Дело оперское. Рокировка - Алексей Суконкин

— Самбо, что ли? — спросил длинный.

— Ты что? — отозвался Иван. — Самбо это наша борьба, а у них там всякая фигня…

— Каратэ тогда… — сказал длинный.

— Да не, — сказал рыжий. — Там какая-то другая борьба. Я сам видел, как он двоим нашим пацанам бобов надавал. Да и сам он здоровый такой…

— Откормил харю на принцевых харчах… — усмехнулся злой улыбкой Жорик. — Вот напьюсь, начищу ему его принцеву рожу. Он у меня узнает, что такое русский рабоче-крестьянский кулак в рабочем виде…

Вяло обсудили последствия, но таковых как будто не узрели. Тема стала не интересна, и решено было её сменить.

— А бабы тут какие! — сказал молчавший до этого лысый парень. — Одно загляденье!

— Ничего, — успокоил всех Иван. — Вот утрясется все, семестр начнется, тогда и за баб можно будет взяться… давай выпьем… за баб.

Когда закончилась водка, кто-то бросил на стол трешку:

— Надо еще взять!

— А давайте возьмем на все пиво… — предложил Иван. — Мужики говорят, что пиво после водки очень полезно… сам сегодня в магазине слышал…

— Врешь! — усомнились массы.

— В натуре не вру. Сам слышал…

Долго доказывать не пришлось. Не тот случай. Решили брать пиво. Долго думали, кому идти, и в итоге пошли всей толпой. В магазине тоже всей толпой покупали: один в очереди к прилавку, один в кассу, остальные снаружи курят и время от времени сменяют очередников…

Возле общежития стояли два негра. Переговаривались не по-нашему. Сволочи. Лучше бы молчали. Пацаны-то уже выпили…

— Вот он, — сказал рыжий. — Принц который…

— Это он наших бил? — уточник Жорик.

— Он самый…

— А ну-ка, сейчас я ему…

Ваня Шилов, залитыми алкоголем шарами, довольно долго весело наблюдал, как негр-принц из далекой африканской страны, быстро и красиво кладет на асфальт этих, как их, соотечественников, с не запоминающимися именами и рабоче-крестьянскими кулаками. Когда все соотечественники с кулаками легли, повинуясь твердой руке африканца и его экзотической борьбе, Иван, перехватив сетку-авоську с шестью бутылками пива поудобнее, крикнув, что было сил «За Родину!», нежно опустил полезный после водки напиток на голову царствующей особе…

В ближайший отдел милиции привезли всех участников. Вахтерша через окно разглядела войну миров и быстро набрала привычные цифры на грязном телефоне, который когда-то, лет тридцать назад, был чистым и стоял в другой организации. Товарищей из ближайшего отделения милиции интересовала не чистота телефонного аппарата, а информация, переданная по нему. Товарищи из ближайшего отделения оценили информацию по достоинству и в результате Иван, сидя на скамье в «телевизоре», сказал Жорику:

— На хрена надо было?

— Хрен его знает… — отозвался Жорик, которому принц удачным ударом раскроил бровь надвое. — Сам не знаю. За наших обидно было… здорово он им тогда…

— Да и сейчас не плохо… — усмехнулся Иван.

Ему единственному не досталось от принца. Принцу досталось от него.

— Международный скандал… — тихо сказал майор милиции из уголовного розыска и вдруг взвыл во весь свой майорский голос: — Международный скандал! Плакала моя пенсия!

— Чего он орет? — спросил Жорик.

— Скандалит… — отозвался Иван. — На пенсию, вроде хочет.

— Ну и пусть идет.

— С нами теперь он туда точно пойдет… — уверено сказал Шилов.

Хоть он и не знал специфику милицейской службы, слова его впоследствии оказались пророческими…

Внезапно появившиеся товарищи из КГБ в штатском, быстро установили личность принца и, извинившись перед ним за поведение советских комсомольцев, спортсменов и золотых медалистов, увезли негра в приемный покой зашивать голову, и демонстрировать колоссальные возможности советской медицины в данной области.

В кабинет уголовного розыска стали уводить по одному. Когда в «телевизоре» остались только Жорик и Иван, в камеру вошел старшина из дежурной части.

— Дайте закурить!

— Не курим, начальник, — вдруг пугающе — не знакомо, по блатному отозвался Жорик. — Спортсмены мы, начальник…

Старшина почесал у себя в затылке и озадаченно произнес:

— Это, конечно так… И ни одной бутылки у вас не осталось, а такое пиво хорошее…

В глазах старшины блеснуло огорчение за своих соотечественников, которые могли бы и не так сильно приложить принца пивом. В таком случае могло что-то остаться, что можно было бы с большим удовольствием выпить…

Жорик по блатному оскалился, и блеск его фиксы вдруг стал совсем понятным. Жорик пояснил удивленному Ивану:

— Меня матушка в институт отправила, что бы я, по ее мнению, человеком стал. А то я все время типа с блатными да с блатными…

Шилов усмехнулся. За две недели, которые он прожил в общежитие, ему так и не удалось распознать в Жорике блатного урку. Урка в Жорике пробудился только сейчас, в камере…

— Сейчас поведут пытать, — начал советовать Жорик. — Ни в чем не сознавайся. Шел мимо, споткнулся, авоська сама на него упала… а то сейчас припаяют срок года на три, и тогда будь здоров…

Шилов смотрел на своего соседа по общежитию большими круглыми глазами. Тот продолжал:

— Главное — не сознаваться. Я — не я, лошадь не моя. Понял?

— Понял, — кивнул Иван.

— И все будет ништяк…

Шилова вскоре забрали из «телевизора» и отвели к оперу, в кабинет уголовного розыска.

— Ну, и что с тобой делать, Шилов? — спросил лейтенант, помахав перед его носом пачкой листов: — Смотри, твои дружки все как один на тебя показывают — ты подбивал на драку, ты её затеял, и ты же его авоськой, — лейтенант с горечью прикрыл глаза: — авоськой с пивом… и ни одной не осталось… хулиганство или покушение на убийство иностранного подданного?

Шилов впервые в жизни попал в милицию, не знал как себя вести, а короткий инструктаж Жорика уверенности ему придать не смог. Пустив слезу, он долго клялся, что больше не будет, но строгий лейтенант вынес свой вердикт:

— Посидишь у нас дня три, пока то да сё…

Товарищ из КГБ в штатском, вернувшись из больницы, где сейчас восстанавливали пошатнувшееся здоровье царствующей особы, сообщил перепуганному Шилову, что тот отчислен из института, как неблагонадежный. То же самое было сообщено и Жорику. Неблагонадежность студентов определялась не столько их поступком, сколько закрытостью института…

С тяжелым сердцем Иван вместе с Жориком вошли в камеру.

Там сидели двое.

— Здравствуйте люди добрые… — поздоровался Жорик.

— Оба-на! — один из сидельцев, тот, что был помоложе, подскочил: — Кого это к нам судьба забросила? А ну, обзовитесь, кто такие будете!

— Я Жорик с Ростова, меня там многие знают. Сеня, Зёма, Васек толстый…

— Знаю Зёму, — кивнул второй сиделец. — Зёма чувак правильный…

Первый посмотрел на Шилова:

— Ну, а ты обзовись…

— Ваня я, с Дальнего Востока… — глухо отозвался Иван, вусмерть перепуганный видом настоящих уркаганов, тела которых были синими от обилия наколок…

— Откуда? — у собеседника чуть шар не выпал.

— С Дальнего Востока… — повторил Иван и спросил. — А вы кто?

Сиделец не ожидал, что его назовут на «вы» и неожиданно для себя отозвался:

— Санек…

После выдержанной стратегической паузы Санек спросил:

— И за что тебя, Ваня с Дальнего Востока, к нам подбросили?

— Негру голову снесли… — отрешенно отозвался Иван, ожидая, что старшие по возрасту люди начнут его за это ругать…

— Что, замочил, что ли? — радостно спросил Санек.

Жорик ответить не успел. Иван вспомнил негра, с ног до головы облитого пивом…

— Замочили… — так же отрешенно кивнул Иван.

Жорик не стал ничего добавлять. Нормальный ответ. Авторитетно, коротко, внушает доверие…

В камере воцарилась тишина. Длилась она две с половиной минуты. Санек спросил:

— На чем, братаны, зарухались?

— Свои заложили… — ответил Иван, вспомнив, как лейтенант махал у него перед носом листами бумаги.

— А ты что, Санек, — спросил Жорик. — Уполномоченным сюда приставлен? Почему тебя это интересует?

Санек хмуро посмотрел на Жорика. Иван подумал, что этот Санек сейчас убьет кореша…

— Вот всегда так! — вдруг крикнул Санек. — Все беды от своих! Так ты, Ваня, первый раз, что ли?

— Ага…

— Ты не ссы… первый всегда бывает…

Потом похлопал Жорика по плечу:

— Ну-ну… молодой. Далеко пойдешь…

Поднялся второй сиделец:

— Колян, — представился он, может, лет на двадцать старше Ивана и Жорика.

Иван непроизвольно сунул руку в карман и обнаружил там купленную в магазине пачку сигарет — милиционер не стал его досматривать, перед тем, как посадить в камеру, думая, что у студента уж точно ничего не может быть с собой криминального…