И никакая сила в мире... - Лори Макбейн

Изящный щеголь и обольстительный молодой фат, он долго не замечал, что по-юношески привлекательное лицо его уже носит отпечаток излишеств и пьянства. Молодость беспечна, и Данте продолжал с дьявольским упорством прожигать жизнь, презрительно смеясь в лицо тем немногим, кто пытался образумить молодого распутника, взывая к его благородству.

К несчастью, Данте был глух к голосу разума. С элегантной беспечностью аристократа он продолжал предаваться распутной жизни, свято веря, что все лучшее у него впереди.

Тем тяжелее оказался удар, когда будущее предстало перед ним во всей своей неприглядной наготе. Прежние кумиры пали, развенчанные действительностью; друг, которому Лейтон верил как себе, предал, а ненависть и коварство врагов ввергли его в пучину позора и бесчестья.

Настал час расплаты. Потрясенный до глубины души, ужасаясь глубине собственного падения, молодой капитан внезапно исчез, словно растворился в ночи, провожаемый угрозами безжалостных кредиторов и презрительными насмешками недавних друзей. Он стыдился самого себя, и собственное имя стало для него символом позора.

Но прежде чем исчезнуть навсегда, он в порыве отчаяния поставил на кон последнюю оставшуюся у него золотую гинею в безумной надежде одним ударом вернуть себе достояние семьи, которое, как вода, просочилось у него между пальцев. Но фортуна повернулась к нему спиной, и Лейтон проиграл все. То, что веками принадлежало его предкам и было завещано ему, теперь стало собственностью другого.

Этот день стал самым мрачным в жизни Лейтона. Даже смерть в эту минуту показалась бы ему избавлением. Молодой человек и не предполагал, что именно с этого момента его жизнь круто изменится. Мысль о спасении показалась бы ему безумием. Ведь негодяй, ставший свидетелем его последнего унижения, грубый мужлан, полный презрения к никчемному аристократишке, был, несомненно, счастлив видеть позор потомка некогда славного рода. Над Лейтоном одержал победу капитан, выходец из простонародья, человек с дурными манерами, достаточно жестокосердный для того, чтобы поверить обещанию дворянина расплатиться при первой же возможности. Он лишь расхохотался в лицо Лейтону, заставив изнеженного надушенного лорда стать простым слугой на «Невидимке», его судне, чтобы отработать долг до последнего пенса.

А «Невидимка», бригантина капитана Седжвика Кристофера, не имела ничего общего с пузатыми, изъеденными червоточиной купеческими судами. Это был шестнадцатипушечный корабль, а официальное каперское свидетельство, об имевшееся у капитана, позволяло безнаказанно уничтожить любое судно, на которое пало бы подозрение в неповиновении короне. И пока Англия и Франция, не в силах решить свои разногласия миром, истекали кровью в Семилетней войне, «Невидимка» рыскала по морям, умножая славу своего короля и благополучие своего капитана.

Ничего не зная об этой стороне жизни, которая показалась ему сродни аду, еще не придя в себя после собственного недавнего разорения, изнеженный юный лорд вдруг неожиданно почувствовал, что должен выжить любой ценой. Лейтон принял вызов судьбы, твердо зная, что придет однажды день, когда он вернется, чтобы отомстить за позор, выпавший на его долю.

Первые дни и месяцы в открытом море стали для недавнего баловня судьбы не только тяжким испытанием – они закалили его и сделали зрелым мужчиной, способным переносить лишения без единого слова жалобы. От рождения стоявший на самой вершине социальной лестницы, теперь Лейтон безропотно драил палубу, смывая кровь и грязь, а рядом с ним орудовал шваброй загорелый оборванец. Лейтон узнал, каково закоченевшими руками убирать паруса, когда от усталости и соленых брызг режет в глазах и почти невозможно отличить холодное серое небо от серо-стальной пучины моря. Вскоре он стал канониром, и в бою, когда матросы готовились кинуться на абордаж, от Лейтона зависело многое. Когда, промерзнув до костей и полуживой от усталости, он валился на койку в тесном и душном кубрике, единственным, что давало ему силы выжить, была мысль о мести.

Шли годы. Он доказал и другим, и самому себе, что вполне способен выжить на борту «Невидимки», став сначала марсовым, затем рулевым и, наконец, капитаном брига. И что самое важное – ему удалось заслужить уважение команды.

Но еще удивительнее было то, что даже в глазах Седжвика Кристофера появилось нечто похожее на восхищение Лейтоном. А ведь дружбой с ним могли похвастать не многие. Суровый, угрюмый, иногда даже жестокий, Седжвик Кристофер стал признанным командиром, едва ступив на палубу корабля. Он не прощал ни малейшего промаха, жестоко карал за малейшую провинность, но команда молилась на него и не променяла бы ни на кого другого, ведь Седжвик Кристофер слыл справедливым и честным человеком, а, кроме того, лучшим капитаном из всех, кто когда-либо ступал по палубе каперского корабля. А это было, пожалуй, главное – ведь не было дня, когда бы смертельная опасность не грозила капитану и команде брига.

А потом капитан пал смертью храбрых в одной из схваток, и команда, не скрывая слез, предала его прах волнам, как велит морской обычай. Плакали даже закаленные в боях, суровые морские волки. Но сильнее всех горевал его первый помощник. Ему, своему ближайшему другу и надежному товарищу, капитан оставил свое небольшое имущество. Разбирая после краткой церемонии похорон маленький просоленный рундучок капитана, Данте Лейтон почувствовал, как у него сжимается сердце: в рундуке он нашел драгоценный секстант Седжвика, его старый компас и еще одну вещицу, которая па первый взгляд не представляла никакой ценности.

Это была крошечная миниатюра – портрет женщины поразительной красоты с прильнувшим к ней ребенком. Золотоволосая, с огромными серыми глазами, дама казалась неземным созданием, ангелом или видением, на один лишь краткий миг коснувшимся бушующей морской пучины. Она, похоже, парила меж небом и землей как бесплотный дух, подхваченный морским ветром и неизвестностью ожидавшей ее судьбы. К ней прижимался ребенок – мальчик лет десяти. Подняв к матери лицо, он не сводил с нее полных обожания глаз. Маленькая ручонка зарылась в складки пышного шелкового платья, как будто ребенок пытался удержать что-то неуловимое.

То был портрет леди Элейн Джейкоби и ее сына, Данте Лейтона.

Не в силах оторвать взгляда от портрета, который он долгие годы считал потерянным, Данте Лейтон невольно содрогнулся. Он не был бы удивлен сильнее, если бы мать внезапно возникла перед ним живой, из плоти и крови. Прошло столько лет, до краев наполненных горечью, когда он переворачивал небо и землю в поисках изображения любимой матушки, – и вот теперь, обнаружив его в рундуке старого морского волка, Лейтон от изумления просто не находил слов.