Джулькино детство - Сергей Иванов

Похолодало. Джулька свернулся в клубок, укрыл морду и лапы хвостом и, поглядывая одним глазом на синеющий и темнеющий снег, на тёмный уже лес, стал вспоминать, что, кажется, была когда-то такая же вот конура... нет, не такая, но очень похожая. И был ещё кто-то — кажется, Лесник... А может, не Лесник...

Джулька уснул и во сне вспомнил, кто был с ним в конуре: ему приснилась большая добрая собака — его мать. Немаленькие щенки никогда не помнят своих снов. И, проснувшись под утро, Джулька уже окончательно уверился, что тогда, давным-давно, в самом начале жизни, в той похожей конуре с ним был Лесник...

Прошла неделя. Джулька вполне освоился с новым жильём и с новыми своими владениями. Как мы уже знаем, дом Лесника стоял на большой поляне, окружённой высоким, как бы дремучим лесом. Конечно, лес этот не был дремучим: ветер приносил сюда скачущий отзвук далёких поездов, по воскресеньям здесь мелькали свитера лыжников. Но у Джульки была короткая память, и по вечерам — особенно по вечерам — ему иной раз мерещилось такое, от чего шерсть сама поднималась на загривке, и он начинал рычать в темноту, стараясь изо всей силы, чтоб рык его вышел побасовитей.

— Ну и Джулька! — удивлялся старый Лесник. — Ну и молодец! Чует!

А Джулька, ободрённый похвалой, принимался громко брехать, и сейчас же в ответ ему начинало браниться эхо. Леснику это скоро надоедало, он говорил с укоризной:

— Ну, Джуля, хватит, не будь пустомелей.

Гавкнув ещё раз пять, Джулька замолкал. Тотчас замолкал и его невидимый противник. Джульку это очень удивляло. А кругом воцарялась такая тишина, что, казалось, было слышно, как стоят деревья, укрытые снегом.

С тех пор как Джулька родился на свет, была всё зима да зима. И Джулька уже поверил, что на свете только и может быть снег и холод. Но вот в середине февраля вдруг грянула затяжная оттепель.

Первые два дня мокрыми волнами накатывался южный ветер. Цепляя верхушки сторожевых сосен, над лесом и над домом шли рыхлые тучи. Леснику нездоровилось, да и Джульке было как-то не по себе. У него тоскливо ныло сердце, и всё казалось, что случится какая-то беда.

Но вышло наоборот. Утром третьего дня вдруг засияло такое весеннее солнце — просто удивление! Выйдя на крылечко, старый Лесник сдвинул на затылок шапку, с удовольствием пыхнул своей коротенькой трубочкой и сказал:

— Ну, Джулька, дожили. Весна не за горами.

Джулька не понял, конечно, что сказал Лесник, но догадался, что теперь уж всё будет в порядке.

А кругом творилось невероятное. Снег, сперва неистово блестевший под солнцем, стал матовый, отяжелел. Теперь он уже не рассыпался под лапами ледяной трухой, а продавливался большими неровными пластами. Бегать по такому снегу было непросто. Очень скоро Джулька упарился. На дворе была настоящая теплынь, почти как в доме Лесника.

Так же было и в следующие два дня. По утрам снег лежал остеклённый хрупким настом, но уже к полудню с дома летели вразнобой крупные капели, а снег старел, темнел чуть ли не на глазах и оседал. С высоких елей то и дело рушились огромные шапки, оставляя за собой хвосты сверкающей пыли и качание ветвей.

Прекрасный этот праздник продолжался почти целую неделю. Потом зима опять взяла своё: сухой белый снег засыпал следы оттепели, а мороз что есть силы кусал Джульке нос и язык. Но Джулька помнил о том солнечном островке в огромном море зимы, помнил и надеялся побывать там хотя бы ещё раз.

А дни шли за днями. Был уже март — первый месяц весны. Мороз куда-то девался и только по ночам нет-нет да и заползал в конуру. Но это уж было не то! Жить Джульке становилось всё проще и веселей. Как раз к этому времени на опушке, у самого леса, объявились мыши. Там и здесь на твёрдом насте виднелись ходы в их норы. И всё кругом было исчерчено незаметными для глаза, но остро пахнущими мышиными тропами. Джулька с наслаждением вынюхивал эти места, но как поймать мышь, он не знал. Стоило ему сунуть нос в норку, как мышь выскакивала из другого входа, бежала по насту, словно коричневый дрожащий шарик, и снова проваливалась под снег. Джулька пробовал караулить, притаившись у норок. Но мыши, наверное, замечали из-под снега его тень. Ведь Джулька был по сравнению с ними настоящим слоном.

Только однажды ему повезло. Из норы, совсем близкой, неосмотрительно выскочил какой-то глуповатый мышонок. Джулька успел прыгнуть и цапнул мышонка за хвост. Огромное охотничье счастье тут же обрушилось на Джульку. Но это самое счастье и погубило всё дело. Джулька от радости сильно сжал челюсти, мышонок рванулся и тут же исчез в норке. А во рту у Джульки остался обрывок мышиного хвоста. Минуту Джулька стоял в растерянности. Наконец решил съесть хоть этот обрывок. Но хвост оказался удивительно невкусным. Джулька задвигал языком, затряс мордой и выплюнул свою жалкую добычу на снег. Больше мышами Джулька не интересовался.

Однажды утром — было это в конце марта — Джулька стоял под елью и облаивал синиц, нисколько, впрочем, его не боявшихся. Вдруг к дому Лесника подъехали сани, в которые был запряжён гнедой конёк. Из саней вылез Незнакомец. Джулька бросился к саням и к Незнакомцу, который уже поднимался на крыльцо.

Этому Джульку никто не учил, это он знал сам: есть на свете «чужие», и от них надо охранять Лесника. Джулька уже был у дома, когда дверь отворилась и вышел сам Лесник.

— О, Петрович! — сказал Лесник и протянул Незнакомцу руку.

— Здорово, Кузьма, — приветливо отозвался Незнакомец. Джулька зарычал, залаял, в его сердце горела огромная страшная злоба. И поэтому, может быть, впервые лай у него получился грозный, как у настоящего пса.

— Тихо, Джулька, свои, — ласково сказал Лесник.

Но Джулька не мог успокоиться. Тогда Лесник крикнул на него строго:

— Нельзя! Нельзя, говорят тебе!

Джулька почти сразу умолк, а Лесник, обращаясь к гостю, спросил:

— Ну как, хорош?

— Хорош! — ответил Незнакомец. — Ничего не скажешь, хорош! — Он тоже был охотник.

— Джульбарс! — с гордостью сказал Лесник, и Джулька, услышав своё имя, вильнул хвостом.

Лесник и Незнакомец ушли в дом, а Джулька понюхал сани, для порядку облаял конька, который стал всхрапывать и бить передней ногой в снег. Через некоторое время Незнакомец вышел, и Джулька уже на него не лаял — помнил про «нельзя». Он даже разрешил себя погладить. Потом Незнакомец сел в сани и укатил по дороге куда-то в лес. Вот и всё. Но Лесник вдруг начал делать какие-то непонятные и тревожащие Джульку вещи. Если б Джулька был человеком, он сразу бы догадался, что Лесник собирается в дорогу. Но Джулька этого, конечно, понять не мог, а только чувствовал прихлынувшую вдруг тоску.

Лесник часто ходил в дом, из дому, потом вдруг запер сарай, закрыл ставнями окна. Потом он вынес целый таз похлёбки и поставил её перед Джулькиной конурой. Похлёбка была очень густая, там было много хлеба и ещё мелко накрошено варёное мясо. Джулька сейчас же начал его выедать.

А Лесник ушёл в дом и очень скоро появился в новом, незнакомо пахнущем полушубке и с рюкзаком за спиной. Джулька всё время испытывал непонятную тревогу. Лесник нагнулся к нему, потрепал легонько, погладил и стал говорить что-то грустным голосом. И Джульке тоже сделалось грустно. Он стоял тихий и присмиревший.

— Сегодня у нас вторник, — говорил Лесник, — а уж до субботы я непременно обернусь. Вот и считай: среда, четверг, пятница — три дни. Будешь тут за хозяина. Не балуй. — Он вздохнул. — А мне, брат, в город надо. Ничего не попишешь — служба.

Он хотел ещё что-то сказать, но тут появились уже знакомые Джульке сани. В них сидел тот же Незнакомец и ещё один — новый. Сани остановились, Лесник сел в них, а Джулька остался у крыльца.

— Ты давай-ка рысью, — попросил Лесник, — а то как бы пёс за нами не увязался.

Незнакомец причмокнул, взмахнул вожжами, конёк сразу побежал. У Джульки сердце сжалось, он бросился за санями, но Лесник крикнул:

— Нельзя, Джульбарс! На место! Дом стереги!

И тут сани скрылись за деревьями.

Просто удивительно, до чего быстро место без человека становится пустым. Вот уже сорока безбоязненно скачет по крыльцу, вот пошёл снежок и припорошил остывшую трубу. И дверь долго-долго не открывается. Тишина кругом, сумерки выползают из леса. И в доме ни звука, ни огонька, даже окон нет. Печально Джульке лежать в конуре, печально и страшно. А выходить и того страшнее. Нет Лесника — пусто!

На следующий день началась настоящая весна. Солнце засветило ровно и горячо, и по всему лесу началась капель, словно после дождя. Конечно, Джулька обрадовался весне вместе со всей природой, но тоска по Леснику не давала ему покоя. Джулька ходил вокруг дома, царапался в дверь, хотя вообще-то знал, что всё это зря. Он не умел помнить, как это умеем мы, не мог представить себе Лесника — высокого, голубоглазого, небритого дня два или три. Но Джулька чувствовал: у него отняли что-то самое важное — словно лапу отрубили.