Противовес - Дмитрий Беловолов

Но доверился я. Не понятно, как это произошло, но через неделю я незаметно влился в их святое семейство. Лилия Григорьевна согласилась помочь, в случае удачной сделки, добавить мне недостающие средства, а тем, что есть у тебя, давай залатаем дыры в нашем семейном бюджете. И я одолжил им свои миллионы, которые мой отец зарабатывал, летая с буквами UN на фюзеляже, под выстрелами снарядов со смещенным центром тяжести, в Югославии. Тяжесть у меня была неимоверная. Отдал всё на их нужды и на бизнес. Сделал свой вклад в дело их жизни. Тут же случился дефолт. И все из-за того, что кровные деньги моего отца перекочевали не в те руки. Досталось всем: и бедным, и богатым. Баланс нарушился. Моя же личная жизнь тоже полетела наперекосяк. Подруга сбежала, и мне ничего не оставалось, как прибиться своей тоской к такому же тоскливому образу своих новоявленных друзей. Все их сделки проваливались одна за другой. Близился день расплаты, Лиля нервничала и успокаивала меня своими макаронами с подливой. Я отмахивался, и когда наступил последний срок, я понял, что денег мне от них не дождаться. Они в такой же заднице, что и я. Как только я подумал об этом, Маркович подтянул кортеж к дому. Мы сели все в белую Волгу и направились к университету. Зайдя в университет, он стал ломать комедию: «Пропустите гения! Дорогу внебрачному прапраправнуку Ван Гога!» Я чуть сквозь землю не провалился. Тут-то он и узнал правду о моей гениальности, что я больше здесь не учусь, как и другие гении. Они ищут места получше или вообще нигде не учатся. Мы сели обратно в машину, и Лиля произнесла свою первую мудрую ухмылку: «Все в этом мире шито белыми нитками».

К тому моменту, мы уже снимали другую квартиру, где-то в Купчино. Я заплатил за двушку и стал ждать ответных действий. Но никаких проблесков шуршащих в бумажнике у Марковича не наблюдалось. Он просто сдался. Все его 11 лет вдохновенного труда над нефтяными месторождениями засыпались, и вся его компания «Интрузив» замолчала. Мало того, он и Лилю опрокинул между делом. Поссорил её с банкирами, назвав её мошенницей при них. И в этот же день разогнал магазин и всех её поставщиков. Так Лиля осталась без средств на существование. Магазин ушел за долги. Помимо этого, Марковичу ещё хватало деструктивной энергии для покорения сердца какой-то возрастной тетки по имени Роза. Где он её подцепил – неизвестно. Наверное, тоже на остановке, залез в душу несчастной женщине. Та, не поморщившись, прибрала его к себе.

– Ну ты же понимаешь, что это за фемина с цветочным именем. – говорила Лиля, сидя понуро на диване – у неё же кроме запаха, шипов и огорода – ничего нет.

– Ей на вид 53, так что запах у неё того самого огорода. – ёрничал я.

– А обо мне, что уж тогда говорить?

– Вы – голубых кровей, Лилия Григорьевна, ваше место в ботаническом саду. – успокаивал её я.

– Все в сад! – смеялась она.

Маркович пропал на два месяца. Место пустовало, и я занял его кабинет. Тогда я начал свою вторую большую картину – познавал мир собственных грез. И ещё была разлука. Моя любовь уехала за кордон. Нужно было, как-то отвлекаться от тех осколков разбитого сердца, которое я собирал по городу каждый день в поисках её следов. Лиля стала противовесом моему несчастью, такому же большому и необъятному черному, как и она. Я заполнял ей голову и желудок. Кормила она вкусно.

Как—то ночью, когда я уже улегся спать, в квартиру вломился Маркович, возбужденный и какой-то помешанный. Он содрал с меня одеяло и прокричал, чтобы я выметался из его кабинета и из его жизни, назвав меня гением и обозвав говном. Это лучшее сочетание, как для гения, так и для говна. Поэтому-то его слова, так хорошо легли мне на душу, аккуратнейшим образом, как в лунку впали. Ему ли не знать, как закатывать людей в асфальт и посылать их в дальнюю дорогу. Он стал грозиться, что позвонит моим родителям и сдаст меня на хранение, расскажет, какой я замечательный студент. Он все-таки претворил свои угрозы – сдал той же ночью. Родители ему не поверили. Ведь они знали, что он фантазер и способен, на любую гадость. И даже Лиля не верила до конца. Она стала рассказывать о тех бесчинствах его авторитарного режима, который он устроил на асфальтовом заводе, когда царствовал в нем, и однажды его корона полетела. Он спился от мании величия, обнаружившегося в его крови и врубился на своем «Мерседесе» в фонарный столб со всей своей дури. Его упекли в Кащенко, откуда Лиля его еле вытащила. И вот история продолжается. У него или обострение или просто наметилась импотенция.

Как раз в тот момент, мне и нужно было порвать с ними всякие отношения, но мне нужен был их противовес. Ведь я обрел его неслучайно в их лице. Его всегда обретаешь в те моменты окружающей тебя пустоты – от нежелания двигаться вперед или что-то менять. Для того, чтоб стоять на одном месте тоже нужны силы небесные. Они называются терпением. И только потом до меня снизошло, что терпеть ничего и никого не надо. Нужно просто двигаться вперед, оставляя всех терпеливых позади себя. Любое изменение происходит от движения, которое не нуждается ни в каком противовесе, разве что, в той самой терпеливой толпе, ждущих от моря погоды. Друзья мои для этой роли не подходили. Они только в счастье моём могли урвать сытный кусок, как и я. В несчастье моём они от меня отдалялись и занимались собой, своим счастьем, двигались вперед. А несчастливые занимаются благотворительностью.

Я вернулся к столу. Лиля кормила очень вкусно и весело, а я был всегда голоден и в загрузе. В Купчино мы прожили не долго, всего пару месяцев. Потом нас выкинули. Задолжали мы прилично и Лиле ничего не осталось, как оставить хозяевам свою роскошную библиотеку в тысячи книг, которые согревали её воображение на протяжение всей её жизни. Она прочла все эти книги и осталась ни с чем. Зачем ей они. Она уже всё знает. Она сама была, как книга с кулинарными сюжетами, в которых варились финансовые махинации на бульоне из пронырливых голов дельцов, оставлявших её без заработанной порции.

Откуда-то взялись деньги и мы сняли просторную квартирку на Наличной. Въехали со всеми оставшимися у Лили кастрюлями и сковородками, прихватив с собой всех этих бизнесменов-посредников, дармоедов с большой дороги. Место хватало на всех и тарелок тоже. Лиля кормила вкусно. Но и этот факт ничего не менял в их скотском поведении. Они кидали Лилю, подбрасывая ей кости от съеденной ими свиньи. Тогда-то Лиля изрекла вторую свою мудрость: «Не делай добра – не получишь говна».

Что она могла сделать? Толстая, добрая, доверчивая, неповоротливая. Единственным верным партнером её были только диван, на котором она вела свой диванный бизнес и кухня, где дегустировал я её блюда из ничего.

Через год вернулся Маркович. Он нагулялся. Стал совсем потухшим. Похоже Роза его разлюбила и он ей надоел. Блистать нечем и его выкинули.

За всё это время Лиля ни разу не вышла на улицу, только тогда, когда встречала блудного Марковича. Он сидел на лавочке, во дворе дома. Лиля вышла к нему. Они долго вглядывались в друг друга и потом она его обняла.

Мы продолжали переезжать с квартиры на квартиру, осваивать чужие жилплощади города, в котором мы, казалось, были чужими для него. Оставляли за собой шлейф от неоплаченных счетов и квартплату, а также многочисленных долгов и обязательств перед моими друзьями. Бизнес не шел. Лета уж били у них не те. А со мной было все просто. Лиля спросила однажды меня, что я выбираю: живопись или бизнес? И я ответил – живопись. Живопись тоже может быть бизнесом. Я в отличие от них знал свое дело ещё с 5 лет. Живопись меня спасала в отчаянии, согревала в холоде одиночества, давала силы в бессилии и просто поднимала меня с коленопреклоненного настроения. И она не предавала меня, только продавала. Хоть я и писал мало, но эта малость, была моим выходом в маленький проход, наполненный светом, из подземелья небытия, из которого я пытался черпать вдохновение и мечтать. Лиля часто сокрушалась по поводу того, что когда-то по наущению Марковича бросила свою работу архитектора. Она конструировала производственные здания и была счастлива с этим творчеством. Маркович просто её искусил. И ей пришлось общаться с порождением этого искушения: со всякими мразями, лесными королями и колбасно-мясными, икорщиками разных мастей и прочими венценосцами. Они кидали с периодичностью дождей в Питере.

Конец ознакомительного фрагмента.