Про богатую судьбу в нам неведомом краю - ММВ

ты вобразИл

коли путь мне преградил?!»

И, поверивши в свой бред

сам и дал на всё ответ:

«Я – тут бог и господин!

– над собою – я один!

А тебя, шальная шкода

разменяю, как колоду!»

После, шубу распахнул

и презрительно сморкнул!

Атаман же, был спокоен,

– монолог он тот усвоил!

После, вежливо спросил:

«Всё ли ты договорил?»

Но, в ответ, лишь наглый взор

– как презрению узор,

И надменная улыбка

завершила ту «ошибку»…

Атаман же, нож достал

и ладонь ему вспахал!

Ох, и крику же там было

– словно резали скотину,

да, так резали, что «свин»

даже челюсть оголил!

Но, по шее получивши

– шапку нАбок уронивши,

этот, важный Господин

в тот же миг всё уловил!

Атаман чуть подождал

и такой ответ держал:

«Что ты «связями» мне тычешь

и спасения в них ищешь?

…неужели, только в них

ты спасаться и привык?

Я, так понял – ты «чинуша»?

– из того, что я тут слушал!

Но, тогда один вопрос

чтоб развеять сей курьёз -

«В сундуках то – что сокрыто?

– по закону ль всё добыто?

Или это золотишко

лишь награда за умишко?

Ну, а коль не отвечаешь

значит, сам всё понимаешь?

Грабишь ты, и граблю я!

– вот, и вся моя мысля!»

А за вашу, сударь, наглость

что не стала просто шалость,

вас к березке, да кнутами

чтобы тон вы поменяли!»

На минуту замолчал

и ответа подождал…

Две прошло, и три прошло…

– «может, гостю не дошло?»

Атаман его просил:

«Ты чего не вразумил?»

Господин, придя в себя

отвечал, чуть погодя:

«Сейчас я только понимаю

что жизнь моя – совсем «немая»…

– она нема и бесполезна

и мне противна, если честно!

Гордыней познаны уроки

что преподали мне пороки,

Они мне душу осквернили

и лишь пустому научили…

И вот, пришла моя кончина,

но я… не вижу тут мужчины…

Лишь, трепеща я пред тобою

сижу с кровавою рукою!

…и только с грустью сожалею

что жизнь была моя – лишь тенью…»

Может, было то мгновенье

словно Божье откровенье?

– что, как жизнь своё прожИл

только душу и губил?

Но сейчас, осознавая

– лишь от страха замирая,

может, стал он понимать

что важнее наживать?

Атаман, тому дивившись

– через силу поклонившись,

пОдал руку и сказал:

«Всё ты понял, коль не врал!

И не скрою, что словечки

– чем задел твоё сердечко,

это было лишь о том

чтоб порвать тебя потом!

Но скажу я, не таЯ

удивил ты, Брат, меня!

– потому, не сомневайся

и домой ты возвращайся!»

Часть IV

При одном, лихом налёте

Фан увидел, мимолётом,

что стоит там, средь толпы

надзиратель из тюрьмы…

Расскажу-ка я, вам, вкратце

как попал сюда тот «братец»…

Как-то вечером, по лету

получив свою монету,

он, в весёлом настроенье

куралесил на деревне.

После, взявши пистолеты

чтоб стрелять им по монетам,

он устроил представленье

на «общественное мненье»,

…только, рядышком, три детки

покупавшие конфетки,

как-то странно оказались

что под пули те попались…

Но, когда за ним явились

– то письмом лишь откупились!

После… долго он скитался

и к купчИшкам примыкался,

– так сказать, «на скору руку»

за еду, «взят на поруку»…

Но, на радость Атаману

не судьба, тому быть плану!

Воротившись, «сход» собрали

и суду его предали,

дабы «Ирода» судить

и на плАху проводить!

Что казнят, – решили сразу

– смертью кончат ту заразу!

«Ну, а как?» – о том был спор

и не светский разговор…

…кто-то, пЕтлю предлагает…

…кто, и шашкой угрожает!

…кто, вообще, давай топить

чтоб потом не хоронить?

Лишь скажу, что те людишки

– прохиндеи и воришки,

что касается идей -

как помучить им людей?

– креативные ребята

и шутить с тем вам не надо!

После, вывели в сарай

и сказали: «Отдыхай!

…поутру же, как проснёмся

мы с тобою разберёмся!»

И потом так пировали

что баяна два порвали!

– пили, ели, веселились

и над «смертником» глумились.

Атаман же, размышляя

– думы разные гоняя,

лишь одно не понимал -

почему же он молчал??

И, в сарай к нему спустившись

обомлел он, поразившись!

Человек, что жил «скотиной»

и никем, и не любимым,

на коленях предстоял

и молитву бормотал,

Не роптал и не боялся и

так нежно улыбался…

Вдруг, прервался и сказал:

«Атаман, тебя я ждал!

То, что судите меня?

– виноват – один лишь я!

И, что хаете меня?

– то заслуга – лишь моя!

Многословием сотрётся

что до сердца не коснётся!

Потому, за все обиды…

ну, прости меня ты, гниду!

Просто знай, что сожалею!

…хоть вернуть всё не сумею…»

Атаман же, растерялся…

– он в душе своей метался!

Но потом, вдруг осознал

что прощение познал…

И сердчеко так забилось

что «былое» испарилось,

А внутри, небесным светом

стал он новым человеком!

Не могу то описать

чтобы свет вам передать…

Кто, ни разу не прощал

– тот, и «света» не познал!

Рано утром, «накидавшись»

да с того, ещё не спавши,

собралось на «торжество»

воровское большинство,

Лихо петлю насадили

и на части порубили…

Ну, а что же Атаман?

– почему же он смолчал?

Так бывает, мои Други

что нет духа на «поруку»,

и не можем возразить

дабы «странными» не быть!

Коли, местью мы живём

– то чего от жизни ждём?

Ну, тогда такой вопрос -

а зачем нам тот «обоз»??

Коли глупость говорю?

– то прощения прошу!

Ну, а коли зацепило?

– то скажу: «Оно, мне мило!»

Часть V

Рядом с малой деревушкой

что у леса на опушке,

Вдруг, в ночи, да пред рассветом

да ещё и жарким летом

полыхнуло поле, спичкой

занесённое «синичкой»…

И селяне, возроптавши

– лишь спасения искавши,

возопили в том огне:

«Кто же выручит в беде?»

Мимо конники скакали

что разбойников искали,

И, приметив яркий блик

поспешили к ним на крик…

Но, всё так тогда сложилось

что и банда появилась,

И на помощь тем селянам

поспешила с Атаманом!

И, в том странном совпаденье

– словно Божьим провидЕньем,

оказались воедино

люди разного «пошива»,

…кто, растил и добывал,

…те, кто это забирал,

…кто, за это, их ловил

и под стражу уводил!

И, той ночью, то «собранье»

позабыло о призваньях,