Словарь Ламприера - Лоуренс Норфолк

Долгие годы тайной борьбы, которая не позволила умереть естественной смертью ни одному мужчине его рода, и страшный путь, который он прошел, чтобы найти ее исток, вдруг предстают перед его внутренним взором — череда серых лиц, череда мертвых тел, которые распадались при его приближении. А в самой глубине мрака пряталось омерзительное лицо, черты которого были так же знакомы ему, как черты собственного лица. Сквозь гнев и негодование в нем поднимается волна мрачного удовлетворения: «И все же я отыскал тебя, Франсуа. Я прошел, чтобы найти тебя, через каждый год этих долгих ста восьмидесяти восьми лет. Я утратил на этом пути все, что любил. Но я знаю теперь, как твой провал сказывался на каждом моем шаге. Я не понимал, что ищу, пока у самых корней, у истока, я не увидел тебя».

Его память восстанавливает цепь событий, и временами его охватывает бешенство, потому что тот, кому он мог бы предъявить свой счет, теперь мертв. Даже в этом его обманули. Хотя бы здесь с ним могли бы поступить справедливо. За твое невежество, Франсуа, за твое неведение, за то, что ты не предвидел всех последствий, за то, что она теперь уже не придет, и за моего отца я призываю к ответу тебя и твое время — исток всего, что я потерял!

Юноша бросает взгляд на темную зыбь воды, на лодки, упорно сражающиеся с отливом, который увлекает сонную речную воду вниз. Вода слепо мечется и бурлит, вращаясь и закручиваясь, незримое море тащит ее в свои сети. Отлив набирает силу, всасывает реку, как делал это испокон веков. Как и в тот день того давнего года, думает юноша, мысленно возвращаясь сквозь все предыдущие годы к тому дню, когда все началось. Он находит этот день и держит.

Солнечный день, ясный и прохладный, на заре только что народившегося столетия; воздух напоен обещаниями, и корабли, четыре корабля, мерно переваливаются с боку на бок на якорях, мачты раскачиваются в такт речным волнам, а неподалеку от них, на переполненной людьми пристани, на помост поднимается глашатай, разворачивает пергаментный свиток и, стараясь перекричать гул толпы, начинает читать:

«ГРАМОТА, ДАРОВАННАЯ КОРОЛЕВОЙ ЕЛИЗАВЕТОЙ ОСТ-ИНДСКОЙ КОМПАНИИ двадцатого дня апреля месяца сорок второго года Ее правления, annodomini , 1600. ЕЛИЗАВЕТА, милостью Божией Королева Англии, Франции и Ирландии, защитница веры и пр. и пр. Всех Наших сановников, чиновников и подданных, а также всех прочих людей как внутри Нашего английского королевства, так и за его пределами, которые находятся под Нашей властью и юрисдикцией или иным образом обязаны увидеть, услышать или прочитать эту Нашу жалованную грамоту, приветствуем».

И я приветствую тебя, отзывается через много десятилетий одинокий человек на причале. Finisexordiuminvocat .

Голос глашатая тонет в гуле толпы. Он продолжает кричать что-то с помоста, размахивая руками. Никто не смотрит на него. Все взоры прикованы к кораблям. «Гектор» и «Вознесение», «Сьюзен» и «Дракон», нок-рея к нок-рее, украшенные вымпелами, поднимающиеся из воды крутые бока. Свежепросмоленные шкафут и вельсы отделаны золоченой резьбой, зрители, которые находятся поблизости, чувствуют запах стокгольмского дегтя и пробивающийся сквозь него запах уксуса, которым моют палубы. Под палубами запахи смешиваются со зловонием балластной воды. Все готово к отплытию. Матросы снуют по вантам вверх-вниз, красуясь перед публикой, а младшие офицеры приосаниваются. Везде полный порядок. Толпа стоит уже целый час, и, хотя шум не умолкает, ее энтузиазм заметно поостыл. Люди на пристани ожидают сигнала, чтобы разразиться последним и самым мощным всплеском восторга, и стоящий на кормовой палубе «Дракона» капитан Джеймс Ланкастер вот-вот подаст его.

Он перегибается через борт, чтобы самолично отдать приказания людям, привязывающим канаты с весельных шлюпок к бушприту его судна, и криком подбадривает гребцов, которые изо всех сил налегают на весла, будто рабы-галерники. Мало-помалу, очень медленно нос корабля начинает поворачиваться. Капитан Ланкастер поднимает руку и подает команду матросам, ожидающим у лебедки на корме. Он чувствует легкую дрожь, пробегающую по корпусу судна, когда его подхватывает течение. Он опускает руку, матросы вытягивают якорь, а толпа на берегу разражается бурей восторга. Плавание началось. «Гектор», а за ним и другие два корабля следуют за «Драконом», который медленно выходит на середину течения. Ветер трогает их паруса, но пока что корабли набирают скорость за счет отлива.

Моряки застывают с поднятыми руками. С берега они уже кажутся марионетками, крошечными фигурками и продолжают уменьшаться по мере того, как удаляются корабли. Толпа, запрудившая берег, машет руками и платками им вдогонку. Крики уже не долетают до кораблей. Матросы едва различают голоса, пристань почти скрылась из виду. Они начинают снимать гирлянды флагов, увешивающие вельсы, и вот, сбросив с себя мишуру украшений, стройные тела кораблей, вытесанные из прочного дуба, выстраиваются в линию, нацеленную на Восток.

Зеваки, собравшиеся на берегу, начинают понемногу расходиться. Разочарование тем, что представление окончено, охватывает толпу, и она распадается на небольшие группки по два-три человека, которые бестолково топчутся и мало-помалу разбредаются в разные стороны. Остаются лишь те, у кого есть достаточно веские причины дожидаться, пока корабли окончательно не скроются за поворотом реки. На дальнем конце пристани стоит группа олдерменов, которые поздравляют друг друга с тем, как гладко все прошло. Почетные гости, приглашенные на церемонию отплытия, критикуют их вполголоса. Не безумие ли это? Оправдан ли такой риск? Лица безумцев, вложивших деньги в это рискованное предприятие, напряжены. Они и впрямь кинулись в авантюру, и денежки у них на глазах уплывают по реке, но они убеждают друг друга не волноваться. Небольшая тесная группа, человек восемь-девять, стоит в стороне, отдельно, и никто не слышит, о чем они говорят. Голос глашатая снова взлетает над толпой, единый гул которой разбился на гудение множества отдельных разговоров.

«… что все они и каждый из них, начиная с этого момента, являются и будут являться одним сообществом в торговле и в политике, единым в делах и в названии, каковое звучит как „Председатель и Компания купцов города Лондона, ведущая торговлю в Восточной Индии“, всецело и полностью, для Нас, Наших Наследников и Преемников. Мы приказываем, распоряжаемся, предписываем, постановляем и объявляем, что эти люди, под тем же именем „Достопочтенного председателя и Компании купцов города Лондона, ведущей торговлю в Восточной Индии“, утверждаются в праве наследования, и что их наследники являются и будут являться, отныне и впредь, лицами, наделенными и облеченными законной властью, а также сообществом в торговле и политике, наделенным и облеченным законной властью иметь, приобретать, получать во владение, использовать по своему усмотрению и хранить земли, недвижимое имущество, привилегии, вольности, права, льготы и наследственные права каких бы то ни было вида, характера, свойства и пр., которые будут принадлежать им и их наследникам».

Со стороны кажется, что девять человек, стоящие отдельной группой, отводя глаза друг от друга и вытягивая шеи, будто чтобы лучше ухватить каждое слово, с напряженным вниманием слушают глашатая. Но им пока не важно то, что он говорит. Они уже приняли решение, и смысл их долгого путешествия, которое началось в Рошели, стал им теперь яснее. Они тоже оценили риск. Они подсчитали все опасности только что начавшегося плавания. Цель, которая привела их на эти ненавистные берега, пока не совсем ясна им самим, но сам факт того, как далеко они, стоя единой молчаливой группой, находятся сейчас от своего дома, говорит о том, как глубоки их целеустремленность, самообладание и терпение. Ибо не они вкладывали деньги в это плавание. Они только предусмотрели все возможные опасности, подстерегающие корабли, и начинают свой отсчет. Они будут терпеливо ждать, пока экспедиция не потерпит крушение, пока корабли не встретят свою судьбу. Они будут ждать, пока нервы вкладчиков не дрогнут и пока Компания не лопнет. У них есть собственные соображения по поводу того, чем кончится торжественное отплытие, свидетелями которого они только что стали.

Все четыре корабля продолжают плавание, подхваченные течением ниже Грейвсенда, подгоняемые ветром все ближе и ближе к Востоку и его сказочным богатствам. Они идут вниз по реке к устью, оттуда — к якорной стоянке неподалеку от Даунса, чтобы запастись там провизией, а товарами для обмена с туземцами они уже запаслись. Затем корабли снова поднимают паруса, и с этого момента вести от них приходят домой все реже и реже. Отрывочные сведения об их долгом путешествии попадают в Лондон с редкими кораблями, которые встречаются с ними в открытом море, с торговыми судами, которые входят в те порты, где корабли экспедиции бросали якорь. Загадочные истории без конца и начала, часто без всякого смысла — вот и все, что доходит до Лондона, подтверждая, что они, возможно, еще существуют. Старший канонир «Вознесения» умер, свалившись с грот-реи, и к месту его падения подплыла стая летучих рыб. Французское судно доставило обратно его пожитки. Французский экипаж присутствовал при том, как его хоронили в море. А с ним еще двоих, погибших во время церемонии, поскольку стрельба из орудий производилась без соблюдения должных предосторожностей. Шальным выстрелом были убиты капитан и помощник боцмана.