Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках - Михаил Талалай

Получив мидовское разрешение, богомольцы отправляются к афонской границе, в городок с подходящим названием – Уранополь («Небесный град»). На святогорский полуостров можно попасть только по воде, из Уранополя, с юга, что надежнее, или – из Иериссоса, с северо-востока, где нередки морские волнения с отменой навигации. У причала, перед отходом катера, обладателей разрешения разделяют на две очереди: одна, большая, состоит из эллинов, другая, куцая, – из иностранцев, «ксенос». При этом взимается пошлина на въезд (точнее, на вплытие). Мыт сопровождается исповеданием веры, и неправославные христиане платят больше.

Конфессиональная принадлежность выражается в Уранополе простым заявлением: «ортодоссос», «католикос» и прочее. Греческих граждан не спрашивают – они считаются православными по определению.

После уплаты пошлины паломники получают диамонитирион, подорожную грамоту, – красивый документ в византийском стиле, на бумаге пергаментного вида, с двуглавым византийским орлом и печатью с образом Божией Матери, покровительницы Афона. Грамота, именуемая святогорцами просто «бумагой», подписана Эпистасией – правящей четверицей игуменов, которая циклически меняется каждый год. «Бумага» дает паломнику право безвозмездно жить и кормиться (и окормляться) в любом из двадцати святогорских монастырей, но только на четыре дня (грекам можно до двух недель). На пятый день следует или продлевать грамоту в Протате, или возвращаться в мир, но, если дано благословение игумена, можно остаться – бывает, на всю жизнь. Следует отметить, что сейчас афонское братство фактически состоит из девятнадцати обителей: монастырь Эсфигмен, не поминающий Константинопольского Патриарха, вышел из состава «республики», хотя и продолжает гостеприимно встречать посетителей (его выход, впрочем, остальной святогорской общиной не признан, и в Протате за Эсфигменского игумена подписывает все документы некий «исполняющий обязанности»).

Итак, каждое утро в половине десятого от пристани Уранополя отходит паром, курсирующий между миром и Святой Горой, по-гречески – Агион-Орос (Айон-Орос). По пути на конечный пункт, афонский порт Дафни, корабль останавливается у разных монастырских причалов – можно выйти на любом.

Паромы бывают разные. Один носит благочестивое название «Аксион Ести», т. е. «Достойно Есть» – по самой чтимой на Афоне Богородичной иконе. У другого – языческое название «Посейдон», но смущаться нет причин: известно, что один русский святой паломничал в Иерусалим даже на бесе.

Зимнее паломничество.

На берегу остаются паломничьи жены: для них Афон закрыт. Гречанки относятся к этой дискриминации спокойно, как к обстоятельству, известному с детства. Им, в отличие от других европеек, не приходится объяснять, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Женщины не совсем отделены от Афона: можно сесть на прогулочный катер и подробно рассмотреть (с воды) почти все обители. Для тех же, кто хочет вдохнуть атмосферу афонского монашества, есть возможность посетить подворья, а также женские монастыри, пусть находящиеся вне полуострова, но связанные с ним канонически и духовно. Из одной такой обители, Свято-Михайловской, что на соседнем острове Тассос, даже виден шпиль Святой Горы…

Пассажиры паромов имеют характерный вид. В руках у многих – дорожный посох: его стук отпугивает зазевавшихся змей. На спинах – котомки-рюкзаки, это лучше, чем кособочащая торба. Ноги обуты в ботинки с крепкой, а главное, нескользкой подошвой, требуемой для горных троп. Опытные поклонники Святой Горы имеют свой личный список необходимых вещей (фонарик, кипятильник, средства против комаров, будильник и прочее) и, собираясь на Афон, ставят в таком перечне галочки.

Впрочем, особо беспокоиться о мелочах смысла нет: на Святой Горе Ангел-хранитель необычайно заботлив.

Катер отплыл. Через час – первая остановка, причал, арсана сербского (сербоязычного?) Хиландарского монастыря. Почти сразу за ней – арсана болгарского Зографа.

Вскоре открывается Вышний Афон. Говорят, что в ясную погоду островерхий гигантский массив с мраморным шпилем виден морским путешественникам сразу по выходе из турецких Дарданелл. И это действительно Гора! На вершину Афона, по преданию, взошла Божия Матерь к стоявшему там языческому капищу Аполлона. Теперь на самой крутой выси храм в честь Преображения Господня, главного престольного праздника всего Афона. Служат в нем раз в год, загодя отправляясь в трудное восхождение. Восторг охватывает душу – и там водружен алтарь во славу Божию!

С моря святогорские ландшафты рисуются все яснее; рощи и долины на разных высотах просматриваются по отлогостям живописных скал. Над самою водою возвышаются древние сторожевые пирги, далеко стелющие на морские волны белые столпы своих отражений. Проплывая ближе, можно ясно обозреть отдельные здания древних монастырей.

Все обители, составляющие одно понятие «Афон», между собой несхожи – и не только в архитектурном отношении. У каждой – свой подвиг, свой микрокосм: подтянутый Ксиропотам, общительный Ивер, интеллектуальный Симонопетр, радикальный Эсфигмен. Впечатления пилигримов могут не совпадать: святогорский опыт – очень личный.

В одном посетители полуострова единодушны: на земле это место – уникально. Есть даже поговорка:

«Афон не место – это путь», причем путь, не сравнимый ни с каким другим. Он не имеет обычного, географического, измерения: путешественник тут перемещается в иных координатах, даже временных. На этом полуострове до сих пор живет Византия, не покоренная ни крестоносцами, ни турками, ни постхристианской Европой. Как бы для укрепления этого чувства афонцы используют исключительно юлианский календарь (даты по новому стилю зачастую просто игнорируются). Время же отсчитывают по-византийски, от захода солнца, причем разница между мирским и афонским циферблатом меняется в зависимости от времени года: летом это примерно три часа, зимой – пять.

Но главное – здесь другие духовные измерения. В Уранополе остается «мир» с его бесчисленными, а по афонским меркам, и бессмысленными проблемами. На Афоне же – другое жизненное пространство, где есть одна-единственная проблема – спасение души. Прочее уходит в разряд несущественного, вместе с телевидением, радио, ресторанами и прочими «достижениями» цивилизации. Беседы здесь, соответственно, сразу выходят на другой уровень. Вместо обычного «как работаешь?», «сколько получаешь?», «как с жильем?» здесь могут сразу спросить: «Готов ли к Страшному Суду?» И спросить так, как будто сей Суд грядет завтра.

…Быстрые удары по деревянному билу (некогда из-за боязни привлечь внимание турок и пиратов афонцы перестали пользоваться колоколами, и лишь русские иноки вновь ввели звоны) призывают насельников и их гостей ко сну. После великолепного заката – а восходом можно любоваться на другой стороне полуострова – монастырские врата накрепко закрываются. На Афоне – полночь. В мире в это время чуть больше восьми вечера, и по соседству со Святой Горой тысячи греков и курортников всех стран начинают ночной поход по барам, тавернам, дискотекам. После разъезда по домам на мирских дорогах почти каждую ночь происходят смертельные случаи: подвыпившие отпускники давят в темноте пешеходов, сшибаются с такими же гуляками-лихачами.

Паром с паломниками причаливает к пристани монастыря Св. Пантелеимона. 1999

В это время над Эгейским морем еще темно. Святогорцы выходят на полунощницу.

О современном положении российского монашества

Второго ноября 1912 года, во время Первой Балканской войны, на полуострове Агион-Орос высадился греческий десант из 70 моряков, доставленных знаменитым крейсером «Аверов» и тремя малыми судами. Греки без кровопролития взяли в плен турецких чиновников: так, необыкновенно мирно, закончилось пятивековое оттоманское владычество на Святой Горе.

Турецкая власть на Афоне, за исключением редких случаев, как, например, во время греческого восстания 1821 года, вела здесь относительно мягкую политику, удовлетворяясь крупной данью монастырей и особо не вмешиваясь в их жизнь. Агаряне не препятствовали быстрому возвышению славянских обителей, которое было предметом недовольства со стороны греков, особенно на рубеже XIX–XX веков, в эпоху их упорной борьбы с турецким игом и соответственного роста патриотических настроений.

К моменту падения туркократии, как в Элладе называют турецкое иго, Афон по своему национальному составу утратил изначально преобладавший эллинизм: из десяти тысяч святогорцев половина была российской, а в числе второй половины, помимо греков (около 4 тысяч монахов), состояли сербы, болгары, румыны, грузины и другие.

Вместе с тем сохранялось сложившееся веками традиционное количество монастырей – семнадцать греческих (в них обитала одна десятая общего афонского населения) и три славянских: русский Пантелеимоновский, болгарский Зограф и сербский Хиландарь. Иногда русские скиты, зависимые от греческих монастырей, как, например, Андреевский и Ильинский, значительно превышали по своему значению «господствующие» монастыри, к коим были приписаны. Однако в Киноте, афонском органе самоуправления, куда входило двадцать антипросопов, представителей только лишь монастырей, эти обители представлены не были, так же как и многочисленные насельники русских келлий и калив (по святогорской терминологии, келлией называется достаточно большая обитель с церковью, но не имеющая той степени самостоятельности, что имеет скит; калива – это малая обитель без храма). В результате половина Афона (русская), имевшая одного лишь члена Кинота, не раз поднимала вопрос о реформах в «монашеской республике».