Последние часы в Париже - Рут Дрюар

меня, когда мы заходим внутрь, и теперь голод дает о себе знать. Суазик разливает суп по тарелкам; расплавленный сыр растекается между гренками и кольцами мясистого лука. Прежде чем взять ложку, она осеняет себя крестным знамением:

– Спасибо, Боже, за эту пищу.

– Аминь, – бормочу я.

Мы едим в дружеской тишине, рожденной многолетним знакомством. Суазик – не любительница светской беседы, и я привыкла к ее манерам. Таких, как она, называют неразговорчивыми, но у нее на то свои причины. Мы как раз доедаем суп, когда на кухню врывается Жозефина; в ее ярко-голубых глазах светится возбуждение.

– Мама, угадай! – Она даже не здоровается.

Я взволнована, видя дочь такой счастливой, и встаю, чтобы чмокнуть ее в щеку.

– Bonjour, Жозефина. – Рядом с ней стоит Эрве, и я протягиваю ему руку. Вспыхивая румянцем, он отвечает крепким рукопожатием. Кажется, славный парнишка.

– Угадай! – повторяет Жозефина, бросая взгляд на Эрве, а потом снова на меня. – Школа организует поездку в Англию.

Жозефина обожает все английское; она мечтает поехать в эту страну с тех пор, как «Битлз» выпустили свой первый альбом в прошлом месяце. Иногда я слышу, как она напевает их песни «Люби меня», «Пожалуйста, порадуй меня». Я смотрю на свою дочь, на это юное лицо, озаренное радостным волнением, и со знакомой тоской вспоминаю ее отца. У нее та же joie de vivre[5], тот же интерес к жизни, такое же горячее желание попробовать эту жизнь на вкус. Но как тяжело у меня на сердце, когда я знаю, что придется разочаровать ее.

– Жозефина. Сожалею. Мы не можем себе этого позволить.

Ее глаза становятся на оттенок темнее, уголки рта опускаются, ямочки на щеках исчезают.

– Но ты даже не знаешь, сколько это стоит. И у меня осталось немного денег, подаренных на день рождения.

– Я знаю, что ты не все потратила. – Я сжимаю ее руку. – Но у нас нет таких денег, чтобы хватило на поездку.

Она испускает глубокий вздох, и я чувствую, как все ее тело сдувается. Эрве поджимает губы, отводя взгляд, как будто смущенный. Деньги – не та тема, которую обсуждают вне семьи.

– У тебя даже нет паспорта, – вмешивается Суазик.

При слове «паспорт» мое сердце пускается вскачь. Жозефине нужно подождать еще немного, до окончания экзаменов, пока у нас не появится время, чтобы поговорить обо всем спокойно и обстоятельно.

– Я уверена, что смогу его получить! – Жозефина повышает голос, явно закипая от злости. Вместо того чтобы помочь осуществить ее мечты, мы мешаем ей, сдерживаем ее.

Я поворачиваюсь к Эрве.

– А ты едешь?

– Я собираюсь спросить своих родителей. – Он смотрит на Жозефину. – Они могли бы одолжить тебе немного денег.

– Нет! Об этом не может быть и речи, Эрве! – Я возмущена его предложением; еще не хватало, чтобы он взялся решать наши проблемы. – Будет еще много других возможностей. – Я снова обращаюсь к Жозефине, подводя черту под обсуждением:

– В любом случае, ты еще недостаточно взрослая для такого большого путешествия. – Я пытаюсь изобразить примирительную улыбку.

– Мама, я уже не маленький ребенок. – Жозефина отвергает мою улыбку. – И уверена, что смогла бы раздобыть деньги. – Она бросает взгляд на Суазик, затем снова на меня. – Но ты все равно не хочешь, чтобы я ехала, не так ли? Ты даже в Париж не готова меня отпустить. Ты просто хочешь, чтобы я всю жизнь торчала здесь, в этой богом забытой Бретани.

– Нет, это неправда! – Ее внезапная эмоциональная вспышка застает меня врасплох. – Я знаю, что ты не ребенок.

– Тогда почему ты все еще относишься ко мне как к маленькой?

– Жозефина! – Суазик останавливает ее холодным каменным взглядом. – Довольно.

Жозефина нарочито громко вздыхает.

– Я не собираюсь оставаться здесь навсегда, ты знаешь.

– Я сказала: довольно. – Суазик встает из-за стола, для пущей убедительности складывая руки на груди.

Это ее дом, и мы живем по ее правилам. Мы не кричим и не ссоримся. Я внутренне съеживаюсь, сердце разрывается от жалости к дочери. На самом деле этот спор вовсе не из-за денег.

Жозефина не сдается:

– Пусть я не поеду в это путешествие, мне все равно. Я просто хочу покинуть этот дом и Трегастель. Он такой… такой маленький. И люди такие…

Она поворачивается к Эрве – по нему видно, что он предпочел бы оказаться где угодно, только не там, где находится. Она берет его за руку и увлекает за собой к двери.

Глава 2

Бретань, май 1963 года

Жозефина

– Я тогда тоже не поеду. – Эрве обнимает Жозефину за плечи, когда они идут по прибрежной дороге к его дому.

Она резко останавливается, отступает в сторону и поворачивается к нему лицом.

– Дело не в поездке. Я просто сыта по горло тем, что мы даже не можем поговорить об этом. Я могла бы найти способ раздобыть деньги; у меня есть кое-какие сбережения, но мама не хочет, чтобы я уезжала. Она вообще не хочет, чтобы я что-то делала. Она всего боится. Боится жизни! – Жозефина переводит дух. – Мне даже не разрешают выходить из дома в субботу вечером.

– Но суббота – единственный день недели, когда твоя мама может провести вечер дома.

– На чьей ты стороне? – Почему он не видит, насколько жестко ее контролирует мать?

– Мне жаль твою маму.

Жозефина с прищуром смотрит на него.

– Что-что?

– Ну, у нее не так много денег, верно? И она совсем одна.

– У нее есть Суазик. В любом случае, это ее вина. Она никогда не хотела ни с кем встречаться. У нее были предложения, но никто не казался ей достойным внимания. – Жозефина снова пускается в путь, и беспокойная энергия захлестывает ее, когда она думает о том, что мать даже не хочет поговорить об отце – Фредерике, застреленном во время освобождения Парижа. Всякий раз, когда Жозефина поднимает эту тему, мать меняется в лице, настораживается и отводит взгляд, как будто погружаясь в собственный тайный мир.

– Я мог бы одолжить тебе немного денег, – предлагает Эрве. – Мне тоже нужно получить паспорт. Мы могли бы сделать это вместе.

– Что для этого понадобится?

– Я не знаю. – Он ловит ее ладонь, и они шагают рядом, размахивая сцепленными руками. – Наверное, свидетельство о рождении?

– Я даже никогда не видела своего свидетельства.

– Ну, оно должно быть у каждого. Спроси свою маму. К тому же всегда можно получить копию в местной ратуше.

Эрве, кажется, знает обо всем куда больше, чем она, и это ее слегка бесит.

– Я возвращаюсь. Хочу поискать свое свидетельство о