Водка и алмазы - Сергей Шапурко

– Из физических, физиологических и химических, – без промедления ответил Зулейкин.

– Но, позвольте, а как же духовная составляющая? – с удивлением спросил бизнесмен.

– Это уже если жив останусь.

Невдалеке показалось деревня. Сразу же за ней и находилось озеро – цель обоих путешественников.

– А почему ты пешком шел? – продолжил беседу Молотков, запросто перейдя на «ты».

– Нет у меня машины, – ответил Дима и, упреждая следующий вопрос, добавил:

– Из идейных соображений.

Анатолий вопросительно посмотрел на Зулейкина.

– Машины бесплатно не раздают. Даже не знаю почему так повелось, – с искренним сожалением сказал пассажир.

– Так купите. По мне так ездить в автомобиле очень удобно.

– Не могу этого сделать, потому что у меня денег, как волк наплакал.

– Такого же выражения нет.

– Вот и денег тоже нет.

Молотков еще более вопросительно посмотрел на попутчика.

Зулейкин решил прекратить разговор. Его актерской нервной системе потребовался отдых. Он прикрыл глаза и замер якобы в полудреме. Наличие бесшабашности позволяло ему легко переносить отсутствие всего остального.

Работы и постоянного занятия Дима никогда не имел потому, что у него была острая неприязнь к любому виду труда. Все рода созидательной деятельности не укладывались в тонкое психологическое устройство его натуры. Он очень четко понимал, что находится на этом свете вовсе не для того, чтобы водить автобусы, ковырять киркой асфальт или протирать штаны у монитора. А для какой собственно цели, он не знал. Хотя и догадывался…

«Когда нет физической усталости, и ум работает продуктивнее», – говаривал он. Если ему возражали и пытались учить жизни, он доставал свой козырь: «Весь мир летит в тартарары, и я не намерен омрачать свои последние дни работой».

Вся страна, обезумев, рвалась к заоблачным далям благосостояния, и лишь Дима никуда не торопился. У него были свои представления о смысле и об удовольствиях. Немало лентяев было и до Димы. Диоген большую часть жизни провел в бочке, не утруждая себя поденным трудом. Основа времяпровождения Черчилля состояла из сидения в кресле с рюмкой коньяка в руке и кубинской сигарой во рту. Дотянуться до пепельницы он считал чрезмерным трудом и стряхивал пепел прямо на свои брюки. Даже борец за счастье трудящихся Карл Маркс за всю свою жизнь проработал лишь пару месяцев в какой-то газетенке. Все остальное время он вполне комфортно жил за счет другого лентяя Фридриха Энгельса, у которого была фабрика. Масштаб Диминой личности был помельче, но в лени он вполне мог бы посоревноваться и с великими.

Бизнесмен лихо остановил джип на самом краю крутого берега. Дима и Анатолий вышли из машины. В свете луны блестел лед. Прямо рядом с берегом виднелась иордань – прорубь, вырубленная в виде креста.

– Холодно, – грустно произнес бизнесмен. Сейчас ему идея с купанием не казалась такой уж безупречной.

Дима молча стал раздеваться и класть одежду в машину. Анатолий, поежившись, последовал его примеру.

До полуночи оставалось несколько минут. В полной тишине оба абсолютно голых мужчины спустились к озеру и подошли к проруби.

– Кто первый? – спросил Молотков.

– А это принципиально?

– По мне, так – вполне.

– Ну, не знаю. Лучше – ты первый, – стуча зубами, произнес Дима.

– Чем же это лучше?!

– Да всем!

С ели, стоящей на берегу озера, под собственной тяжестью сорвался крупный ком снега. Он упал на капот джипа. Машина, стоящая передними колесами на склоне, слегка подалась вперед и медленно, но верно, начала движение вниз.

Толик, не сразу, но понял суть происходящего. Громко произнося не тонко выверенные в этическом плане выражения, он бросился к джипу.

Дима, наблюдая за картиной развивающегося действия, настолько увлекся, что даже позабыл о морозе.

Автомобиль же успел до соприкосновения со льдом набрать приличную скорость. Благодаря этому, он легко пробил прозрачный панцирь и полностью ушел под воду.

Молотков метался по берегу, голый и злой, как командировочный, потерявший документы на нудистском пляже.

Джипа не было видно. Из широкой полыньи активно вырывались наверх огромные пузыри.

К Толику подбежал Зулейкин и не к месту сказал:

– Денег у тебя, как я понимаю, страусы не склюют. Ну и купил бы себе какой-нибудь амулет на удачу.

– Я заказал, а они на складе закончились, – мрачно ответил Молотков.

– Давай в деревню! При желании мы сможем добраться до тепла. Но желание при этом должно быть достаточно большим, – заорал Дима.

– Ты же не признаешь мороз, – со спокойствием обреченного произнес Толик. Он выглядел, как капитан судна, разбившегося о скалы.

– Не признаю. Но только не в настоящий момент!

По проселочной дороге неслись двое голых мужчин. Их спины и пятки блестели в свете луны. Мороз крепчал, но до деревни было близко – шансы сохранялись.

– Можешь не переживать: между холодным и горячим воздухом нет никакой разницы, кроме температуры, – прокричал Дима.

– Ну, прямо сразу полегчало, – зло сказал Толик.

Так глубоко солоноватый вкус жизни он еще не ощущал.

Глава 2

Дочь главного агронома колхоза «Революционные зори» не была красавицей. Но она была дочерью главного агронома, который был настолько хорошим специалистом, что ячмень у него рос прямо на глазах. Благодаря папиному посту, собственного говоря, она считалась-таки красавицей и была самой завидной невестой в этом поселении.

Родители девушки при ее рождении, не понятно по какой причине, решили пооригинальничать – они нарекли ее «Магнолией». Этот опрометчивый шаг, безусловно, подпортил девчушке только начинающий складываться ее быт. С того момента, как сверстники осознали, что издеваться над однокашниками – это здорово, у Магнолии начались проблемы. Как только ее не дразнили! И «Магнитный полюс», и «Монополия», и «Монголия», и даже, почему-то, «Копперфильд».

В старших классах жизнь Магнолии наладилась. Когда отец стал покупать ей дорогие наряды и подвозить в школу на служебной «Волге», имя перестало играть какую-либо роль. Деревенские парни, несмотря на врожденный нескорый ум, быстро сообразили, какие открываются перспективы от близкой дружбы с Магнолией.

Неожиданно обретя широкий выбор, парня себе Магнолия присматривала долго. Лишь ближе к завершению школьной поры она окончательно определилась – ее избранником стал Иван, сын тракториста Чернобокова. Он был ряб лицом, невысок ростом и имел весьма смутное представление о гигиене. Однако у него были, подаренные отцом, часы «Ракета» в золотом корпусе, и он мог очень грозно прищуривать глаза, когда кричал «Долго я тебя еще ждать буду?!» К тому же он был знаменит на всю деревню. Во время летних каникул после 9-го класса он работал в колхозе. Будучи комбайнером, Иван на спор выпил бутылку водки без закуски и перешел в другое измерение. Затем, сбившись с курса и пробив стену дома доярки Валентины, въехал к ней на кухню. Тем самым он превратил обычный комбайн в кухонный. Валентина была на девятом месяце и находилась как раз на кухне. Не в силах преодолеть эмоциональное потрясение, вызванное неожиданным появлением комбайна, она родила. Вся деревня потом говорила, что появившийся на свет младенец «от Ивана». Косвенно это было так. Муж Валентины, глубоко задетый глупой молвой, горячился и даже пару раз побил Ивана.

По поводу углубления отношений с агрономской дочкой Иван долго не сомневался. Несмотря на молодость, он понимал, что гоняться за счастьем нет необходимости – нужно просто броситься ему под колеса. Магнолия знала, что Иван – согласный, но для полной уверенности привела пьяного сына тракториста к себе домой. Молодой Чернобоков сидел с агрономской дочкой на ее кухне и с удовольствием пил вино при свечах. Вдруг, раз, и зажегся свет, вбежали родители Магнолии, стали обнимать парня, поздравлять и заставили целовать икону.

Родители, ввиду молодости сложившейся пары, со свадьбой тянуть не стали – в Крещение и решили погулять.

Народу, как и ожидалось, пришло много.

После регистрации в сельсовете все сели за праздничный стол, накрытый в доме главного агронома. Закуски и основные блюда имелись в изобилии. Но все они были не местного происхождения, а закупались в городских супермаркетах. Огороды жителей «Революционных зорь» за последнее время поросли бурьяном, хлева покосились, крыши скотных дворов прохудились. Заниматься землей и скотом деревенские жители уже не желали. Они нашли себе работу в ближайших городах. Теперь они таскали чужие сумки на вокзалах, мели городские улицы, клали асфальт и сажали цветы в скверах других, более крупных, населенных пунктов. Создавая комфорт чужим, абсолютно незнакомым им людям, деревенский народец обеспечивал и себе сносное денежное обеспечение.

К полуночи торжество было в самом разгаре. Жених с невестой сидели, как и положено, во главе стола. Они уже были усталые и злые. Невеста сняла надоевшую ей фату. Ее круглое лицо с крупным носом, пухлыми губами и маленькими злыми глазами вполне можно было бы разместить на плакате «Не ходите, девки, замуж!»