Пусть они скажут - Ромэн Яров

- Вы не верите мне? - Кузнецов взялся за верхнюю пуговицу пальто, как бы собираясь остаться и доказывать. - Я сам себе не верил. Но ведь это возможно - такое состояние памяти, когда человек вспоминает события, случившиеся с его далекими предками. Я расскажу вам, откуда у меня взялось...

- Приходите завтра на съемку, - повторил Улицкий.

- Как же так, - пуговица скользила в руке Кузнецова, - вы режиссер, вы создаете в своем воображении миры - и не хотите меня выслушать. Хотя бы из профессионального любопытства.

Они молча глядели друг на друга, потом Кузнецов дернул за спущенные уши шапку, повернулся и вышел. Дверь захлопнулась.

Кузнецов шел домой не спеша. Народу мало, улица темна, и окна темны. Только в розовых и лиловых магазинных витринах отдыхают от дневной суматохи манекены. Прохожие попадались ему все реже и реже. Он спорил беззвучно с оставленным режиссером- тот все никак не мог поверить ему и требовал доказательств.

- Да, - повторял Кузнецов, -- я был там и могу это доказать всякому...

В последнее время Кузнецов чувствовал себя плохо. Часто болела голова; что-то сдавливало затылок; ощущение опрокидывающегося мира надвигалось на него иной раз среди уличного шума и грома. Он прислонялся к стенке или садился на скамью, ждал, пока все встанет на свое место.

"Стар", - говорил он себе, вслушиваясь в биение собственного сердца, глядя, как кристаллизуются детали расплывшейся было, как бы задернутой серой пеленой улицы. Симптомы боли тревожны, но удивляться не приходилось: возраст, возраст. Смущало другое. В сознании его как раз после сильных болей стали возникать образы, никакого отношения к его биографии не имеющие.

Стены старинной крепости. Холодное осеннее утро; встает негреющее солнце; от реки идет пар.

По крепостным валам ходят люди; стиснув зубы, вглядываются налряженно в тот берег реки. А там черным-черно or вражеских воинов. Пешие, на лошадях, а в лицах--ни жалости, ни ненависти, только холодное, жестокое равнодушие. Что это - воображение, память? Если воображение - откуда такие подробности? Откуда эти краски - багровое солнце, туман над стальной рекой, белые стены, рыжие лисьи волооки на шапках вражеских воинов, их глаза и многое такое, чего никак ни вообразить себе, ни представить нельзя, а надо знать твердо. Тогда память?

Но что может подсказать она пятидесятипятилетнему бухгалтеру, который по природе не властолюбив, не авантюрист, а потому прожил свою жизнь спокойно и размеренно, выезжая из города лишь во время отпуска, да еще раньше - в молодости - в командировки. Да и где они сейчас, эти старинные крепости- большинство разрушено, а сохранившиеся - в пыли доживают свой век. Кого спросить без риска, что сочтут сумасшедшим? Так он мучился сомнениями и совсем уж собрался было постучаться в дверь какому-нибудь светилу нейрофизиологии. Но события опередили его. Он шел как-то раз по улице, и вдруг пропасть открылась перед ним, и он не успел ни добежать до скамейки, ни даже к стенке прислониться.

Очнулся он дома, в своей кровати. Рядом сидела женщина в белом халате - участковый врач. Лица родных - все с одинаковым испугом в глазах-покачивались в полумраке над ее головой.

Голова не болела; перед глазами вставала знакомая картина, и он, лежащий, больной, вновь становился участником грозных событий. Он попросил родных выйти; когда дверь за последним захлопнулась, рассказал врачу о своих видениях. Она отложила ручку, рецепты и слушала очень внимательно, а когда он кончил, вздохнула.

- Что я могу вам сказать? Я не психиатр, обморок ваш произошел от недостаточного кровоснабжения головного мозга. А при этом бывают всякого рода тревожные неопределенные состояния.

- Но почему же у меня так? - едва не крикнул он.

- Не знаю.-Она снова взялась за свои рецепты. - Быть может, это и память. В мозгу четырнадцать миллиардов нейронов - с таким числом любые случаи возможны. От какого-то вашего далекого предка вам, должно быть, достались впечатления. Перенеслись через века с помощью механизма наследственности, о котором пока что тоже не очень-то много известно. Но это мои догадки - ведь я не специалист и говорю вам сейчас твердо только одно: лежите.

Он пролежал месяц, и в первые же дни по выходе с ним случилось это.

Он попал по служебному заданию в другой район города, в кварталы новостроек, и, покончив с делами, пошел на троллейбусный круг, который был за последним домом. Толпа бежала туда же; он испугался, что не сядет. Но привлекал людей вовсе не троллейбус. Кузнецов повернул за угол - и остановился, опершись ладонью о стенку. Впереди была неглубокая река; на одном берегу ее красовался новый дом с разноцветными секциями, на другом старинный монастырь. Отцы-монахи и не предполагали, вероятно, никогда, что город доберется до их тихой обители. И по стене монастыря ходили, размахивая оружием, воины; а на этом берегу сидели на лошадях воины другой армии - в лисьих шапках, тулупах, с колчанами стрел за спиной. Как будто ожило самое сильное из внезапных воспоминаний Кузнецова. Вот то, причину чего он ищет и не может найти.

Это было когда-то реальностью - не тот ли парень, что отчаянней всех грозит врагам, и есть он, Кузнецов.

- Что здесь происходит?

Он спросил шепотом не потому, что вокруг было тихо, а чтоб не улетела внезапно появившаяся связь.

- Режиссер Улицкий снимает свой новый фильм. Исторический. Неужели не слышали?..

- А! Да, да... - Он посмотрел в направлении любезно протянутой руки соседа и увидел на стене возле одной из башен операторское оборудование и группу людей в современных костюмах. Один из них выделялся: стоя в полукольце остальных, поворачиваясь то к одному, то к другому, говорил, жестикулируя, показывал, очевидно, место в готовящемся бою. Это продолжалось довольно долго, - потом все разошлись на исходные позиции и замерли. Притихли и зрители. Наконец режиссер подал знак; все сразу пришло в движение. Откуда-то взялись плоты; храпя и оступаясь, кони стали входить на них. Один за другим плоты пошли через реку; стрелы полетели в осажденных. Оператор повернул аппарат; оставшиеся на пологом берегу стали втаскивать на громадный плот осадную башню.

- И это все? - повторял Кузнецов. - Все?

Его трясло, воспоминание разгоралось все ярче, и он видел, что представленная сцена при всем правдоподобии отличается от того, что было на самом деле. Не хватало важнейшей подробности битвы, решившей исход ее. Он не удержался. Прорвавшись через цепочку ограждения, не замечая машущих сзади людей, он побежал к вождю кочевников, стал сбиваясь говорить о том, как правильней надо было бы организовать съемки. Тот слушал с удивлением, пожал плечами и сказал: "Я тут ни при чем; обратитесь к режиссеру". Кузнецов глянул на стену и увидел прыгающего от бешенства человека. Кто-то взял Кузнецова за рукав. Он обернулся. Милиционер тянул его, говоря: "Не хулиганьте, гражданин. Не мальчишка. Пройдемте с площадки". Они вышли, и Кузнецов затерялся в толпе.