Единственная игра в городе - Пол Андерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Среди вьючных многовато жеребых кобыл, — пробормотал он себе под нос. — Видимо, они взяли столько лошадей, сколько поместилось на кораблях, и выпускали их размяться и попастись на всех стоянках, а теперь прямо в пути увеличивают поголовье. Лошадки этой породы достаточно выносливы, и такое обращение им нипочем.
— Те, кто сторожит корабли, тоже разводят лошадей, — сообщил Сандоваль. — Сам видел.
— Что еще ты знаешь об этой компании?
— Да я уже все рассказал. Кроме того, что видно отсюда, — почти ничего. Есть, конечно, отчет из архивов Хубилая, но ты же помнишь, там лишь кратко сообщается, что четыре корабля под командованием нойона Тохтая и ученого мужа Ли Тайцзуна были посланы исследовать острова, лежащие за Японией.
Эверард рассеянно кивнул. Нет смысла сидеть здесь и в сотый раз пережевывать одно и то же. Хватит тянуть, пора приступать к делу.
Сандоваль откашлялся.
— Я все думаю, стоит ли идти нам обоим, — сказал он. — Может, останешься на всякий случай здесь?
— Комплекс героя? — пошутил Эверард. — Нет, лучше идти вместе. Ничего плохого я от них не жду. Пока, во всяком случае. У этих ребят хватает ума не затевать беспричинных ссор. И с индейцами они неплохо поладили. А мы им вообще покажемся загадкой… Но все-таки я не прочь предварительно чего-нибудь хлебнуть.
— И я. Да и потом тоже.
Порывшись в седельных сумках, они вытащили свои двухлитровые фляги и сделали по глотку. Шотландское виски обожгло Эверарду горло и огнем растеклось по жилам. Он прикрикнул на лошадь, и оба поскакали вниз по склону.
Воздух прорезал свист. Их увидели. Сохраняя спокойствие, Эверард и Сандоваль двинулись навстречу монгольской колонне. Держа наготове короткие тугие луки, двое передовых всадников обошли их с флангов, но останавливать не стали.
«Должно быть, наш вид не внушает опасений», — подумал Эверард.
На нем, как и на Сандовале, была одежда двадцатого века: охотничья куртка-ветровка и непромокаемая шляпа. Но его экипировке было далеко до элегантного индейского костюма Сандоваля, сшитого на заказ у Эберкромби и Фитча. Оба для вида нацепили кинжалы, а для дела у них были маузеры и ультразвуковые парализаторы тридцатого века.
Дисциплинированные монголы остановились одновременно, все как один. Подъезжая, Эверард внимательно их рассмотрел. Перед отправкой он около часа провел под гипноизлучателем, прослушав довольно полный курс о монголах, китайцах и даже о местных индейских племенах — об их языках, истории, материальной культуре, обычаях и нравах. Но видеть этих людей вблизи ему пока не доводилось.
Особой красотой они не блистали: коренастые, кривоногие, с жидкими бороденками; смазанные жиром широкие плоские лица блестели на солнце. Все были хорошо экипированы: на каждом сапоги, штаны, кожаный панцирь, покрытый металлическими пластинками с лаковым орнаментом, и конический стальной шлем с шипом или перьями на макушке. Вооружены они были кривыми саблями, ножами, копьями и луками. Всадник в голове колонны вез бунчук — несколько хвостов яка, оплетенных золотой нитью. Монголы внимательно наблюдали за приближением патрульных, но их темные узкие глаза оставались невозмутимыми.
Узнать начальника не составляло труда. Он ехал в авангарде, за его плечами развевался изодранный шелковый плащ. Он был гораздо выше своих воинов и еще суровее лицом; портрет довершали рыжеватая борода и почти римский нос. Ехавший около него проводник-индеец с открытым ртом жался позади, но нойон Тохтай остался на месте, не сводя с Эверарда спокойного хищного взгляда.
— Привет вам, — прокричал монгол, когда незнакомцы оказались поблизости. — Какой дух привел вас?
Он говорил на диалекте лутуами, будущем кламатском языке, но с неприятным акцентом.
В ответ Эверард пролаял на безупречном монгольском:
— Привет тебе, Тохтай, сын Бату. Да будет на то воля Тенгри[5], мы пришли с миром.
Это был удачный ход. Эверард заметил, что монголы потянулись за амулетами и стали делать знаки от дурного глаза. Но человек, ехавший слева от Тохтая, быстро овладел собой.
— Ах вот оно что! — сказал он. — Значит, люди Запада уже добрались до этой страны? Мы не знали об этом.
Эверард взглянул на него. Ростом этот человек превосходил любого из монголов, а его лицо и руки выделялись своими изяществом и белизной. Одет он был как и все остальные, но не носил никакого оружия. Выглядел он старше нойона — ему можно было дать лет пятьдесят. Не сходя с лошади, Эверард поклонился и заговорил на северокитайском:
— Достопочтенный Ли Тайцзун, как ни печально, что мне, недостойному, приходится противоречить вашей учености, но мы родом из великого царства, лежащего далеко на юге.
— До нас доходили слухи о нем, — сказал ученый, который так и не смог скрыть своего удивления. — Даже здесь, на Севере, можно услышать рассказы об этой богатой и чудесной стране. Мы ищем ее, чтобы передать вашему хану приветствие кагана Хубилая, сына Тули, сына Чингиса — весь свет припадает к его стопам.
— Мы знаем о великом хане, — ответил Эверард, — но мы знаем и о калифе, и о папе, и об императоре, а также о прочих нe столь могущественных владыках. — Он тщательно подбирал слова, чтобы, не оскорбляя правителя Катая открыто, тем не менее деликатно указать ему его истинное место. — О нас же, напротив, известно немногим, ибо наш государь ничего не ищет во внешнем мире и не хочет, чтобы другие искали что-либо в его царстве. Позвольте мне, недостойному, представиться. Имя мое Эверард, и, хотя мой облик может ввести вас в заблуждение, я вовсе не русич и не из земель Запада. Я принадлежу к стражам границы.
Пусть погадают, что это означает.
— Ты пришел без большого отряда, — вступил в разговор Тохтай.
— А он нам и не понадобился, — вкрадчиво ответил Эверард.
— И вы далеко от дома, — добавил Ли.
— Не дальше, чем были бы вы, досточтимые господа, в степях Киргизии.
Тохтай взялся за рукоять сабли. В его глазах застыло подозрение.
— Пойдемте, — сказал он. — Посол всегда желанный гость. Разобьем лагерь и выслушаем слово вашего царя.
3
Солнце уже низко стояло над западными вершинами, и их снежные шапки отливали тусклым серебром. Тени в долине удлинились, лес потемнел, но луг казался еще светлее. Первозданная тишина оттеняла каждый звук: торопливый говор горного потока, гулкие удары топора, пофыркивание лошадей, пасущихся в высокой траве. Пахло дымом.
Монголы были явно выбиты из колеи и появлением незнакомцев, и столь ранним привалом. Их лица оставались непроницаемыми, но они то и дело косились на Эверарда с Сандовалем и принимались шептать молитвы — в основном языческие, но слышались и буддийские, и мусульманские, и несторианские. Тем не менее это не мешало им с обычной сноровкой разбить лагерь, расставить сторожевые посты, осмотреть лошадей, приготовить ужин. И все же Эверарду показалось, что они ведут себя сдержанней обычного. Под гипнозом он усвоил, что монголы, как правило, люди веселые и разговорчивые.
Он сидел в шатре, скрестив ноги. Рядом с ним полукругом расположились Сандоваль, Тохтай и Ли. Пол устилали ковры, на жаровне стоял котелок с горячим чаем. В лагере это был единственный шатер — возможно, у монголов он был всего один и возили его с собой для таких торжественных событий, как сегодняшнее. Тохтай собственноручно налил кумыс в чашу и протянул ее Эверарду; тот шумно отхлебнул из нее (так требовал этикет) и передал чашу соседу. Ему доводилось пробовать напитки и похуже, чем перебродившее кобылье молоко, но он обрадовался, когда по окончании ритуала все стали пить чай.
Заговорил начальник монголов. В отличие от китайца-советника он не умел сдерживаться, и в его голосе непроизвольно прорывалось раздражение: что это за чужеземцы, которые посмели не пасть ниц перед слугой великого хана? Но слова оставались вежливыми:
— А теперь пусть наши гости расскажут о поручении своего царя. Не назовете ли вы нам сначала его имя?
— Его имя произносить нельзя, — ответил Эверард, — а о его царстве до вас дошли лишь смутные слухи. Ты можешь судить о его могуществе, нойон, по тому, что в такой дальний путь он отправил только нас двоих и что проделали этот путь мы без запасных лошадей.
Тохтай ухмыльнулся:
— Кони, на которых вы приехали, красивы, но еще неизвестно, как они побегут по степи. И долго вы добирались сюда?
— Меньше дня, нойон. Мы многое умеем.
Эверард полез в карман куртки и достал два небольших свертка в яркой упаковке.
— Наш господин повелел преподнести высокочтимым гостям из Катая эти знаки его расположения.
Пока разворачивались обертки, Сандоваль наклонился к Эверарду и шепнул по-английски:
— Понаблюдай за их реакцией, Мэнс. Мы сваляли дурака.