На закат от Мангазеи - Сергей Че

Мангазеи год назад, спустились в море и должны были повернуть на юг к обскому устью. Их видели встречные лодьи вплоть до малой казацкой заставы у Собачьего озера. А потом их не видел никто. До Обдорской заимки они уже не добрались, и тамошние казаки, прождав положенный месяц, сообщили тобольским властям о пропаже. Тобольский воевода написал в Москву. И Москва отчего-то всполошилась. Простые купцы, малые суда, пушнина, ни одного значимого человека. Макарин даже имена не смог запомнить. А в Москве дело дошло до боярской думы, вызвали приказного судью и спросили его, кто в Разбойном лучший сыскарь. Макарин не считал себя лучшим. Откровенно говоря, лучшим его не считал и сам судья, окольничий Иван Карпов. Да и само положение дьяка обязывало скорее сидеть в избе за бумагами, а не бегать по далеким землям в поисках невесть чего. Но время стояло непонятное, не было на Москве государя, зато за пределами Москвы государей было сразу много, и дьяк Семен Макарин, знакомец свергнутого царя Василия, оказался явно не ко двору. Судья Карпов был человеком боязливым и заранее избавлялся в Приказе от всех, кто мог ему создать неудобство хотя бы гипотетически. «Имей в виду, Сёмка, - сказал он тогда. – Дело важное. Исполнишь, как полагается, и все забудут, что тебя в Приказе Шуйский двигал. Боярам тебя представлю, как вернешься. Авось и царю понравишься...». Судья запнулся, видно подумав, что еще неизвестно кто к тому времени царем станет и станет ли вообще. По самым скромным расчетам поездка на дальний северный край должна была отнять год-два жизни. Никаких толковых разъяснений, что такого вез караван, ради чего всполошились московские бояре, Макарин так и не дождался, и на пути к Тобольску уже начал думать, что на его место позарился очередной малолетний боярский родственник и никакого дела о пропавшем караване на самом деле нет, а если и есть, то оно гроша ломаного не стоит. Три малых коча, пушнина, два десятка черного люда, и всё. Но даже унылый долгий путь был лучше, чем пораженная гнилью безголовая, голодная и наполовину сожженная Москва, где хозяйничали пьяные ляхи и каждую ночь приходилось просыпаться в холодном поту от того, что где-то рядом скрипнули ворота. Макарин отправил детей на спокойную Оку в поместье их деда, отца покойной супруги, просидел полдня в старой церквушке Трифона Мученика, принял благословение на дальний путь и уехал, стараясь десятой дорогой объезжать как заставы ляхов, так и осаждающих Москву казаков и ополченцев. В сопровождающие ему дали только двух стрельцов, да и тех забрали уже в Березове. В Мангазею он прибывал сейчас один, после четырех месяцев бесконечного пути сперва реками и волоком чердынского тракта через Камень до Тобола, потом на север, через совсем уж дикие дебри, по разветвленным протокам, где вдоль берегов стоял нескончаемой стеной черный лес, простирающийся до горизонта, и только отроги древних рассыпающихся гор иногда разрывали чащу, сужали реку, заставляя ее нестись быстрее. Неделями они не видели ничего человеческого, кроме редких встречных лодий. Ни заставы с острогом, ни избы, ни даже пристани. Только рассказы о кроющихся в лесных дебрях вогульских городках заставляли Семена пристальнее вглядываться в небо в поисках еле приметного дыма от дикарских костров. После Березова был мелкий Обдорский острожек, пара дворов, обнесенных частоколом, где казаки снабдили их запасами на последний отрезок пути, и выход на несколько дней в море, где дикий ветер кидал тяжело груженый коч так, что Макарин уже успел попрощаться с жизнью. По пути в Мангазею моря было никак не миновать. Вот уже второй день как они из моря свернули в устье реки, а Макарин до сих пор вспоминал бешеную воду с содроганием. Если путь каравана пролегал там же, то ничего удивительного, что от него ничего не осталось. А значит и искать нечего. А значит нужно просто заехать, показать воеводам сопроводительные письма, расспросить первых попавшихся свидетелей, написать отчет, переждать зиму и первым же караваном обратно, к семье. Времена тяжелые, разбой всюду, а дед старый и челядь у него не воинственная.

Только сейчас Семен заметил, что зверолов стоит у самой корги, сжимая в кулаке шапку, и пристально вглядывается куда-то вперед. На его лице, парусе над головой, металлических частях оснастки играли смутные огненные сполохи. Макарин встал рядом.

Впереди, за темной массой прибрежной скалы, которую огибал сейчас по дуге коч, горели огни. Их были сотни или даже тысячи, маленьких ярких пятен от факелов, костров, фонарей, покрывающих весь берег слева, взбирающихся огненной дорогой на пологий холм, где в их неверном пляшущем свете угадывались крепостные стены и башни под высокими шатрами. Дальше от берега, под крепостью, огни сливались в одно сплошное мутное зарево и казалось, что там, вплоть до горизонта, лениво полыхает огромный пожар, из которого, как скалы из океана, торчат островерхие крыши северных изб и башни колоколен. Огни плясали у черной воды, и только приглядевшись, Макарин понял, что это не отражения, а кормовые сигналы стоящих кораблей. Широкие дощаники, малые лодьи, огромные грузовые суда, морские кочи с высокими бортами и поднятыми надстройками, они теснились вдоль пристаней, в несколько рядов, большие и маленькие. Мачты со спущенными парусами казались голым лесом и скрывались далеко в темноте.

- Ну, дьяк, - повернулся к нему зверолов. – Конец походу. Вот она, твоя Мангазея.

Коч натужно заскрипел, поворачивая к берегу. Забегали служки из команды, засобирались гости, подталкивая тюки с товаром ближе к левому борту. Из надстроя вышел капитан, глухо каркнул на одного из приказчиков, самого пугливого, чтобы оставил товар на месте, а то будет перегруз слева. Коч накренился, втискиваясь между ближайшими лодьями. На борту одной из них стояли двое и молча смотрели на вновь прибывших. Макарин заметил на берегу людей, они бродили, переносили товар, стояли кучками у тянущихся вдоль пристани амбаров. Людей было довольно много и уже были слышны обычные звуки приближающегося города, далекие крики, бормотание, какой-то гул, звон, скрип бревен и досок. Нос учуял запахи жарящегося мяса. Где-то рядом была харчевня.

- Мы вещи твои тут пока оставим, - подошел к нему капитан. – Как с избой определишься, так и заберешь.

Макарин кивнул. Нашел взглядом зверолова, который уже налаживал за спину мешок с припасами.

- Ты так и не сказал мне, как тебя зовут.

Тот обернулся, улыбаясь в бороду.