Линас и Валентинас - Алексас Балтрунас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Трах-тах-тах! — громыхала повозка ребят по улице. Так они объезжали чуть ли не полдеревни. Устанут, тогда у колхозного сада кто-нибудь крикнет: „Остановка!“ И скорей в сад — зеленых падаликов набирать. Что найдешь вкуснее, чем кислые крепкие яблочки со свежим ржаным хлебом!
Как-то в колхозе возили удобрения на поля, и ребята так и не дождались своей повозки. День был хмурый, и купаться не хотелось.
Думали ребята, спорили: что делать?
Наконец Ионукас сказал:
— Пошли в березняк за малиной!
Мальчики втроем отправились за ягодами. Мочью прошел дождь, и трава в лесу была мокрая. С деревьев прямо за воротник падали холодные капли. На орешнике ярко блестели еще незрелые гроздья орехов. У сухого ствола примостился дятел в красной шапке. В кустах прыгали синицы.
— Идем к оврагу! — скомандовал Ионукас и первым, закатав штанишки, побрел по влажной мятлице.
Овраг густо зарос малинником. Ягод здесь было столько, что хватило бы и наесться досыта и полную корзину домой принести.
Валентинас присел на корточки и стал обирать куст. Где-то неподалеку лакомились братья. Мальчики звали друг друга к себе, каждый расхваливал свой куст.
У Валентинаса уже намокла рубашка, покрылись царапинами руки. А ему все казалось, что куст, который растет подальше, самый лучший. Он и не заметил, как далеко ушел от оврага.
У одного куста ветка отвисла до самой земли и между мокрыми листьями искорками алели три крупные ягоды, Валентинас потянулся к ним и вдруг, словно обжегшись, отдернул руку: в земле у корней куста чернела большая нора, и в глубине ее сверкали два глаза.
— Кто там? — испуганно спросил Валентинас.
В норке сидело что-то живое и не мигая смотрело в упор. От страха у мальчика даже мурашки побежали по спине, словно холодные росинки скатились. Валентинас попятился назад. Глаза в норе исчезли.
Тук-тук-тук! — беспокойно колотилось сердце. Валентинас негромко позвал друзей. Отошел еще на шаг и во весь голос крикнул:
— Ребята! Идите скорей сюда!
Скоро из кустов выбежал Ионукас, а за ним — и Пятрюкас. Валентинас показал на черную нору у корней и шепотом рассказал, что он там видел. Все трое подошли поближе.
— Может, тебе показалось? Там никого нет, — покачал головой Пятрюкас.
— Как — нет? — Валентинас даже рассердился. — Я же видел!
Ионукас подсел поближе к норке и заглянул в нее.
— Ну, есть?
— Нет ничего…
— Посмотри получше. Чего боишься? — сказал Пятрюкас.
— Сам смотри, раз такой смелый, — отозвался Ионукас, но все-таки подобрался поближе.
Затаив дыхание Пятрюкас и Валентинас следили за ним.
— Видел! — вдруг отскочил от норы Ионукас. — Два глаза блестят! Круглые, совсем рядышком.
Теперь уже всем было ясно, что в норе кто-то прятался.
— Может, барсук? — стал гадать Валентинас.
— В колхозе бы про них знали, — сказал Ионукас.
— А вдруг лиса? — Пятрюкас даже шагнул назад на всякий случай.
О лисах в деревне говорили. Прошлой зимой сторож застрелил одну около колхозных курятников.
— Вы сторожите, чтобы она не убежала, сказал Ионукас, — а я Маргиса приведу. Он как залает, так и вспугнет ее.
Охранять нору никому не хотелось. Пятрюкас сказал, что пойдет провожать брата. Он, видно, просто боялся зверя в норке. Но Валентинас тоже не хотел оставаться одни и сказал:
— Я тоже с вами пойду.
— А как мы потом найдем норку? — спросил Ионукас. — Лучше я один сбегаю.
— Только скорее, — попросили мальчики.
И Ионукас бросился бегом к дому.
В лесу было тихо. Под ветром легонько шелестели березки. Невдалеке стучал дятел. И тут совсем рядом, где-то у ног мальчиков, раздалось: „Фук-фук-фук!“
— Слышишь? — тихо зашептал Пятрюкас.
На минуту звуки смолкли, а потом снова донеслось: „Фук-фук-фук!“ Пятрюкас поднял с земли палку. Нашел палку и Валентинас. Мальчикам стало страшно. Они смотрели то на черную нору, то друг на друга. И похоже было — покажись сейчас оттуда голова зверя, мальчики удрали бы со всех ног.
Но вот на краю березняка послышался лай. Наконец-то подоспел Ионукас с Маргисом! Затрещали пол ногами ветки, и из кустов выскочил Ионукас. В руке он держал веревку, а маленького щенка Маргиса скрывала высокая трава.
От быстрого бега лицо Ионукаса раскраснелось, рубашка раздувалась пузырем на спине.
— Ну как? Тут еще? — запыхавшись, спросил он.
— Да! — радостно ответили оба сторожа.
Щенка спустили с веревки.
— Возьми, Маргис! — громко крикнул Ионукас и указал палкой на нору.
Щенок посмотрел на мальчиков, вильнул хвостиком и не спеша заковылял к норе.
— Возьми. Маргис! — закричали мальчики.
Но тут и сам щенок почуял кого-то. Он стал повизгивать и прыгать около норы.
Мальчики подняли палки.
— Приготовились! — негромко проговорил Ионукас, и голос его задрожал, когда он увидел, что щенок, поджав хвост, пятится назад.
Из норы все громче и громче слышалось: „Фук-фук-фук!“ Но вдруг три грозные палки медленно опустились.
Из своего земляного домика выбрался облепленный листьями и грибными кусочками маленький ежик.
Медный якорёк
День был теплый, и Линас с мамой долго лежали на мягком песке на пляже, но близился вечер, когда должен был вернуться папа. Три недели назад он уехал к Валентинасу в деревню. А вчера почтальон принес телеграмму: „Приезжаем завтра вечером. Папа“. Нельзя же вернуться домой позже папы и Валентинаса! Линас так соскучился по папе за это время.
Завыла сирена, и пароход отчалил. Он плыл все быстрее. По реке до самого берега побежали вперегонки длинные волны.
Солнце было уже низко, и его косые лучи не достигали речного дна. Линас стоял на палубе и смотрел в воду: то тут, то там сверкали серебристые спинки уклеек; легко касаясь воды, проплыла маленькая лодка. Уж скорее бы приехать в город!
— Мама, я хочу пить, — ковыряя ногтем краску на скамейке, стал тянуть Линас.
Мама отложила книгу, посмотрела на часы, потом, словно хотела их проверить, взглянула на солнце и сказала:
— Приедем домой, сынок, там и попьешь.
— А я хочу сейчас, хочу лимонаду.
— Откуда же здесь лимонад? — Мама погладила Линаса по выгоревшим волосам. — Потерпи немного.
Линас надул губы, насупился и хотел снова начать: „А я хочу пи-ить. Хочу лимона-аду“, но тут он заметил, что пассажир с удочками покосился в его сторону, пошевелил седыми усами — сейчас что-нибудь сердитое скажет, — и Линас передумал. Он замолчал, отвернулся и стал смотреть вперед.
Дун-дун-дун-дун! — громче обычного загрохотало в машинном отделении, и под ногами у Линаса даже палуба задрожала. Черные клубы дыма повадили из трубы, на минуту скрыв от мальчика встречный большой пароход.
Пароход, на котором ехал Линас, остановился. По лесенке быстро сбежал капитан. Скоро его белая фуражка мелькнула в открытом окне каюты. Капитан высунулся до пояса и стал вглядываться в речное дно.
— Подать канат! — крикнул он снизу.
Показалось измазанное машинным маслом лицо механика.
— Никак на мель наскочили, — сказал пассажир с седыми усами. Вот странно: за день пароход от пляжа до города раз пять проплывет. А сегодня как назло. — Он посмотрел на часы: — Ведь мне в семь часов из Москвы звонить будут — я должен быть обязательно дома.
— Дожди прошли сильные, — сказал пассажир в очках, — воды в реке прибавилось и дно изменилось — речной песок с одних мест поднялся и на новые места осел.
Разгоряченный, утирая пот с лица, пробежал капитан.
— Когда мы тронемся? — спросил у него пассажир с седыми усами.
— Точно не скажу, — ответил капитан, — но будем стараться побыстрее.
Мама посмотрела на Линаса и спросила:
— Тебе не холодно, сынок?
Линасу было совсем не холодно, но он снова вспомнил свою скучную песенку и затянул:
— Хочу лимомаду-у…
Старушка, которая сидела рядом с мамой, порылась и своей корзине и достала большой пожелтевший огурец.
— Ешь, мальчик, — протянула она огурец Линасу, — и пить не захочешь.
У старушки был густой низкий голос.
„Вон как говорит, будто сидит на дне бочки“, — сердито подумал Линас и покачал головой.
— Хочу лимонаду-у… Мама, скажи, чтоб мы быстрее поехали, — снова захныкал он. — Я есть хочу-у, мама!
Ещё чуть-чуть, и на палубе раздался бы громкий плач, но вдруг Линас почувствовал на своем плече чью-то руку.
Мальчик поднял голову — перед ним стоял механик в тельняшке.
— Ну, дружок, выкладывай, кто тебя обидел? — спросил он.