Блинчики - Юлия Коновалова

Рассвет проникал через световой колодец. Щелчок замка послышался, когда я допивал неспособный согреть меня тепловатый шоколад и в десятый раз бессильно обдумывал планы мести, еще более злой от желания спать. Похитительница явилась одна, я свирепо покосился на нее, вгрызаясь в бутерброд.

— Привет, — сказала она мне.

— Здравствуй, уголовница, — мрачно ответил я.

— Не преувеличивай, — легкомысленно заявила она и оперлась о мой столик. Столешница едва не перекосилась, и девушка отдернула руку.

— Есть статья только за похищение ребенка. И не надо, пожалуйста, бить меня по голове термосом. Дверь не заперта.

Я молча доедал последний пирожок.

— Они в самом деле пакость придумали, — проговорила девчонка. — Хотели тебя стимулятором наколоть. Я в такие игры не играю.

— Чего?! — изумился я. — Чего они от меня хотели?

— Того и хотели, — заявила она нахально.

Я аккуратно закрутил крышку термоса, еще раз смерил ее взглядом и пошел к выходу. Коридор за дверью был темным, девушка, которая тащилась за мной по пятам, поспешно посветила каким-то дохлым фонариком.

— Мой телефон, — ледяным тоном потребовал я.

— У Алки, — виновато ответила она. — Не сердись. Я бы с ними никогда… Только… мне врачи рожать запрещают. Вот я и думала…

— Ты еще и думаешь? — удивился я. — И что ты надумала?

— Нечего их слушать. Если бы все естественно…

Мне показалось, что она, наконец, покраснела.

— Ну, знаешь… — растерялся я. — У нас тут не Эмираты… Куда сейчас?

— Направо.

Я решительно пошел дальше. Она так и семенила за мной, старательно подсвечивая путь, и вдруг вскрикнула.

— Что еще? — проворчал я.

Она сидела прямо на грязном полу и держалась за щиколотку. Фонарик валялся рядом.

— И что теперь? — спросил я ехидно. — Думаешь, я еще и вытаскивать тебя буду?

По улице мы тащились медленно. Время от времени я ставил ее на ногу, теперь единственную, и она прыгала на ней. Вдруг она заорала:

— Смотри!

Отдуваясь, я выпустил эфирное создание из рук. Я как раз жалел, что так и не вырос в дюжего молодца.

— Здесь же Алка живет!

— Ваша атаманша? — поинтересовался я, рассматривая поднимавшийся над домом черный дым. — Сейчас пожарные приедут. Не сгорят ее наряды.

— Там люди! — девушка с негодованием уставилась на меня. — Почему мужики такие бесчувственные?

— А ты на неправильной ноге стоишь, — задумчиво сообщил я. — У тебя не эта болит, а левая.

Она махнула на меня кулачками и побежала через дорогу на двух ногах. Я пожал плечами и пошел за ней.

У дома собиралась галдящая толпа.

— Блинчики! — услышал я.

Какие еще блинчики?

— Блинчики Лариска пекла, а ей про ребенка говорят… Подхватилась. Видать, сковородку не выключила.

— Там же Татьяна одна, сгорит! — заголосила тетка в бигудях и косынке.

— Дочке, дочке надо звонить…

— Уехала дочка! До вечера! А ключ у Лариски! Сгори-ит!

— Не ты! Маринка пусть лезет…

Субтильная Маринка примеривалась лезть по водосточной трубе и спасать неведомую мне Татьяну. Я еще раз посмотрел на окно третьего этажа, — сизый дым валил из форточки уже всерьез, — и вошел в подъезд.

Дверь была, слава богу, новая, не железная и не сейф, какие еще остались у наших соседок. Я разбежался и грохнул в нее плечом. Как, спрашивается, сбивают дверь с петель? Кино просто. Домой шел, называется. Ну-ка, хоть и не вырос я в дюжего молодца…

— Держи, — послышалось сзади. Тетка протягивала мне топор.

Дым в квартире стоял такой, что я чуть не вылетел обратно за взломанную дверь. Не знаю, каким чудом я добрался до окна. Когда кое-как отдышался и проморгался, внизу уже стояла пара пожарных машин, у которых суетились девушки. Как угорелые бегали. Под самым окном сидела Маринка, с недоумением рассматривая оторванное колено трубы.

Лезть в мое окно никто не собирался, и я пошел назад.

Дым из комнаты не выдувался, я на ощупь пробирался к выходу, натыкаясь на мебель и путаясь в углах. Налетев на кровать, я приоткрыл кое-как глаза и увидел на кровати тело, длинное, как свернутый ковер.

Татьяна оказалась бабкой, а не девочкой, как я почему-то ждал. С ужасом сознавая, что вместе с ней мне не выбраться, и опять зажмуриваясь, я потянул ее за плечи. Без особого эффекта.

— Аоы, — услышал я.

— Чего?

— За ноги бери! — повторил парень, сдвинув респиратор, — голос был явно мужской. Отодвинувшую меня фигуру в пожарном комбинезоне и каске я едва видел сквозь поток слез. Мне было не до голосов, впрочем. Ноша оттягивала руки, и было некогда думать, потому что кухня уже пылала, надо было пройти через прихожую, тоже через пламя, но хуже было то, что дышать…

— Белоснежка лежала в гробу как живая…

Мне показалось, что я опять маленький и мама читает мне сказку. Даже голос был похож.

— Дочь Белоснежки была точно такого же роста, как и гномы, и те приняли девочку за одну из них…

Я тоже лежал, как Белоснежка, но в кровати. И вроде бы тоже живой. Было тепло и мягко под одеялом. Я тихонько слушал, как дочь поцеловала Белоснежку, и они благополучно отбыли домой. Потом голос, похожий на мамин, начал читать новую сказку. Обижаемая сестрами Золушка одержала блистательную победу на конкурсе и заполучила своего принца. Как-то не задумывался раньше о способах добычи принцев…

— И незачем было портить хорошие сказки, — проворчал новый, глуховатый голос.

— Бабушка, — радостно отозвался детский голосок. — Расскажи про женихов!

— Каких тебе женихов, — возмутилась мать. — Я тебе два часа сказки читала!

— Привет, — сказал кто-то в моей комнате. — Не спишь?

— Привет, — ответил я с запинкой, рассматривая вошедшего. Парень включил настольную лампу.

— Ты меня вытащил, что ли?

— Я, — согласился парень, продолжая копаться в ящиках стола. Без комбинезона он казался моложе и худее, но молодой бас я таки запомнил.

— Ты там хороший сквознячок устроил. Все так и запылало… Но ничего. Техника уже наготове была.

— Я старался, — буркнул я. Хотел подняться, но голова закружилась, я плюнул и остался лежать. — А ты пожарна… пожарный?

— Вообще-то не только. А что?

— Не видел он раньше мужиков-пожарников, вот чего, — фыркнула, входя, девушка. Моя давешняя похитительница.

— Это бабушка. Ее влияние. Без нее бы Антошка и на свет-то не родился. Кому мальчишки нужны.

— Это бабушка. Ее работа, — в тон девчонке согласился Антон. — Без нее бы ты не выдумала мужиков красть. Только лучше надо было учиться у бабушки! Мужей воровать — наука тонкая!

Антон хохотнул, а Светка с гордым видом развернулась кругом и пошла вон из комнаты. Глупая Светка, из-за которой я тут застрял… а Оля?

Я все-таки сел. Ночь за окном казалась плотной от черноты. Я пропал сутки назад, и…

— Мне бы позвонить, — сказал я.

— Жена твоя в курсе, не нервничай, — успокоил Антон. — Ты поваром работаешь?

— Почему поваром? — оторопел я.

— Светка говорила, ты блинчики здорово печешь.

Дались им всем эти блинчики!

— Инженер я, — скучно сообщил я и потрогал голову. Голова оказалась завязанной, одежда — на месте. — В конструкторском бюро.

— А-а, — сказал Антон. — Но все равно. Ты с техникой обращаться умеешь, или только конструируешь? А то я тебя позвать хотел.

— Куда?

— В экспедицию.

Я стал разматывать повязку с головы.

— Не трогай, — остановил меня Антон. — Пусть бабуся снимет. Я серьезно. Проект «экспедиция». Восстановление лесного хозяйства на территории Восточной Сибири. В нашей партии пока бабье царство. Семьдесят процентов женщин. Но им в первобытных условиях не очень-то легко.

А мужчинам, что же, легко?

Бабье царство — это у меня в отделе. Тридцать женщин. Умных, трудолюбивых. Очаровательных. И один я. Начальница отдела прочит меня на свое место, — лет через пять, когда удалится на пенсию. Хотя я в начальники вовсе не рвусь. Мы занимаемся как раз тем, что придумываем машины для таких мест, где женщинам работать «не очень-то легко». В шахтах, например, или на строительстве. Там, где лет пятьдесят назад женщины вообще не работали.

Антон говорил что-то, как настоящий вербовщик. А я думал о жизни. Своей. Работа, дом, заботливая жена. Мама, у которой я бываю дважды в неделю, заботливый сын заботливой мамы. Клуб — хорошая игра для взрослых. Нормальная жизнь.

Ах да, еще раз в месяц — в поликлинику, сдавать сперму.

— Ну так что? — спросил Антон. — Согласен? Я поговорю насчет тебя и сообщу.

Четыре женщины — три поколения женщин, от «бабуси» до пятилетней Ларискиной сестренки, стрелявшей в меня любопытными глазищами, — накормили меня ужином. Они придирчиво допрашивали и осматривали меня, и отпустили, только убедившись, что я хорошо себя чувствую.