Подвиг - Юрий Коротков

Борис и Инна шли по котловану, оглядываясь и окликая детей.

— Ну, как живешь? — спросил Борис.

— Весело, как всегда.

— Не заходишь.

— До тебя теперь не доберешься, товарищ начальник, — усмехнулась Инна. — К тебе на прием записываться надо. Да и не привыкла я под присмотром гулять, — кивнула она на охранника, который бдительно наблюдал за ними сверху. — Господи, да где же они? Не сквозь землю же они провалились?..

— Не жалеешь? — спросил Борис.

— Нет. Во-первых, ты знаешь мое правило — ни о чем никогда не жалеть. А во-вторых… Вы бы все поперессорились из-за меня. А теперь — у всех все хорошо, и у тебя, и у Блохина с Надей… Слышишь?.. — она оглянулась. — Сонин голос… Да куда ж они делись, господи?!

— А знаешь, скажи одно слово — и я бы все бросил.

— Ой, не зарекайся! А вдруг скажу! — Инна весело захохотала, откинув голову. И вдруг побелела, ловя открытым ртом воздух, схватившись за сердце.

Борис глянул вверх — и тоже остолбенел на мгновение: с открытой площадки на верхушке крана весело махали им Соня и Женя — крошечные фигурки на краю пропасти. Чуть ниже виден был Игорь.

Борис бросился к крану. Следом мчались уже Блохин и отставший охранник. Перепрыгивая через трубы и лежащие сваи, оскальзываясь на сыпучем песке, они добежали до стальных колес крана.

— Только не двигайтесь с места! — прокричал Блохин, сложив руки рупором. — Не двигайтесь!

Охранник попытался было остановить Богуславского, тот молча оттолкнул его от лестницы и следом за Блохиным полез наверх, задыхаясь, одним прыжком преодолевая площадки. Матери остались внизу, протягивая руки, будто надеясь удержать детей на краю.

Богуславский добрался до рыдающего в голос Игоря и замер, всем телом прижав его к лестнице.

Блохин ступил на площадку. Здесь был ветер, казалось, что стальная башня крана раскачивается.

— Все нормально… Только не двигайтесь. Держитесь за поручень, — улыбаясь дрожащими губами, говорил он, медленно, чтобы не испугать, переступая по скользкой площадке, приближаясь к детям. — Все хорошо… Смотрите на меня… Вот так…

Когда остался шаг, он метнулся вперед, цепко схватил обоих, прижал к себе и отшатнулся от пропасти.

В морозных утренних сумерках проступили очертания домов: типовой панельный микрорайон — двенадцатиэтажные коробки стройными рядами, детский сад и школа. Засветилось первое окно, второе, потом стали загораться одно за другим…

В темной комнате зазвонил будильник. Соня выскользнула из постели в длинной ночной рубашке, взяла звонящий будильник, отнесла в комнату матери и поставила на тумбочку в изголовье. Из-под одеяла появилась рука, пошарила по тумбочке. Соня отодвинула будильник чуть дальше.

— О господи… Я вырастила маленькую садистку… — Мать наконец нащупала будильник, выключила и села с закрытыми глазами.

— Мам, я вчера забыла сказать: я получила двойку по математике. А сегодня контрольная по физике… Ты слышишь, мам?

— Я слышу… — медленно повторила Инна Михайловна, покачиваясь с закрытыми глазами, как сомнамбула. — Вчера ты получила двойку по математике… Сегодня ты получишь двойку по физике… Завтра ты можешь получить двойку по химии… Все это мелочи жизни. Главное, чтобы морщин на чулках не было… — И она опять упала головой на подушку.

Соня включила газ под чайником. Взяла сигнальный фонарик, встала коленями на стул, облокотившись на подоконник, и трижды мигнула в окно…

Леонид Федорович и Блоха, оба тощие, в круглых проволочных очках, в одинаковых трусах и майках, сидели напротив, склонившись с двух сторон к старенькому приемнику.

Сквозь космический вой глушителей прорывался «Голос Америки».

— Женя, после школы зайди в гастроном, — велела Надя, отсчитывая деньги. — Там вчера сливочное масло выбросили. Если дают по двести граммов в руки — займи очередь два раза…

— Тише! — хором взмолились отец и сын.

— Господи, когда же это кончится! Я разобью когда-нибудь ваш приемник!

— Мам, но мы ведь должны знать, что происходит в мире! — сказал Блоха.

— А меня интересует, что происходит в этом сумасшедшем доме! — закричала Надя. — Я, как ишак, после работы тащусь по магазинам, а им некогда — они мировые проблемы решают!

Утро привычно начиналось со скандала, но тут Блоха заметил фонарик в доме напротив и помчался в свою комнату. Пристроился у окна и замигал в ответ. Потом направил фонарик на дом справа…

Борис Аркадьевич Богуславский сидел на прокуренной кухне над бумагами. Вошел Игорь в школьной форме.

— Ты почему до сих пор не спишь? — не отрываясь от бумаг, спросил отец.

— С добрым утром, пап, — ответил Игорь.

Борис Аркадьевич растерянно оглянулся на висящие за спиной часы, часто моргая уставшими глазами.

— Тогда почему ты еще не в школе? — спросил он.

Игорь глянул в окно и бросился в свою комнату.

Три фонарика перемигивались над темным двором…

Блохин и Блоха вышли на лютый мороз без пальто, уверенно расправив плечи, с одинаковыми тощими портфелями — Леонид Федорович в бесформенном берете, Блоха с непокрытой головой. На углу они расстались — Блохин свернул к остановке троллейбуса. Блоха зашагал дальше.

Борис Аркадьевич с Игорем вышел из подъезда к поджидающей его черной «Волге».

— Что-то я хотел тебе сказать… Здравствуйте, товарищ Шищенко. — кивнул он охраннику. — А! Напомни вечером, чтобы я проверил твой дневник, — сказал он и сел в машину.

Игорь в пальто с поднятым воротником и ушанке, из-под которой торчал один нос, пожал руку Блохе.

— Ты что! Околеешь, — сказал он.

— Возможности человеческого организма безграничны, — постукивая зубами, бодро ответил Блоха.

— Да, но зачем их расходовать раньше времени?

— Я готовлюсь. А ты совсем не закаляешься, только обещаешь каждый раз…

Разговаривая, они подошли к Сониному дому.

Инна Михайловна и Соня появились в одинаковых шубках и платках.

— Меня не жди. Поужинай и ложись спать, — сказала Инна Михайловна. — Не сиди до ночи перед телевизором. И перестань, наконец, мерить мои платья. — Они поцеловались на прощанье.

— Привет, — сказала Соня Игорю и Блохе. — Тебе не холодно?

— Ерунда! — небрежно ответил Блоха, не попадая уже зуб на зуб.

Игорь взял у Сони портфель, и они направились к школе, откуда доносился пронзительный звонок.

Классный руководитель Марксэна Александровна — ярко крашенная, с необъятным бюстом, распирающим строгий пиджак, — писала на доске большими русскими буквами испанские слова.

Плечистый в отца переросток Мишка Шищенко, развалившись на «камчатке», поглядывал на Соню, которая шепталась с Блохой за партой у окна. Оторвал зубами кусок промокашки, пожевал, приставил к губам бумажную трубку и выстрелил через весь класс ей в шею. Соня обернулась и презрительно повертела пальцем у виска.

— Это песня чилийских коммунистов, — торжественно сказала Марксэна, вытирая испачканные мелом руки. — С этой песней чилийцы, в том числе и ваши ровесники, с гордо поднятой головой шли на смерть в пиночетовских застенках… А не занимались черт-те чем на уроках, как ты, Шищенко! — обернулась она.

Марксэна села, сняла под столом нога об ногу тесные туфли.

— Вы знаете, что мировая общественность вырвала из рук фашистов товарища Луиса Корвалана и скоро он прилетит в Москву…

Она блаженно пошевелила пальцами ног.

— Мы встретим его этой песней! В полный голос, задорно, уверенно — три-четыре…

Класс нестройно запел, читая слова с доски. Марксэна дирижировала.

Наверху, в спортзале, гулко бухал подкидной мостик — там прыгали через коня. За стеной, в слесарной мастерской, рубили зубилом железный лист. Иногда эта какофония волшебным образом вдруг совпадала с чеканным ритмом песни.

Игорь на первой парте перед Марксэной, распевая громче всех, чуть сполз на сиденье, дотянулся ногами до ее туфель, аккуратно зажал их носками ботинок и передал под партой назад. Блоха принял эстафету.

Одноклассники, с трудом сдерживая смех, все громче и воодушевленнее пели, наблюдая, как лакированые лодочки уплывают в конец класса и исчезают в мусорном ведре.

После уроков все гурьбой шли мимо заснеженного котлована.

— Я царь горы! — заорал вдруг Игорь. — Кто на меня?!

Все как по команде побросали портфели, и на горе закипела битва. Облепленные снегом с головы до ног, забыв обо всем на свете, мальчишки и девчонки штурмовали гору. Новый «царь горы» руками и ногами спихивал карабкающихся снизу обратно и тут же сам летел кувырком, а его место занимал следующий.

— Атас! Шищенко! — крикнул кто-то.

Мишка с разбега столкнул под горку целую толпу и прочно встал на вершине. Он не толкался вполсилы, как остальные, а ожесточенно швырял противников вниз и, если все-таки падал, — тут же зло и целеустремленно бросался в атаку. Потом, улучив момент, облапил Соню и покатился с ней по склону.