Дитя Реки.Корабль Древних. Звездный Оракул - Пол Макоули

Констебль прошелся плетью по ногам пленника и сказал:

— Ты уже мертвец, а у мертвецов не бывает друзей. Возьми себя в руки. Пусть наш город и невелик, но у нас есть оракул, по всей реке это последнее место, где прорицатели говорили с народом, пока еретики не заставили их умолкнуть. Паломники все еще идут к нам, хотя прорицатели больше и не говорят, они все равно слушают. После приговора тебе позволят побеседовать с ними. В оставшееся время предлагаю тебе поразмыслить, чем ты отчитаешься перед ними за свою жизнь.

Один из сыновей констебля засмеялся, и констебль стегнул плетью по их широким спинам.

— Гребите, — сказал он, — и тихо тут!

— Перепелиные языки, — повторил болтливый торговец. — Все, что угодно вашей душе, капитан. Только скажите, и все получите. Я могу вас озолотить. Могу отдать вам собственный дом. Он похож на дворец. В самом сердце Иза. Не в этой вонючей дыре.

Лодка качнулась, когда констебль прыгнул в люк. Его сыновья вяло выругались и вновь взялись за весла. Констебль сбил с несчастного торговца тюрбан, подтянул его голову за грязный клубок волос, и тот еще не успел вскрикнуть, как констебль засунул ему в рот два пальца и ухватил скользкий извивающийся язык. Торговец поперхнулся и хотел укусить констебля за пальцы, но зубы даже не оцарапали задубевшую кожу. Констебль вынул нож, отсек пол-языка и швырнул комок плоти за борт. Торговец захлебывался кровью и бился, как выброшенная на берег рыба.

В тот же миг один из сыновей констебля выкрикнул:

— Лодка! Впереди лодка! По крайней мере — огни.

Это Уртанк, тупой жестокий детина, ростом уже с отца. Констебль знал, что скоро Уртанк уже бросит ему вызов, но знал также, что тот проиграет. Уртанк слишком глуп, чтобы выжидать момент, не в его натуре сдерживать свои порывы. Нет, Уртанку с ним не справиться. Кто-нибудь из остальных — это да. Но все же вызов Уртанка станет началом его конца.

Констебль вгляделся во тьму. На мгновение ему показалось, там мелькнул какой-то огонек, но лишь на мгновение. Может, это пылинка в глазу или же смутный свет звезды, мерцающей у самого горизонта.

— Тебе почудилось, — сказал он, — греби давай, а то солнце встанет раньше, чем мы вернемся.

— Я видел, — упрямо возразил Уртанк. Второй сын, Унтанк, засмеялся.

— Вон! — закричал Уртанк. — Опять! Прямо по курсу! Я же говорил!

На этот раз и констебль увидел блики света. Первой его мыслью было: а вдруг торговец все-таки не врал, не хвастал? Он спокойно сказал:

— Полный вперед! Чтоб как на крыльях.

Скиф заскользил против течения, а констебль вытянул футляр из сумки на поясе своего белого полотняного килта. Торговец с отрезанным языком издавал влажные давящиеся звуки. Констебль пнул его ногой, чтобы замолчал, а потом открыл футляр и достал оттуда очки, лежащие на шелковой, слегка промокшей подкладке. Очки эти были самой ценной собственностью их семейства, переходя от потерпевшего поражение отца к победителю-сыну уже больше чем в ста поколениях. Выглядели они как ножницы без лезвий. Констебль отогнул дужки и осторожно нацепил очки на свой крупный нос.

Тотчас вокруг плоского корпуса скифа, тюков контрабандных сигарет в носовом трюме возникло мягкое сияние; сгорбленные спины сыновей констебля и навзничь лежащие тела двух пленников засветились печным жаром. Констебль обвел глазами реку, не обращая внимания на щербинки и царапинки в старом стекле линз, которые искажали и туманили усиленный луч света. Вдали, примерно в полулиге от своей лодки, он увидел кучку мелких, но очень ярких огоньков, пляшущих по глади реки.

— Машины, — выдохнул констебль. Он встал между пленниками и рукой показал сыновьям, куда плыть.

Скиф заскользил вперед, направляемый указаниями констебля. Когда они подошли ближе, констебль увидел, что там были сотни и сотни машин, целое облако, суетливо вращающееся вокруг невидимой оси. Ему частенько приходилось видеть одну-две, пролетающие в небе над Эолисом по своим непостижимым делам, но никогда прежде не случалось встречать в одном месте такую массу машин.

Что-то глухо ударилось о борт скифа. Уртанк выругался и поднял весло. Это оказался гроб. Их каждый день тысячами пускали по волнам в Изе. На мгновение перед констеблем возникло женское лицо, будто глядящее на него сквозь прозрачную воду; оно зеленовато мерцало в окружении уже гниющих цветов. Потом гроб повернулся другим концом, и его унесла река.

Скиф тоже развернуло течением. Теперь к облаку машин он стоял бортом, и тут констебль впервые заметил, вокруг чего они так деловито суетились.

Лодка. Белая лодка, высоко сидящая в медленных водах реки.

Констебль снял очки и обнаружил, что лодка светится призрачным сиянием. Вода вокруг нее тоже мерцала, как будто лодка плыла в самой середине флюоресцирующего облака светящегося планктона, который временами поднимается к поверхности тихой летней ночью. Сияние разлилось вокруг скифа, и каждый удар весел разбивал жемчужный свет на массу кружащихся блестящих спиц. Казалось, дух машин живет над самой поверхностью реки.

Торговец с отрезанным языком взвыл и закашлялся, а его товарищ приподнялся на локтях, чтобы увидеть, как белая лодка, легкая, словно перышко, разворачивается по течению будто танцор, едва касающийся воды.

У лодки был острый задранный нос и вогнутые, смыкающиеся в центре борта, которые к корме снова расходились вроде голубиного хвоста. Размером она была не больше обычного гроба. Лодка снова развернулась и словно бы потянулась, как кошка, а затем оказалась рядом со скифом и бесшумно к нему прижалась.

В тот же миг констебль и его сыновья попали внутрь машинного облака. Такое впечатление, что они нырнули в самую гущу какой-то туманности, машин были сотни и каждая горела яростным белым огнем размером не больше жука-носорога. Уртанк попробовал сбить одну, висящую прямо перед ним, и забормотал проклятия, когда в ответ она ужалила его красным жгучим лучом и обдала резким жаром.

— Спокойно, — сказал констебль, а кто-то еще выкрикнул:

— Бежим!

Констебль с удивлением оторвался от зрелища сияющей лодки.

— Спасайтесь, — снова повторил второй торговец, — спасайтесь, идиоты!

Оба сына подняли весла и смотрели на своего отца. Ждали приказа. Констебль убрал очки и заткнул плеть рукояткой за пояс. Он не мог выказать страх. Он протянул руку сквозь кружащиеся огни машин, дотронулся до белой лодки.

Корпус ее был легким и плотным, как оперение птицы, и под рукой констебля вогнутые борта вдруг разошлись с легким потрескиванием. Еще в детстве констеблю случалось бродить по диким берегам ниже Эолиса, и однажды он наткнулся на кровавую орхидею, растущую в корнях капкового дерева. Почуяв тепло его тела, орхидея издала точно такой же звук, раздвинув свои мясистые лепестки и открывая желтые изгибы пестика. В ужасе он опрометью бросился прочь, прежде чем одурманивающий аромат орхидеи сморил его; и сейчас пережитый когда-то страх остановил его руку.