Демиург - Алексей Эрберг

Психолог. Ваши родители ничего не заподозрили?

Оуэн. Они чувствовали, что со мной что-то происходит. Поэтому я ушёл с психологического и поступил на экономический в другом городе.

Психолог. То есть вы буквально решили оставить атмосферу внутри семьи нетронутой. Как давно вы виделись с ними?

Оуэн. Давно. Когда я учился, они пару раз приезжали меня навестить. А когда я стал работать… Сейчас мы периодически перезваниваемся.

Психолог. Что вы чувствовали, когда они приезжали к вам?

Оуэн. Радость и спокойствие. Как в детстве…

Психолог. Вам хотелось им открыться в этот момент?

Оуэн. Да. Но я понимал, что тогда это всё разрушит, и они больше не посмотрят на меня, как прежде. Помню, когда они приезжали в последний раз, уже перед самым отъездом они сели передо мной на диван и со всей серьёзностью спросили, счастлив ли я. Они смотрели на меня так пристально, что я на мгновение растерялся.

Психолог. И что вы ответили?

Оуэн. «Да». Ответил, что хочу жить именно такой жизнью. А потом тут же затараторил о перспективах этого университета для меня, что лучшим студентам на курсе обеспечено трудоустройство в лучшие компании и всякую такую чушь… И рассказывал это с таким энтузиазмом, с такой эмоциональностью…

Психолог. А что ваши родители?

Оуэн. Они ничего не сказали. Обняли меня крепко-крепко. Мама поцеловала со слезами на глазах, и они ушли. После мне было так мерзко.

Психолог. Почему?

Оуэн. Вы когда-нибудь читали «Трудно быть Богом» Стругацких?

Психолог. Нет.

Оуэн. Там главный герой Румата не знает, как ему сказать правду единственному человеку, который поистине дорог ему больше жизни и которого он любит. И он понимает, что с каждой произнесённой ложью, с каждой секундой оттягивания этого момента стена между ними становится всё толще и толще.

Психолог. И что он в итоге делает?

Оуэн. Вовремя признаётся.

Психолог. Вы считаете, что упустили этот момент?

Оуэн. Да, и уже давно. Когда принял решение уехать…

Психолог. Что вам мешает попытаться?

Оуэн. Они – единственная связь с той частью меня, которой больше нет.

Психолог. И вы не хотите, чтобы они знали вас другим?

Оуэн. Нет.

Психолог. Почему?

Оуэн. Потому что это единственное, над чем у меня сейчас есть контроль. Я лишился своей силы. С того дня внутри меня и так всё словно исковеркано.

Психолог. А с друзьями вы не поделились по той же причине?

Оуэн. Они бы не поняли. А самое главное, я сам уже не понимал, кто есть мои друзья. Я отдалился от всех, стал всё реже и реже появляться на общих встречах, а потом и вообще ушёл в сторону. Сейчас я понимаю, что подсознательно с моей стороны это была проверка для них.

Психолог. Проверка?

Оуэн. Да. Учитывая, насколько я всегда был общительным. Своим изменившимся поведением я буквально кричал, что со мной что-то не так. Но никто как будто этого не заметил. Хотя нет, самое смешное, что на моё отстранение на одной из встреч обратил внимание тот самый друг. Он так прямо и спросил: «С тобой всё в порядке?»

Психолог. То есть он считал, что ваша дружба продолжается?

Оуэн. Да. Какое-то время, чтобы хоть как-то разобраться в случившемся, я делал вид, что всё в порядке и ничего такого не произошло. Я чувствовал себя виноватым перед ним.

Психолог. А сейчас вы с ним общаетесь?

Оуэн. Нет.

Психолог. Что подтолкнуло вас сегодня прийти?

Оуэн. День рождения. И осознание полного одиночества. А самое главное, мне лишь сегодня, спустя целых восемь лет, пришла в голову мысль посмотреть в поисковике психологию жертвы изнасилования… И я узнал, какому из трёх основных типов реакций пострадавшего соответствовала моя… (Достаёт из кармана брюк сложенный листок и разворачивает его.) «Контролируемая реакция: жертва маскирует или прячет свои чувства, принимая спокойный, собранный и сдержанный вид, и ведёт себя так, будто «ничего не случилось» или «всё в порядке». Пострадавший будет спокойно сидеть, отстранённо и логически отвечать на вопросы, скрывая переживаемые им страх, печаль, гнев и тревогу. Правда, там было написано «пострадавшая».

Психолог. Почему вы сделали акцент на пострадавшей?

Оуэн. Потому что до сих пор с трудом соотношу слово «мужчина» с собой. И как… «мужчине» мне до сих пор сложно признать, что всё это произошло без моей на то воли. И автор текста словно подтверждает это. Даже «жертва» – слово женского рода… Поэтому в тот момент мне легче было начать думать, что я – гей и сам спровоцировал эту ситуацию, нежели потерять эмоциональный контроль.

Психолог. Сейчас вы так не думаете?

Оуэн. Нет.

Психолог. Вы что-то предприняли для того, чтобы разобраться в себе?

Оуэн. Чтобы разобраться в том, что меня возбуждает, я пересмотрел множество самой разнообразной порнографии: от лёгкой до самой жёсткой и садистской.

Психолог. И к каким выводам вы пришли?

Оуэн. После того, что со мной произошло, основной…

Психолог. Назовите это слово. Это только сперва может казаться, что вы потеряете контроль.

Оуэн. После… по сути… изнасилования…

Психолог. Без «по сути». Другой человек воспользовался вашим состоянием, вы не могли противостоять, он принял за вас это решение. Это было изнасилование.

Оуэн. Ладно. (Выдерживает паузу.) После изнасилования… основной темой, которая привлекала меня в порнографии, стало доминирование одного мужчины над другим, в самых разных вариациях, заканчивая причинением боли и унижением.

Психолог. Вы с кем-то себя ассоциировали или просто наблюдали за происходящим на экране?

Оуэн. С тем, кто доминирует. И испытывал отвращение к тому, кто желает этого унижения и изображает удовольствие от него. В какой-то момент я настолько зациклился, что начал чувствовать, что тот, которого унижали, действительно заслуживает этой боли… И меня это начало возбуждать. До нервной дрожи. Меня возбуждал этот доминантный, сильный, грубый мужской образ, который делает с другим всё, что ему вздумается, плюя на него и смеясь его боли, продолжая ещё больше унижать его. Я начал ловить себя на желании слиться с ним, подчиниться ему, походить на него. Мне казалось, только так я могу быть, как он, и вернуть свою силу. (Замолкает.)

Психолог. Пожалуйста, продолжайте.

Оуэн. Бесконечные возвращения в мыслях к увиденному и к моему изнасилованию привели к появлению ярких порнографических снов и фантазий, я буквально просыпался в мокрых от спермы трусах. Позже я обнаружил, что в гейском порно-бизнесе часто тот, кто в одном фильме доминировал, в другом становится унижаемым. И это действительно возбуждающее зрелище, когда ты наблюдаешь это перерождение, этот процесс отбирания силы через унижение и причинение боли. В этот момент ты уже чувствуешь себя доминирующим над тем, кого ты для себя считал доминирующим. Ты утверждаешь над ним свою власть, одновременно чувствуя удовлетворение от принадлежности к стану «настоящих мужчин»… И вот после подобного во мне что-то щёлкнуло. (Замолкает.)

Психолог. Что именно?

Оуэн (после паузы). Что я не хочу больше всего этого. Что, когда остаётся одно вожделение, ты не знаешь, куда это тебя приведёт. Когда ты наблюдаешь большую бешеную оргию, то понимаешь, что им уже всё равно, кто их имеет, чем, одновременно с кем-то или по кругу. Это вожделение-жажда. Она не имеет никакого отношения к чувствам. Это чистый адреналин. Через боль, через унижение… И с каждым разом тебе всё сложнее и сложнее этому не поддаваться. Ты убеждаешь себя, что таким способом контролируешь ситуацию. Наслаждаться болью – это по-мужски, это источник твоей силы, твоей мощи. Это твоё посвящение.

Конец ознакомительного фрагмента.