Нисхождение короля (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone"

— Я долго думал, какое наказание окажется достаточно показательным и справедливым к тем, кто решил поставить себя выше короны. Кто посмел думать, что власть чёрных драконов — это пустой звук. Что можно найти способ усмирить нашу ярость, запереть в клетке как зверя, и управлять с помощью кнута и пряника, — вновь возвращаясь памятью в тот день, Никлос медленно заводился, помня, как к нему обращались. Что хотели сделать. И это разбудило нориус, выбравшегося из-под манжет шёлковой рубашки. Одно появление тьмы сделало присутствующих максимально внимательными и тихими.

Только Анка продолжала улыбаться, с наслаждением глядя на бывших соперниц и представительниц старой аристократии. Они все дрожат от страха перед королём. А она — нет. И девушка с удовольствием надкусила тёмно-синюю сливу, так что во все стороны брызнул сладкий сок. Она с нетерпением ожидала казни предателей. Жаждала увидеть, что им приготовил король.

— Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет, — негромко выговорил Ник после непродолжительной паузы, в течении которой прошёлся тяжёлым взглядом по застывшим лицам придворных. — Смотрите, дорогие кэрры, какой смертью умирают предатели родины!

Его рука плавно поднялась вверх и нориус разлетелся в стороны тонкими жгутиками, которые над клеткой собрались в причудливый смерч. В ответ на удивительный танец из-под полы закрытой комнаты поднялась ещё одна разновидность тьмы.

— Чёрная пьетта, — едва слышно испуганно прошептала Калиста. Она сильно сжала руку мужа, сдерживаясь и неотрывно глядя на помертвевшего от ужаса смертника.

— Смотрите внимательно, кэрры! — прошипел Никлос, управляя нориусом и через него Чёрной пьеттой.

Свару не повезло. Он был первым достойным кандидатом на этот новый вид казни. Поэтому сначала Чёрная пьетта обхватила его запястья и приподняла над землёй, ведя по комнате как марионеточную куклу, заставляя дёргаться, почти что танцевать. Кэрр не выдержал и тоненько завыл на одной ноте, когда его потянуло одновременно в разные стороны. Король ухмыльнулся, видя в каком ужасе находилась бо̒льшая часть присутствующих.

Им было страшно. Действительно страшно — они сжимали в руках платочки, до скрипа держались за подлокотники кресел и руки друг друга. Застывшие как молчаливые статуи, видящие нечто невозможное. Да, прежде им не приходилось видеть казнь. А такую тем более.

Только серые драконы в большинстве своём сохраняли спокойствие. Нет, их напрягало происходящее, но они не чувствовали над собой дамоклова меча. И оставались стойкими.

— Запоминайте, кэрры! — хрипло процедил Ник, насладившись зрелищем. И сжал в кулак пальцы. На стекло брызнула кровь и раздался взлётный крик, оборвавшийся у пика. После чего отпущенная пьетта вгрызлась в тело несчастного и за несколько секунд от него не осталось ничего. — Не забудьте рассказать об увиденном, — добавил король, возвращаясь в кресло к улыбающейся Анке. Она нежно дотронулась до его щеки, одобряя его действия и он успокоился.

Тем временем вывели следующего обвиняемого. И процедура повторилась, только уже без помпы, а довольно просто. Приговор, заключение в клетке, последнее слово, движение королевской руки — смерть. Те, кто успевал что-то сказать, молили о пощаде или кричали о невиновности, но были и те, кто призывал кэрров свергнуть короля, говоря о его безумии и бесчеловечной жестокости. Таких оказалось немного и их даже не было жалко.

Никлос играючи обращался с пьеттой, показывая, что каждое творимое за стеклом зверство — дело его рук. Он хотел, чтобы они накрепко запомнили, что ждёт за неповиновение короне. Каждый раз, сжимая кулак, король видел перед собой ухмыляющееся лицо Тьена. Слышал его смех и от этого злился всё больше и больше. Жалкий юнец, а смог обставить всех! Найденные доказательства в доме Адегельских оказались настолько чудовищны, настолько же ужасающим был тот факт, что парень и от круга заговорщиков скрывал собственные эксперименты с Чёрной пьеттой.

Но самым жутким было то, что всё начала его мать, Вишка, которая с самого рождения понемногу пичкала ребёнка ядом пьетты, вырабатывая устойчивость к спорам растения. Она сплела для него рубашки и нательное белье из стеблей и листьев цветка, а высушенные бутоны перемалывала и набивала подушки сына. Он контактировал с отравой всю жизнь и это помогло ему выработать особую связь с растением. Сделало его особенным. Через останки отца Никлоса, найденные в подвале дома Адегельских.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Однако это не сделало его чёрным драконом. Не сделало из него короля.

Представлению наскучило Нику. В сущности, все умирают одинаково, а играть с болванчиками в театр пыток по нраву только конченному садисту. Поэтому последнего он убил просто, свернув шею тьмой. Публика притихла ожиданием главного представления. Один из лидеров заговора, единственный переживший Ночь трезубцев и костей.

Старший сын Миклоша Адегельского — Виклош, из которого удалось выудить лишь крохи общих знаний. Мужчина оказался крепким орешком под стать жены, что на глазах серых мышей перерезала себе глотку от уха до уха, не оставив магам и шанса прочесть последние мысли мертвячки — лезвие было щедро смазано белладонной, что спутывала сознание, делая его бесполезным для чтецов.

Тем временем, на сцену вернулся Богарт. Мужчина, слегка побледневший от напряжения, вытащил из папочки очередной документ и по знаку его руки на сцену вытащили очередного пленника.

Виклоша было не узнать. Измождённое лицо, испещрённое сотней морщин, покрытых коростой, клочковатая борода, запавшие глаза, щурящиеся от яркого света… Семидесятилетний мужчина выглядел как стопятидесятилетний старик и двигался старчески, подволакивая перебитую пытками ногу. Кандалы на руках до крови сбили запястья, такие же удерживали ноги — за прошедшие месяцы бывший военный несколько раз пытался бежать, разбиваясь о скалы, обрывая крылья. Правда в последнее время пленник поутих, запал пропал, и он смирился со своей долей.

Теперь же, некогда великий здоровяк, не уступающий размерами Артану, шёл скрюченно, ведомый стражи, которая буквально внесла его в наскоро очищенную от крови предыдущих казнённых клетку. К сожалению, остался запах и его мощь сказалась на ослабленном отвратной пищей Лакраша желудке Виклоша — он пал на колени и выблевал весь скудный завтрак.

Достопочтенная публика потрясённо молчала, держа в памяти, как этот некогда величавый мужчина гордо проезжал на великолепном гнедом коне по центральным улицам столицы во главе армии, как он красовался на балах и вечерах и буквально увёл из-под носа Врана Грацбурского прелестную Вишку Грацбурийскую, как… да много было этих как. Сейчас от него осталась лишь тень, но скоро и её не станет — перед ними был проигравший, со смирением ожидающий своей участи.

И именно это преподнёс ему Богарт, с нескрываемой ненавистью глядящий на опустошенного бывшего генерала.

— Вашим прегрешениям нет числа, вашим преступлением нет ни прощения, ни искупления. Вашим наказанием будет смертный приговор, ваше имущество будет передано в руки короны, ваши дети лишены фамилии, дабы род канул в бездну безвестия, будучи запятнанным немыслимым прегрешением — заговор против короны и короля. Приговор будет немедленно приведён в исполнение. Ваше последнее слово? — скрипя зубами и едва сдерживаясь, холодно спросил Богарт.

Тишина, нарушаемая только жужжанием пролетающей над сценой пчелой, стала совсем звенящей. Первые четкие звуки пришли из клетки — Виклош будто очнулся от тяжёлого сна. Он, звеня цепями, поднял руки, отмахиваясь от невидимых мух, приложил к лицу, протирая глаза и губы. Замер на мгновение, и медленно встал с колен, опираясь о стекло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Заскорузлая одежда бывшая когда-то генеральским парадным костюмом, лохмотьями висела на исхудавшем теле мужчины. Поредевшие седые волосы спускались чуть ниже шеи, превращая его в одичавшего отшельника с безумным взором.

Да. Именно это зажглось в его глазах, когда Богарт закончил говорить. И теперь Виклош, прислонился лбом к прозрачной стенке клетки и уставился на своих бывших друзей и врагов. Он заговорил резко, пылко и… будто не своим голосом. Будто кто-то другой стоял за его спиной и нашептывал крамольные слова: