Вечный ветер (С иллюстрациями) - Сергей Жемайтис

А мы пропели:

— Ниспровергайте блестящие с виду, но ветхие истины!

Он развел руками:

— Совершенно справедливо. Мне нечего больше сказать, кроме как пожелать здоровья и счастья. — Он протянул руку к роботу, тот подкатился к нему, ректор взял бокал из дымчатого хрусталя и высоко поднял его.

Ипполит Иванович что-то еще говорил. Наверное, не стандартные слова — ректор в конце своих коротких речей иногда блистал экспромтом, который потом долго ходил среди студентов, модернизируясь и принимая форму анекдота. На этот раз поднялся такой шум и смех, что мы увидели только его улыбающееся лицо. Все спохватились, что уже давно должны были находиться в студенческой столовой или дома за праздничным ужином. Когда мы спускались в лифте, Костя сказал:

— С паузами полторы минуты! Вот это речь! Человек помнит, что сам был студентом. Жаль, мы не расслышали заключительной и главной части его речи.

Очень высокий студент в модных очках процитировал у нас над головами:

— «Быть полезным — это только быть полезным, быть прекрасным — это только быть прекрасным, но быть полезным и прекрасным — значит быть великим».

Спутница студента заметила:

— Ты и так велик, тебе осталось сделаться или полезным, или прекрасным.

Вся компания разразилась громким смехом, и громче всех хохотал глухим басом студент в модных очках.

Биата даже не улыбнулась. Когда мы вышли из лифта и направились к выходу, она сказала:

— Вместо довольно спорного афоризма он мог сказать о вещах более важных.

Костя спросил:

— Ты считаешь, что он должен был упомянуть о звезде?

— Вот именно! Он должен был сказать, предупредить! Ему известно многое. Высказать опасения.

— Посеять панику?

— Нет, сплотить в дни опасности!..

Костя понимал, что ступил на гибельный путь, но, верный себе, не мог остановиться и поссорился с Биатой. Вечер был испорчен. Она разрешила нам проводить ее только до автокара и уехала в свое Голицыно.

Костя сказал, глубокомысленно хмурясь:

— Вот так глупцы портят жизнь себе и окружающим. — Помолчав, он добавил: — Близким.

Я согласился:

— Довольно верный итог самоанализа.

Костя на этот раз принял как должное все мои колкости и покорно кивал головой, повторяя при этом:

— Ты прав, Ив. Абсолютно прав. Но почему ты не перевел разговор на другую тему, не отвлек?

— Пытался.

— Да, ты пытался. Проклятая звезда! Чтоб она там сгорела раньше времени.

— Слабое утешение.

— Как ты прав. Ив! Мне бы твое благоразумие.

Его искреннее раскаяние и покорность привели к тому, что я сервировал стол, когда мы пришли к себе в общежитие, и ухаживал за Костей, как за больным. Наш робот Чарли все еще покоился в нише у дверей. В первом семестре Костя пытался его модернизировать, разобрал и за недостатком времени не смог собрать до сих пор, так что в довершение всего после «праздничного ужина» мне пришлось еще и убирать квартиру, чтобы не заниматься этим завтра, в день отъезда, хотя делать это должен был Костя: ведь он распотрошил Чарли. Пока я орудовал с пылесосами, Костя, томный, расслабленный и виноватый, сидел перед экраном и смотрел какую-то унылую передачу из серии «Если тебе нечем заняться». Я спешил, потому что к полночи обещал быть у родителей.

И все-таки вечер кончился отлично! Внезапно на экране видеофона появилась Биата. И, как всегда, будто ничего не произошло, спросила:

— Вы дома, мальчики?

— Дома! Дома! — заревел Костя, вскакивая.

— Как хорошо, что я вас застала!

— Поразительная случайность! — нашелся Костя.

— Действительно, мне казалось, что мне ни за что вас не найти.

Костя умолк. Оба мы блаженно улыбались. И она, помолчав и критически оглядев нас, продолжала:

— Как вы думаете, не приехать ли вам сейчас ко мне?

— О-о-о! — было нашим ответом.

— Вот и отлично. А то сидят вдвоем в такой вечер да еще занимаются уборкой!

Костя с деланной скромностью потупился:

— Трудолюбие — одно из наших многочисленных достоинств.

— Особенно твоих. Ну, я жду. Потанцуем. Дома у меня столько народу — гости сестры. Глядя на них, я вспомнила и о вас. Пожалуйста, приезжайте! — Она одарила нас улыбкой и растаяла.

Костя набрал полную грудь воздуха и, как перед глубоким погружением на большую глубину, с шумом выдохнув, сказал:

— Ты заметил — ни намека на эту чертову звезду!

МЫ УЛЕТАЕМ

Студенты нашего факультета разъезжались и разлетались на практику. Мы стояли на полу из желтого пластика в самом центре нового здания Шереметьевского аэровокзала. Наша шумная и пестрая стая привлекала всеобщее внимание. Особенно бросались в глаза костюмы девушек из пентасилона, окрашенные иллюзорином. В последнем семестре мы участвовали в разработке этого удивительного красителя, меняющего цвета под влиянием биотоков. Через неделю улицы городов расцветут умопомрачительными пентасилоно-иллюзориновыми тонами, а сейчас только наши девушки привлекают всеобщее внимание и вызывают хорошо скрытую зависть сверстниц из других школ. Иллюзорин открывает потрясающие перспективы для биологической практики. Самое небольшое изменение биополя меняет оттенок цвета, его напряженность. А какие перспективы открываются для психологов! Олег Зотов на этом основании пророчит кратковременность моды на иллюзорные краски. И он, пожалуй, прав. Женщина всегда должна быть таинственно непроницаемой, а сейчас можно прочитать все ее привязанности, симпатии и антипатии — достаточно взглянуть, какие оттенки принимают кофточки, свитеры, брюки наших девушек. Одеяние Литы Чавканадзе прошло через все тона фиолета, пока Костя Болотин, золотоголовый красавец, учил Олю Головину замысловатому па из «Ой хо-хо». Наконец Костя оставил Олю и подошел к Лите. Ее свитер сначала стал пепельно-серым, а затем вспыхнул, как трава на солнце. Только на одной Биате был комбинезон из обыкновенной защитной ткани золотистого цвета, принятый в этом году у астролетчиков. Только одна Биата из всего астрономического факультета отправляется в космос. Ее группа, сменяющая старый персонал обсерватории, состоит в основном из видных астрофизиков. Никого из них нет еще на вокзале. Не чета нам, студентам, они научились ценить время и появятся точно в срок. А Биата приехала вместе с нами.

Среди красочной толпы кое-где попадались роботы — провожатые, присланные родными для последних напутствий. За мной, не отставая ни на шаг, ходил дядя Вася. Это, кажется, один из самых древних роботов на планете, созданных для услуг, присмотра за детьми, хранения семейной информации и расчетов по хозяйству. На большее он не был способен, но мы любили эту безотказную машину, с ней было связано очень многое из истории нашей семьи. В своей памяти дядя Вася хранил все мало-мальски интересные случаи из нашей жизни и семейные анекдоты. С тех пор как у него испортилось реле выключения магнитной записи, он «запоминал» все звуки в доме и тем нередко помогал восстанавливать истину в спорах. Последнее обстоятельство выводило из себя мою сестру Катю, но и она стояла горой за него, когда заходил разговор о замене Василия более совершенной моделью.