Номер с ванной - Властимил Шубрт

— Барышня Крамперова, — лаконично представил я. Доктор прямо-таки переломился в пояснице, а его хрупкая спутница, раздвинув подведенные розовой помадой губы и обнажив ровные перламутровые зубки, радостно защебетала:

— Очень рада с вами познакомиться, барышня Крамперова. Меня зовут Алиса Гайска. Вы знакомы с доктором Баудышом?

— Нет, — коротко ответила Мирка и чуть заметно усмехнулась, как бы намекая, что даме полагается ждать, пока ее представят другие. И уж, во всяком случае, не следует представлять своего спутника.

Доктор Баудыш поторопился загладить неловкость и пригласил нас на обед.

— Вы любезно пошли нам навстречу, пан Кабеш, так что я — ваш должник, — заметил он. — Сегодня вы — наши гости. Будем ждать вас через четверть часа внизу, в ресторане…

— Да, разумеется, — подтвердил я и направился в комнату, чтобы хоть немного ополоснуться и сменить рубашку.

— Послушай, какое одолжение ты успел ему сделать? — зайдя следом за мною, спросила Мирка.

Я пожал плечами.

— Де-юре я живу в одной комнате с ним. Перед отъездом в отпуск у него не хватило времени на развод.

— Ах, вот как! — произнесла Мирка и загадочно улыбнулась. Я тем временем подсчитывал про себя, сколько денег сегодня сэкономлю.

3

А сэкономил вполне прилично. Обед состоял из аперитива, зернистой икры на закуску, черепашьего супа, татарского бифштекса или ростбифа с шампиньонами, пирожных, кофе по-венски и бутылки «бадаксона». Встреча прошла чинно, без шероховатостей. Меня заинтересовало только, что девушка по имени Алиса, несмотря на деликатное телосложение, легко одолела полный комплект съестного, в то время как Мирка отказалась от супа и пирожного, а кофе выбрала без сливок. Заботу своей спутницы о сохранении стройной фигуры я, с учетом своего финансового положения, воспринял с одобрением, так же как и тот факт, что кроме шикарного ресторана, очевидно, относящегося по уровню цен к первой категории, в гостинице «Поклад» существовало и что-то вроде общедоступной столовой, гораздо менее изысканной, но зато более дешевой.

Доктор самоотверженно вел беседу, я время от времени поддакивал, зато обе наши дамы, как ни странно, помалкивали. Меня особенно удивляло молчание Мирки, казалось, она чувствует себя не в своей тарелке. Алиса доброжелательно улыбалась, вертела в руках серебряный карандаш и что-то черкала на листке бумаги, Миркино лицо я определил бы как задумчивое и непроницаемое. Когда доктор сосредоточился на расчете а я внимательно уставился на официанта, с интересом наблюдая за его профессиональными ухватками, клочок бумаги очутился уже в руках у Мирки. Она повертела его, скомкала и бросила в пепельницу. Доктор между тем щедро отказался от сдачи и, когда официант наконец удалился, обратился к нам:

— Надеюсь, вы будете на пляже ближе к вечеру?

Я машинально кивнул, потому что ничего другого, кроме купания, не планировал, но Мирка неожиданно остановила меня.

— Разве что ближе к вечеру, — заявила она. — Сейчас немного отдохнем, а потом пойдем погуляем по лесу.

Доктор Баудыш принял это к сведению, отодвинул стул и встал. Алиса тем временем тщательно давила в пепельнице горящий окурок. Вернее, не столько давила, сколько старалась упорно и целенаправленно уничтожить обгоревший уже клочок бумаги. Наконец доктор предложил ей руку, и мы вчетвером покинули ресторан. Я шел последним, причем «случайно» забыл на столе зажигалку.

— Ах, ты, черт, — пробормотал я. — Извините, я оставил на столе свой огонек.

Доктор засмеялся.

— Ну так поскорее возвращайтесь! В вашем возрасте, дорогой друг, без огонька не прожить!

— Это точно, — согласился я, вернулся к столу, схватил подгоревший бумажный шарик и вместе с зажигалкой сунул его в карман пиджака.

Дождавшись, когда Мирка отправилась в ванну, я вынул шарик и разгладил его на колене. Бумага была сильно потерта и кое-где прожжена, но мне все же удалось прочесть две фразы, написанные прямым женским почерком: «Мируш надеюсь ты не крыса я тоже тебя не выдам».

4

Во второй половине дня мы вьшли прогуляться. В лесу было чудесно: мир, покой и тишина Побродив около часа, мы уселись наконец на поросшей густой травой поляне, укрытой от нескромных взглядов с одной стороны молодыми елочками, а со всех остальных — кустами малины и ежевики. Я положил голову Мирке на колени, обхватил правой рукой ее ноги и закрыл глаза. Она легонько прикоснулась к моим волосам и взъерошила их. Я втянул в ноздри запах ее духов, смешанный с запахом вереска, хвои и еще чего-то, что не сразу сумел определить, и только потом осознал, что так, дразняще и возбуждающе, побеждая даже благоухание изысканных духов, пахнет Миркино тело. Левой рукой я обнял ее за шею и притянул вплотную к себе надеясь, что в награду за такую смелость она поцелует меня, но Мирка только прислонилась подбородком к моему лбу. Я открыл глаза. Она рассеянно смотрела куда-то вдаль.

— В чем дело? — прошептал я. — Что-нибудь отучилось?

— Нет, просто я немного устала. Ты недоволен, что мы не пошли купаться?

— Нет, с какой стати? Здесь тоже хорошо.

— А мне хорошо там, где ты, — выпалила она. — Как бы я хотела быть с тобой рядом! Только с тобой, понимаешь?

Вместо ответа я улыбнулся.

— Конечно, я болтаю чушь, но… каждый человек имеет право на хотя бы одно большое, пусть даже несбыточное желание.

— Не вижу в твоем желании ничего несбыточного.

— Все тут несбыточное. — Мирка принужденно улыбнулась, обхватила ладонями мою голову и наконец-то поцеловала меня. — Я совершила большую глупость, когда пошла на твой выпуск. Надо было отправить поздравление, я все. Вот только… Я должна была тебя увидеть на минутку. Только увидеть, ей-Богу. А потом собиралась удрать…

Я не дал ей договорить.

— И хорошо, что не удрала. Кому бы я тогда положил голову на колени?

— Если ты сейчас меня прогонишь, молча уйду, и ты обо мне больше никогда в жизни не услышишь. Но если сумеешь, Гонза, потерпи немного, хотя бы недельку. Очень тебя прошу…

Две вещи пришли мне в голову одновременно: что с учетом расценок в гостинице «Поклад» и моих финансовых возможностей нам придется уносить ноги гораздо раньше и что Мирка становится опасно сентиментальной. Вслух я произнес:

— Будь так добра, не расстраивайся заранее. Лучше скажи, как тебе нравятся наши соседи. Пан доктор и его красотулька.

Такой поворот застал ее врасплох. Она только заморгала и недоуменно передернула плечами.

— Меня интересует твое впечатление, — не унимался я. — Очень интересует.

— Ну, что я могу сказать? Ничего определенного. Доктор, на мой вкус, староват, да к тому же, кажется, и сноб. А барышня бойка, очень миленькая девчонка.

Я понял, что больше ничего об Алисе она говорить не станет. Врать ей не хотелось, но и признаваться в знакомстве тоже. Впрочем, мне и так все стало ясно. Алиса, как видно, «бывалая тузексовка»,[2] а влюбленный доктор даже понятия об этом не имеет. Отсюда и комедия на балконе, когда Алиса поторопилась представить своего спутника, и сдержанное «выканье», и глухое молчание во время обеда, и, наконец, торопливо нацарапанная и совершенно недвусмысленная записка без знаков препинания. И все же, что затевает Мирка, отчего она темнит? Ведь в отличие от Баудыша я все знаю…

5

В гостиницу мы вернулись около пяти, я отправился на пруд, чтобы искупаться, а Мирка решила вздремнуть. Часов в семь я собирался ее разбудить, чтобы вместе пойти поужинать.

Вода была отличная, чистая и теплая, я переплыл пруд туда и обратно, метров семьсот, не меньше, а потом растянулся на песке, под еще горячими лучами солнца, и углубился в не слишком радостный пересмотр своего финансового положения.

Вечером придется сообщить Мирке, что у меня с собою всего лишь несколько сотен — для студента огромная сумма, но для гостя международного отеля «Поклад» сущая мелочишка, — так что не позднее понедельника надо отсюда уезжать. Это, так сказать, оптимальное решение. Самое разумное — считать нашу поездку ни к чему не обязывающим эпилогом студенческого житья…

Из задумчивости меня вывел мужской голос. Его обладатель старался говорить тихо, но то и дело забывался.

— Я тебя не понимаю, Власта, — услышал я. — И ты не постесняешься иметь дело с таким мерзавцем?

— Не сердись, Петр, — устало откликнулся женский голос. Дальше мне удалось схватить лишь обрывки слов, не имеющие никакого смысла, так как женщина говорила гораздо тише, чем ее рассерженный собеседник.

Я незаметно покосился в ту сторону, откуда долетали голоса. Власта и Петр сидели в двух шагах от меня, оба в купальных костюмах, оба лет тридцати пяти.

— Если я тебя правильно понял, мне надо пойти за ним, а ты тем временем поговоришь с той стервой.