Меч ангелов (ЛП) - Яцек Пекара

- Пойдём, - я вздохнул, ухватил за руку Риттера и начал проталкиваться сквозь толпу.

Кто-то обругал меня, что мешаю смотреть, кто-то дыхнул запахом лука и пива, другой пихнул меня локтем в бок. Я перенёс это со смирением, хотя и пожалел, что не ношу официальный наряд - чёрный плащ и кафтан с вышитым на груди сломанным крестом. Ибо, как я мог заметить, люди приобретали неожиданную способность растворяться в воздухе, лишь только завидев инквизитора. И даже самые переполненные хезские улицы казались тогда почти пустыми. Но мы - служители Святого Официума - обычно люди тихие и смиренного сердца. Мы предпочитаем держаться тени, дабы более внимательно следить за греховными поступками других людей. Ибо из тени лучше всего видно во тьме, а блеск только лишь слепит глаза...

В конце концов, нам удалось выйти на улицу. Пригревало тёплое апрельское солнце, но от первого весеннего тепла Хез-Хезрон лишь сильнее вонял. Мусор, нагромождённый в переулках, нечистоты, стекающие по улицам или засохшие в твёрдую корочку, которая, однако, будет размыта первым же дождём. Грязные, потные люди, никогда не принимавшие ванну и не стиравшие одежду. Но, по-видимому, к искреннему сожалению вашего покорного слуги, я был одним из тех немногих, кого всё это беспокоило. Так или иначе, таков был Хез-Хезрон, и мне пришлось смириться с тем фактом, что моя судьба была связана с этим городом и в хорошем, и в плохом.

– Снова вы отвергли моё мастерство, - сказал мастер Риттер осуждающим, но в то же время несколько отстранённым тоном.

– Не мы, а канцелярия епископа, – пояснил я, уклоняясь от пьяного, который почти рухнул мне в объятия. - Вы знаете, в конце концов, что Инквизиториум очень редко занимается вопросами деликатной, художественной материи.

– Разве не всё равно? - Он махнул рукой. - Вы знаете, что я от всего отказался?

– А почему бы вам не написать комедию? – спросил я, выворачивая руку вора, который пытался пощупать пояс Риттера. - Займитесь весёлыми аспектами жизни.

Две толстые торговки сцепились в одной из торговых палаток, и одна попыталась заехать другой по голове оловянной сковородой, в результате чего поскользнулась на куче гнилых капустных листьев и упала, высоко задрав юбку. Из-под ткани выглядывали толстые икры, покрытые кроваво-красными пятнами расчёсанных прыщей.

– Вот и оно, - сказал я. - "Весёлые торговки из Хеза". У вас есть готовый сюжет для комедии.

– Издевайтесь себе. - Он посмотрел на меня мрачными глазами, и его бледные щеки покрылись кирпично-красным румянцем.

– И не думал издеваться, - сказал я. - Я читал ваши произведения. Трагическая любовь, злой правитель, интриги, предательство, обман, отравления, убийства, страдающие в подземельях призраки убиенных ... Кому это нужно, Хайнц?

Мы сидели за столом, расположенным перед гостиницей «Под остатками петли». Она носила такое странное имя, потому что давным-давно неподалёку от гостиницы стояла городская виселица. Владелец показывал гостям гнилой пень, который от той виселицы остался, но я полагал, что это просто трюк, придуманный для привлечения клиентов.

– Кувшин пива и две кружки, – заказал я трактирной девке.

Риттер попытался ухватить её за задницу, когда она отходила, но она ловко вывернулась и улыбнулась ему обломками зубов.

– Как думаете, когда-нибудь будет разрешено писать и представлять то, что мы хотим? - Спросил он. - А простым зрителям или читателям самим судить об искусстве?

– Конечно, нет. - Я рассмеялся. – Что вам взбрело в голову, мастер Риттер? Разве позволительно ребёнку, который не знает в какую сторону идти и не представляет подстерегающих опасностей, заходить в одиночку в неизведанный лес? Слова имеют огромную власть, и наша обязанность контролировать эти слова. В противном случае, они могут принести много зла.

– Возможно, вы правы, - сказал он, но я видел, что он не был убеждён. - А может быть, может быть... – он нервно постукивал пальцами по столу, - написать пьесу о Святом Официуме? О трудах повседневной жизни инквизиторов и о том, как борются они со злом, которое окружает нас со всех сторон? Например... - Очевидно, он был в восторге от собственной идеи, но я прервал его.

– Оставьте в покое Святой Официум, - сказал я твёрдо. - Мы не хотим, чтобы вы написали о нас плохого, мы также не хотим, чтобы вы написали о нас хорошего. Мы не хотим, чтобы вы когда-нибудь писали о нас. Инквизиторы слишком скромны, чтобы служить в качестве объекта искусства. Ибо гонящие нас впали бы во грех, а восхваляющие – смутили бы.

– Ну, да, – он покраснел. - Так вы говорите, "Весёлые кумушки из Хеза"?

Хотя я сказал "торговки", но, пожалуй, слово " кумушки " было ещё лучше.

– Пусть они спорят о выручке, мужчинах, стучат по головам сковородками, таскают друг друга за волосы, падают на подложенных капустных листьях, интригуют друг против друга... Это подходит людям, поверьте мне. Они всегда любят искать кого-то глупее себя.

– Но будет ли это всё ещё настоящим искусством, мастер Маддердин? - Он посмотрел на меня с приятием. - Я хотел бы написать о жизни и смерти, о великой любви и трагическом выборе, лютой человеческой ненависти и недосягаемой чести, о том, где проходит граница между честностью и подлостью, ложью и правдой... – он глубоко вздохнул и опустил голову. – А не о дерущихся сковородками кумушках.

– Нужно писать о том, чего хотят ваши зрители, – ответил я.

– Бa-a-a, - протянул он задумчиво. - Но чего они хотят? Хотел бы я знать...

– Мы ваша аудитория, - сказал я с улыбкой. - Итак, сначала попробуйте удовлетворить нас, а потом само пойдёт... Прежде всего, не задавайте много вопросов, особенно тех, на которые трудно найти ответы. Мир и так слишком сложен, чтобы ещё и вы смущали людей мудрствованием. Подарите им миг беззаботного веселья и позвольте смеяться над персонажами ваших произведений, чувствовать, что они лучше их...

Девушка поставила перед нами две кружки с неровными краями и кувшин с отбитой ручкой. Риттер снова попытался её шлёпнуть, но на этот раз со столь малым энтузиазмом, что она даже не подумала отскочить. Она улыбнулась щербатой улыбкой и отошла, покачивая бёдрами. Я глотнул пива и поморщился.

– Грязные кружки, старый кувшин, разбавленное пиво, беззубая подавальщица - просто напишите об этом. Смело, с открытым забралом, обличайте язвы нашего времени.

– Очень смешно, - буркнул он, ныряя усами в пиво. Я видел, что он не уверен, говорю я серьёзно или потешаюсь над ним.

– А если я напишу пьесу о еретиках? - Он придвинулся поближе ко мне и понизил голос. – О том, как они выдумывают свои ужасные мерзости, а затем, исполненные раскаяния, горят в спасительном огне очищения? Спасительный огонь очищения, - повторил он немного тише, видимо, чтобы запомнить формулировку.