В погоне за миражами - Лэйси Дансер

Каприс не отводила взгляда, решив, что на этот раз добьется, чтобы первым отвернулся он. Чуть покачивая бокал с вином, она заметила перемену в его взгляде, переставшем быть просто пристальным. В глубинах серебристых глаз появилось новое выражение. Ее нетерпеливо-беспокойные движения вдруг затихли: взгляд, сказавший ей «Вот я тебя и поймал», заставил ее застыть неподвижно. Никому не удавалось тронуть ее так, как это сделал он, — одним только взглядом. Он слишком сильно на нее действовал, и ей это вовсе не нравилось. Каприс знала его имя. Рэндал Куинлен. Даже это было слишком. У него все было слишком. Он был слишком высоким — по крайней мере на шесть дюймов выше шести футов. Слишком тихим. Он почти не говорил, но все время наблюдал. Слишком настороженным. Эти светлые глаза замечали все разговоры и перемены вокруг. Слишком выдержанным. Ни одного лишнего движения, ни одного лишнего выражения лица, ни одной пустой улыбки ради приличий.

Каприс с трудом сглотнула. Оказавшись жертвой собственного решения не показывать слабости, она не могла отвести взгляд. Звуки веселья вдруг куда-то ушли. Мир, в котором вдруг остался лишь он один, измерялся теперь каждым его вдохом, каждой волной отклика, медленно наполнявшей ее существо, как капли дождя наполняют высушенную солнцем землю. Запах его тела задержался в ее памяти: терпкий, экзотический, дорогой. Его тепло, которое она ощутила в момент единственного прикосновения, осталось на ее коже, словно невидимое клеймо, напоминающее ей о том, что они соприкоснулись, плоть к плоти. Первобытность. Вот подходящее слово для того, что произошло. Первобытным было все. Ее реакция. Желание. Этот человек. Она сама.

Она невольно широко раскрыла глаза. Не в ее характере проявлять эмоции, будь они примитивными или любыми другими. Прошлое научило ее смирять свои реакции, желания, поступки. Она переделала себя, стала уверенной и спокойной, привыкла всегда вести себя правильно, управлять своим будущим. Никакое чувство, пусть даже самое неожиданное, в конце концов не играет никакой роли. В глазах Каприс сверкнула решимость, и она вызывающе вздернула подбородок, глядя ему прямо в глаза. Это действовало беспроигрышно.

До сегодняшнего дня. В его взгляде промелькнуло восхищение, поразившее ее. Большинство мужчин, да что там, все мужчины, вызвавшие ее неудовольствие, скисали от такого взгляда. Неожиданно стены, которыми она окружила себя за эти годы, из кирпичных превратились в бумажные. Ее подхватили легкие крылья давно забытой слабости, обладавшей страшной разрушительной силой. В мягком свете ресторанных ламп стало заметно, как побледнело ее лицо. Смех и голоса окружающих царапали ее, словно выпущенные когти. Каприс подняла голову еще выше, выражая непокорность, не скрывая страх, но делая его не таким постыдным. Он приподнял брови, и это легкое движение подчеркнуло его странные серебристые глаза. Это был знак уважения! Он чуть заметно приподнял бокал, приветствуя ее и брошенный ею вызов.

Каприс ответила таким же жестом, изумляясь тому, с какой легкостью она понимает его, не обменявшись с ним ни единым словом. Ее страх все увеличивался — страх, посеянный этим человеком, которого Киллиан, ее новый родственник, называл своим другом и которого одна лишь Силк могла заставить улыбаться. Каприс наблюдала за тем, как его губы ласкают хрусталь бокала, а глаза продолжали неотрывно наблюдать за нею. Содержимое бокала медленно соскальзывало ему в рот и задерживалось в теплой темноте, где он наслаждался им с негой и заботой любовника, а потом невероятно осторожно поглощал. Эротика… Ее пальцы сжались на ножке бокала, а губы вдруг пересохли до боли. Когда он встал, держа бокал в руке, она невольно подалась назад, уверенная, что он разгадал ее желание, которое она сама едва могла понять, и что он направляется к ней. Нервничая и злясь, она напряглась, готовясь к сражению. На мгновение он замер, одними глазами следя за ее реакцией. Потом повернулся к началу стола.

— Тост, — объявил он с легким акцентом, и его негромкий голос легко перекрыл шум и привлек всеобщее внимание. — За Киллиана и Силк, которым посчастливилось найти друг друга в этим мире разбитых надежд и нарушенных обещаний. И которым хватило мужества бороться за свое счастье, оберегая его всем лучшим, что в них есть. Пусть с вами всегда останется радость этого дня!

И он поднял свой бокал.

Каприс поднялась вместе с остальными. Ее взгляд был устремлен на Силк и Киллиана, но мысли сосредоточились на том, что сказал Куин. Поэзия и цинизм. Странное сочетание — как странно все в этом человеке. Она подняла узкий бокал, глядя, как встает Силк, вложив свою руку в руку Киллиана, и как в ее глазах горит нескрываемая любовь. Силк заполнила собой пустоту в ее сердце, она всегда первой из сестер бросалась навстречу жизни. И, ощутив первое тонкое прикосновение к небу великолепного сухого шампанского, Каприс призналась себе, что для нее такая отвага немыслима: она никогда не сможет бросить то, что ей знакомо, ради неизведанного. Она не идет на риск, не любит неизвестности и тех людей, которые слепо кидаются в завтра. Она должна знать. Она должна верить. Ей необходимо за что-то держаться. Одних чувств мало. Она слишком хорошо узнала, как глупо доверять неощутимому. Снова усаживаясь за стол, она намеренно не смотрела на Куина. Кем бы этот человек ни был для Силк и Киллиана, она не допустит, чтобы он стал кем-то для нее самой.

Куин стоял позади гостей, прощавшихся с Киллианом и Силк, наблюдая за остальными членами семьи невесты. Он мало разбирался в семьях, но вот в поведении людей — прекрасно. Эмоции всегда глубоко его интересовали. Логика была истиной, данной ему в восприятии: предсказуемой, полезной. Понять образ мыслей мужчины или женщины значило получить ключ к тому, какие решения они будут принимать. Но эмоции вносили в это элемент непредсказуемости, поскольку нарушали динамику принятия решений. Эмоции могли придавать сверхчеловеческие силы или делать беспомощным даже Геркулеса. В тех семерых, которых он видел сейчас, было понемногу того и другого. Киллиан и Силк связало чувство, называемое любовью. Так же, как и Лоррейн с Джеффри. Но Ноэль и Леора, младшие дочери Сент-Джеймсов, похоже, этой тайной пока не владеют.

И наконец, его взгляд устремился на Каприс. Каприс тоже не знает любви. Каприс, с ее насмешливым именем и серьезным видом! Каприс, чьи холодные зеленые глаза анализируют всех и вся, служа ее блестящему уму. Никаких чувств не видно в этом ясном взгляде: ни тени сомнений, ни радости жизни, которая играет в озорных глазах Силк. Но в нем нет и робкой настороженности, заметной в Леоре и Ноэль. Только логика жила в этой прекрасной женщине с пепельно-русыми, скрученными в тугой узел волосами и такой фигурой, что перед ней восхищенно преклонил бы колени даже святой. Ее одежда скрывала, окутывала тело тканью и тайной. Маскировка. Его губы изогнулись в улыбке. Все это не имело значения. Он сделал выбор. Он проследил за напряженной линией ее позвоночника, зная, что она чувствует на себе его взгляд. Она будет сопротивляться. Он это понимал. Она будет готова воспользоваться любым оружием. Он сознавал это. Она не станет его признавать. Да что там — их борьба уже началась. Но и это не имеет значения. Он опустил взгляд на свои руки и шрамы, которые их украшали. Он разбирается в борьбе лучше, чем она. Он знает, что такое поражения и победы. И что такое защита, созданная голыми руками, цепким разумом, хитроумием и отчаянием.