Венера плюс икс (Venus Plus X) - Теодор Старджон

Чарли Джонс смотрел на слабо видневшийся в серебряной стене овал и хотел, чтобы мисс Моран была здесь. Он хотел видеть здесь и Лору. Он помнил их обеих отчетливо, хотя они были разделены многими годами («Сколькими годами, — подумал он, глядя на наручные часы, — сколькими годами они отделены от меня?»). Ему хотелось, чтобы здесь с ним были и мать, и та рыженькая из Техаса. (Она, рыжая, была у него первой. Интересно, смогла бы она ладить с матерью? А как ладила бы Лора с мисс Моран?).

Чарльз не мог остановиться, не смел, не хотел прекратить вспоминать. Память давала ему уверенность в том, что он Чарли Джонс, и даже находясь в незнакомом месте и не зная, который час, он не потерялся. Никто не теряется, если знает, кто он.

Кряхтя, он поднялся на ноги. От слабости и головокружения он мог стоять лишь широко расставив ноги, а ходить не отрывая ноги от пола. Чарльз двигался к слабо видневшемуся очертанию овала на стене — другой цели в этом помещении все равно не было. Он старался идти прямо, но у него плохо получалось. Это напоминало комнату смеха в Кони-Айленде (однажды он побывал там), где людей закрывают в маленьком помещении и затем наклоняют его. Не имея никаких внешних точек отсчета, человек видит себя лишь в зеленых зеркалах. Он бывал там в свое время пять-шесть раз в день. И вот теперь Чарльз чувствовал то же самое. Но все-таки он знал, кто он, и понимал, что ему плохо. Он подобрался к тому месту, где пол переходил в стену, и склонился там на колено, бормоча:

— Мне плохо, вот и все. — Чарльз ясно расслышал свои слова и вскочил на ноги. — Да, это я! — заорал он. — Я! Я!

Его понесло вперед, ухватиться было не за что, и он оперся рукой на овал, непроизвольно нажав на него.

Перед ним овальное отверстие.

Там его ждали — человек стоявший за овальной дверью, улыбался, но был очень странно одет. Чарльз удивленно выдохнул:

— О, извините… — и упал ничком.

Герб Рейл живет в Хоумвуде, где у него участок земли сто пятьдесят на двести тридцать футов, выходящий на Бегония Драйв. В тылу участок граничит с землей Смитти Смита (двести тридцать на сто пятьдесят футов фронтом на Кала Драйв). Дом Герба Рейла построен в разных уровнях, а у Смита дом одноэтажный с низкой крышей. Соседи Герба слева и справа тоже живут в домах, построенных в разных уровнях.

Герб въезжает в ворота своего дома, сигналит и высовывает голову. Ага, попалась!

Жанетт косит газон косилкой, из-за ее шума она не слышала, как подъехал Герб, и клаксон автомобиля пугает ее. Наступив на ножную педаль, Жанетт выключает косилку и, смеясь, бежит к машине, крича детям:

— Папа, папа приехал!

— Па, па-а! — Дейву пять лет, а Карин три.

— О, милый, почему так рано?

— Закрыл счет Аркадии, ну, босс и говорит: поезжай-ка ты, Герб, к своим малышам. Ты классно выглядишь.

Жанетт одета в короткие шорты и свободную футболку.

— Я был хорошим мальчиком, я вел себя хорошо, — кричит Дейв, роясь в боковом кармане отца.

— Я тоже, я тоже хороший мальчик, — не отстает Карин.

Герб смеется и ерошит ей волосы.

— О, ты вырастешь настоящим мужчиной!

— Перестань, Герб, ты ее растрепал. Ты купил торт?

Герб ставит трехлетнюю малышку на землю и оборачивается к машине.

— Забыл. Но ты печешь торты лучше.

Жанетт не может сдержать стона, и Герб быстро продолжает:

— Я знаю рецепт и сам испеку еще лучше: нужны только масло и пачка туалетной бумаги.

— Это будет не торт, а сыр? — смеется Жанетт.

— Черт, я должен поговорить с Луи.

Герб берет пакет и идет переодеваться. Пока его нет, Дейв ставит босую ногу на все еще горячий цилиндр косилки. Когда Герб возвращается, Жанетт уже приговаривает:

— Ш-ш, ш-ш, будь мужчиной.

Герб уже в домашних шортах и футболке.

Чарли Джонс споткнулся вовсе не из-за того, что его легко выбить из колеи. Просто, когда вам светят фонариком в лицо, когда вдруг под ногами оказывается крутая лестница, то можно и не удержаться на ногах. В первый момент ему показалось, что он увидел очень странно одетую женщину. Сидя в своем серебристом мешке, он не мог думать ни о чем ином, кроме как о женщинах — Лоре, матери, мисс Моран, рыженькой техаске. И теперь он был уверен: на его месте любой бы решил, что увидел женщину. Фактически же Чарльз мало что видел вообще: он лежал на спине на чем-то упругом, однако не таком уж мягком, как раньше, скорее это напоминало поверхность каталок в больницах. И кто-то очень осторожно обрабатывал ссадину на его лбу, в то время как прохладная влажная ткань, слабо пахнувшая ореховым листом, прикрывала глаза и лицо, создавая приятное ощущение. Врачеватель говорил с Чарльзом, хотя нельзя было понять ни одного слова, причем голос его, пожалуй, не походил на женский. Конечно, не бас профундо, но и не женский. Однако же, и наряд был у него! Представьте себе нечто вроде короткого купального халата ярко-алого цвета с поясом, распахнутого как сверху, так и снизу. На плечах стоял торчком очень высокий воротник, он был выше головы и напоминал спинку стула в чехле. Сзади халат имел нечто вроде длинной сходящей на нет фалды, перед же, ниже пояса, был украшен коротким шелковистым фартучком, напоминавшим шотландские фартуки, носимые на килте и известные как «спорран». Легкие чувяки с острыми носками того же цвета, что и платье, доходили почти до середины голени.

Неизвестно, чем его лечили, но Чарльз почувствовал, что ссадина на лбу перестала жечь. Он лежал спокойно, боясь, что боль вернется, но этого не произошло. Осторожно он протянул руку, снял ткань с глаз и увидел над собой улыбающееся лицо, произнесшее несколько мелодичных слов с вопросительной интонацией.

Чарли спросил:

— Где я?

Брови на лице удивленно поднялись, рот улыбнулся. Сильные прохладные пальцы прикоснулись к его губам, и незнакомец отрицательно покачал головой.

Чарли понял и ответил:

— Я вас тоже не понимаю.

Он приподнялся на локте и осмотрелся. Он чувствовал себя теперь гораздо лучше.

Он находился в большой Т-образной комнате, большая часть длины которой представляла собой ту камеру с мягким полом и стенами, где он находился раньше, дверь в нее была все еще открыта и оттуда лился холодный серебристо-серый свет.

Стены помещения, от пола до потолка, были прозрачными. Чарльз видел однажды такие в большом универсальном магазине, но уже не помнил, где и когда. Концы перекладины буквы «Т» были плотно задрапированы, наверное, там были еще двери.

Чарльз глянул наружу и у него захватило дух: такую зелень можно иногда увидеть на поле для гольфа, но только иногда. Здесь же перед ним простиралась на многие мили зеленая равнина с отдельными деревьями, на вид тропическими. Роскошь природы поражала — все было очень красиво, пальмы капустные, масличные и кокосовые, — пальметты сабаль, древовидные циатеи, цветущие кактусы… На вершине каких-то каменных руин, которые были прямо-таки театрально красивы, стояло могучее баньяновое дерево высотой около ста футов, длинные узловатые ветви которого и многочисленные воздушные корни образовывали арки, прикрытые ниспадающей глянцевой листвой.