Другая планета - Сергей Замятин

Я молча опустил голову.

– Садись на место и руки на стол, – скомандовал он.

Пришлось сделать, как он велел. В классе стояла мёртвая тишина. Все ребята, притаившись, следили за движениями Евгения Александровича. Но мне и так было понятно, что сейчас появится «Железный Феликс». Я закрыл глаза, чтобы не видеть его, и сморщил лицо в ожидании удара. Сначала что-то стукнуло, потом просвистело в воздухе и обожгло мои пальцы точно, как в деревне у бабушки, когда я по дурости сунул руку в костер. Я не закричал. Крикнешь – будет только хуже. Это все знают. Только прикусил язык от боли. Слёзы так и наворачивались на глаза, но Евгений Александрович терпеть не мог, когда плачут, и сердить его ещё больше мне точно не хотелось. Да и перед пацанами в классе было бы стыдно. Так что я стерпел. Мне уже было не впервой.

– Ну что, прижгло?

Слова учителя были как в тумане. Я кивнул. Самые смелые из нас могли позволить себе сказать «нет». И тогда получали ещё. Зато потом всем хвастались, что «Железный Феликс» их с первого раза не пронял. Но я не такой смелый, к сожалению.

Урок прошёл вполне обычно. Мы читали басни Крылова. Потом сидели просто так, потому что Евгений Александрович молчал и корчился от боли. В такие минуты мы знали, что нужно вести себя тихо. И мы вели себя тихо. Приступы у него были часто. Он говорил нам, что это всё от частого курения. И нам наказывал, чтобы мы не курили. Но все в классе знали, что он в Афгане был в плену, бежал, подорвался на мине и с тех пор её осколки не давали ему спокойно жить. Особенно при перемене погоды. Нам, мальчишкам, он нравился, несмотря на то, что бил нас нещадно за любую провинность. Девчонок, кстати, никогда не трогал. Возможно, мы его даже любили, хоть и не показывали вида. Спустя два года, когда я уже перешёл в другую школу, случайно узнал, что его в парке зарезали какие-то забулдыги. Попросили у него пять рублей, а он им не дал. Я помню, что сбежал с урока тогда и ревел в туалете как девчонка.

После литературы я поплёлся к директрисе. Робко приоткрыл дверь и заглянул в приёмную. Комнатка была узкая и тесная. Почему-то пахло котлетами. Секретарша – суховатая, неопрятная женщина, похожая на дворника дядю Толю – сидела за столом и печатала что-то на пишущей машинке. Напротив неё сидела Вероника Дамировна и что-то оживлённо рассказывала. Суть я уловить не успел, потому что секретарша резко прекратила стучать, а Вероничка – говорить. Они обе смотрели на меня и молчали.

– Можно войти? – робко спросил я.

– Заходи, Серёжа.

От ласкового голоса Вероники Дамировны у меня защекотало где-то в груди. Я тихонько вошёл и встал возле неё как вкопанный, не зная, куда деть глаза.

– Валентина Артемьевна сейчас освободится, и мы зайдём, – продолжила Вероничка.

Я посмотрел вглубь малюсенького разреза её алой блузки и почувствовал, как мои щёки тоже стали алеть. Но тут, слава богу, появилась директриса и пригласила нас в кабинет.

В общем, рассказывать тут особо нечего. Подопрашивали они меня немного и отпустили. Я, конечно, сказал, что сам виноват. Что обозвал Кабана «кабаном», а он, естественно, рассердился. И что наказать меня он хотел вполне заслуженно. Только по лицам директрисы и Веронички понял, что они мне не поверили. Ну и ладно! Всё равно Кабан меня в покое не оставит. Ведь как чувствовал, что нужно было молчать в тряпочку. А я, дурак, перед пацанами похвастался, что не боюсь его. Кто же мог знать, что он в это время стоял у меня за спиной и всё слышал.

Я с опаской вышел из школы. Уже вечерело, и двор был пуст. Уроки кончились и все, наверное, давно уже разошлись домой. Или убежали на корт играть в ляпы. Всё-таки предпоследний день перед каникулами! Свернув за угол и перекинув ранец за спину, я опрометью кинулся к воротам, в надежде уйти незамеченным. Не тут-то было! Оказалось, Кабан поджидал меня в кустах поблизости. Он выскочил, когда я пробегал мимо и бросил свой портфель мне под ноги. Я запнулся за него и упал, расшиб до крови бровь об асфальт и поцарапал щёку. Ранец вылетел у меня из рук и, совершив несколько пируэтов в воздухе, упал за бордюр школьного палисадника. Не успев встать, я спиной почувствовал тяжелющую лапу Кабана. И почему в такие моменты, как назло, никого нет поблизости!

– Далеко собрался, вонючка?

– Отвали ты, я ничего директрисе про тебя не ска…

(неожиданно перехватило дыхание)

…зал.

Кровь из рассечённой брови капала на асфальт.

– Мне по фиг, сказал ты или нет. Моих родителей из-за тебя в школу вызвали!

(глухой удар мне по почкам)

Я скорчился от боли и стиснул зубы так, что они заскрипели.

Наверное, здесь нужно сделать небольшое отступление и сказать, что для Кабана – ученика 6 «А» класса, известного второгодника и драчуна – вызов родителей в школу было нечастым делом, несмотря на то, что он держал в страхе все начальные и 5—6 классы. Просто все молчат в тряпочку, потому что боятся. Но только не самого Кабана, хотя он по понятным причинам был гораздо крупнее своих одноклассников, а его старшего брата-боксёра, девятиклассника, который по первому зову появлялся и показывал несколько приёмов на том, кого указывал братец. Мне по счастливой случайности пока не доводилось на себе испытать его гнев. Зато я знал, что будет с самим Кабаном, если его отца вызовут в школу. Бывший десантник воспринимал лишь единственное доступное для него средство воспитания – язык кулаков. Поэтому Кабан частенько приходил в школу с синяками. Не трудно догадаться, что после вызова к директору разговор с отцом у него будет не самым дружественным.

– Проси прощения, говновоз, а не то будешь жрать землю, – с этими словами Кабан снял свою тяжелющую ногу с моей спины и наступил своим грязным кедом мне на шею, ещё крепче пригвоздив к пыльному асфальту. – Ну! Не слышу!

– Слушай, если не веришь, спроси у Веронички. Она… – с трудом начал я, повернув голову вправо, чтобы сплюнуть порозовевшую слюну, и тут же получил ещё один удар кулаком в ухо. В голове зазвенело, и я на несколько секунд даже оглох, но по-прежнему не осмеливался поднять голову.

– Чо ты заладил! Вероничка да Вероничка… Да я знаешь, что с твоей Вероничкой делал? Чики-чики! Понял?

Кабан заржал, согнувшись пополам от хохота, на несколько секунд ослабив хватку своей кроссовки. По-прежнему не знаю, что тогда со мной произошло, но я вдруг так разозлился, что напрочь забыл про страх и боль. Не помню, было ли такое со мной раньше. Ну да, я злился, конечно, с кем не бывает, но чтобы так сильно, как в тот момент… В общем, резко выкатившись из-под ноги Кабана, так что тот потерял равновесие, чуть не свалившись на землю, я вскочил и… не смог убежать. Что-то меня удержало. И это что-то испугало даже самого Кабана, который оторопело таращился на меня, перестав издавать хрюкающие звуки, отдалённо напоминающие хохот. Наверняка Кабан ожидал увидеть мой трусливо убегающий затылок, но вместо этого, возможно впервые, увидел решимость ему противостоять, явно написанную на моём лице.

– Ты чего, придурок, только попробуй, я всё брату скажу. Будешь месяц кровью ссыкать! Вали давай, пока цел!

Но я уже ничего не слышал. Ухо горело как в огне, лицо – смесь из грязи и крови, по-прежнему сочащейся из рассечённой брови и глубокого пореза на щеке – не выражало никаких эмоций, кроме злости и обиды. В голове пульсировало

(даязнаешьчтоствоейвероничкойделал…)

и ещё, наперекор ему, воробьиное

(чикичикичикичикичикичикичикичики…)

на нашем пацанском жаргоне означающее сами знаете что.

– Ты всё врёшь! Врёшь! ВРЁЁЁЁЁЁЁШЬ! – кричал я и слепо шёл на Кабана с поднятыми кулаками.

И Кабан попятился. В этот момент он показался мне каким-то жалким и вовсе не страшным. И чего только его все боятся? Жирный и неповоротливый мешок говна. И братец его мне не страшен. Подумаешь, боксёр, блин. Да я всю семейку их

(чикичики)

уделаю.

Кабан упёрся спиной в здание школы и закрыл лицо в ожидании удара. И я действительно замахнулся, сделав вид, что буду его бить рукой. Но на самом же деле со всего размаха пнул ему прямо в пах. Ноги Кабана подогнулись, изо рта тонкой стрункой пошла слюна, и с глухим стоном его жирное тело повалилось на асфальт, всё ещё пытаясь защитить руками то, что следовало защищать до моего удара. Но злость моя не улетучилась так же быстро, как и появилась. Я остервенело продолжал пинать Кабана, не разбирая куда попадаю – в голову, в живот ли. Он, свернувшись клубком, верещал как резаный откуда-то из центра этого месива, успевая сыпать угрозами и матерками в мой адрес. В общем, не знаю, чем бы всё закончилось, если бы из-за угла не появился дядя Толя с метлой. Он погнался за мной, хотя жертвой этого случая был вовсе не Кабан. Только тогда я очнулся. И, не забыв подхватить свой ранец, сломя голову помчался домой, всю дорогу оглядываясь, нет ли погони.