мои извинения. Я не хотел задеть вас.

- Верни на место фильтры, - отрезал Иззи, отводя глаза в сторону. - И хреновину эту выключи, и свет. Я хочу спать.

- Как скажете, мистер Голдмен, - отозвался Боб.

Возвращаясь к своей постели, Иззи обернулся и посмотрел на потухающий экран. Панорама белоснежного города быстро угасала и превращалась просто в верную стену, словно только что там и не было вовсе просторных улиц и множества людей, а ему это все лишь привиделось, и все это время он смотрел на одинокую стену в самом дальнем конце. Может быть вообще все, что его окружает, слеплено из его сна, и он просто никак не может проснуться, чтобы вкусить грубую и горькую реальность обыденных дней? Что есть реальность? Что есть настоящая жизнь? Что есть свобода?

Он положил голову на подушку, снова и снова задавая себе вопросы и не находя на них ответа. Иззи лежал в черной комнате, и только назойливые огоньки камер, которые измеряли его биометрические параметры и все так же жужжали, следя за каждым движением. Иззи никогда не случалось побыть одному, и все же, временами, он как будто сходил с ума от одиночества.

Голдмен уснул, и в этот раз ему снился сказочный и загадочный океанариум, который он вряд ли когда-нибудь увидит собственными глазами. Он смотрел на огромных китов, проплывающих мимо него и смотрящих своими огромными китовыми глазами, издавая низкие звуки, словно стараясь что-то сказать ему, но он их не понимал. Он бежал, бежал следом за ними, потому что они звали его с собой, но ноги были слишком слабы и не отрывались от земли. А киты уплывали все дальше и дальше, и их голоса затихали с каждой утекшей секундой, что уже никогда не вернуть.

Киты скрылись, и над ним осталась лишь пустая толща лазурной воды. Огромная масса, казалось, опускалась ниже и прижимала его к земле. Ему было трудно дышать, и он почувствовал, как его легкие наполняются водой. Иззи захлебывался и чувствовал ужасную боль по всему телу. Он чувствовал, как умирает, и всего через мгновение он станет лишь безвольным телом, скользящим в этой безграничной соленой массе невиданной красоты. Мертвые глаза так и останутся смотреть на то, как где-то там, в вышине, пробиваются изогнутые солнечные лучи, пока не придет человек в белоснежной форме и не заберет его обратно, чтобы вновь положить на койку в камере.