Вступая в жизнь - Нацуко Ёсикаи

9 марта того же года профсоюз «Шайн» предложил второму профсоюзу участвовать в весенней борьбе за повышение зарплаты, и, объединившись, профсоюзы предъявили фирме требование: увеличить на семнадцать процентов зарплату каждому работнику. В тот же день было объявлено решение комиссии по труду в Токио. В течение двух лет там обсуждался вопрос о правомерности создания второго профсоюза, и действия администрации были признаны незаконными.

17 марта того же года Фумико Такано сдала экзамен и была принята на работу. 2 апреля руководство фирмы объявило свое решение: повышение зарплаты на 5,5 %. Однако профсоюз не отказался от первоначального требования, и 12 апреля директор завода Одавара Хитоси Кобаяси, выступая на утреннем собрании, попытался сбить накал борьбы, демагогически заявив: «Профсоюзное руководство действует в стиле компартии. Они пытаются командовать, как бывшие вояки. Все это противоречит нашей демократии».

19 апреля было объявлено о повышении зарплаты на 7 %.

21 апреля – в тот день Фумико Такано впервые пришла на завод – члены профсоюза «Шайн» начали борьбу на заводах Одавара, Тамати и Сэндай. И на заводе, и по дороге в общежитие – повсюду встречала Фумико людей с красными повязками на голове, символом их борьбы. «Бороться до конца. Компания платит нам гроши…» Фумико слушала эти речи и думала о том, что происходит, но считала, что к ней это не относится, ведь она только-только пришла на завод. – Знаешь, а на повязках написано: «Будь ты проклят, мыло „Као“!» «Мыло „Као“ – это, наверно, о директоре?! Вот смешно! – громко рассказывала Фумико, в общежитии. Через два дня члены профсоюза вновь вышли на улицу. Теперь у каждого на груди была приколота ленточка. Во время обеденного перерыва и после работы 500 рабочих завода вышли на демонстрацию.

Из окна общежития Фумико смотрела на людей, которые шли, громко скандируя лозунги. Фумико все это казалось странным. Несколько человек несли в руках плакаты. Кто-то выкрикивал: «Выполните наши требования!» – и все хором подхватывали это за ним. «Мы требуем нормальной зарплаты! Мы требуем нормальной зарплаты!» – Шум голосов не стихал, хотя солнце уже село и стало темнеть.

– Сестричка, зачем нужен профсоюз? – спросила Фумико у Накамити, когда та, усталая и запыленная, вернулась вечером после демонстрации.

– Профсоюз нужен, чтобы рабочие могли сообща защитить свою жизнь и права.

– А… – протянула Фумико и повернулась уже к другой девушке из их комнаты: – А что такое заработная плата?

– Это деньги, которые мы получаем, проработав месяц. Начальство полагает, что оно вроде делает нам одолжение, и потому называет их жалованьем. Так что, как видишь, существуют две абсолютно разные точки зрения – хозяев и рабочих.

– А…

Подобные беседы велись и в других комнатах общежития.

Но, борясь за повышение зарплаты, профсоюз не забывал и о тех, кто только-только пришел на завод. После работы проводились вечера танцев, семинары…

– Сестричка, сегодня опять на заводе демонстрация? – спросила Фумико у Танэко.

– Нет, сегодня, наверное, нет.

– Тогда, может, будет вечер танцев? Да?! Сестричка, ну попроси в профсоюзе, пусть еще раз устроят вечер танцев. Ну пожалуйста, я многих приведу…

Танэко с улыбкой выслушала просьбу Фумико и рассказала в обеденный перерыв об этом Кэйко Исэ. Объявили вечер танцев, и девушки встали в три больших хоровода.

Фумико считала себя в ответе и зазывала подряд всех, кого встречала в коридоре или в столовой. «Сегодня будет вечер танцев. Обязательно приходи. Потанцуем вместе! Ты, наверное, любишь народные танцы?»

Девушки от неожиданности терялись, а потом кивали: «Да, приду обязательно», или что-то в этом роде. А Фумико, встретив их на танцах, щебетала о том о сем как с подружками. Они же считали ее легкомысленной либо странноватой, во всяком случае – человеком необычным.

Именно из-за умения сходиться с людьми Кэйко Исэ и попросила Фумико распространить приглашения на лекцию. Фумико любят в общежитии, она так простодушна, что может запросто заговорить с любым. Как и следовало ожидать, Фумико охотно согласилась и вечером после ужина прошла по комнатам и раздала приглашения. Лекция была для новичков и посвящалась профсоюзу.

– Из Такано получился бы хороший профсоюзный активист, – сказала Исэ «сестричке» Накамити, когда закончилась лекция, на которую пришло 60 человек. Фумико без конца тянула руку и задавала вопросы.

– Да, но меня немного беспокоит ее непосредственность: чуть похвалишь – она прыгает до потолка, – сказала Танэко с излишней суровостью.

– Все мы такие поначалу, – ответила Кэйко.

– Это произошло днем, часа в три, 21 июня. Глаз болел, хотя я и закапала лекарство, сыпь тоже не проходила, и я вновь пошла в медпункт. После процедуры сестра сказала мне: «Минут через тридцать я позвоню в цех. Приди, пожалуйста, – врач хочет посмотреть тебя». Я не поняла, правда, зачем, но все же ответила, что приду. Минут через тридцать меня позвали, и я вновь пошла в медпункт. В дверях неожиданно столкнулась с врачом главной больницы Одавара. Когда я вошла, сестра сказала: «Закрой за собой дверь!» Это показалось мне несколько странным, потому что дверь всегда держали открытой, но все же я ее прикрыла, как меня и просили. В кабинете сидел другой врач – высокий, в очках, я его до тех пор никогда не видела. «Садитесь сюда», – сказал он мне, и не успела я сесть, как он сразу же начал задавать вопросы:

– Голова не болит?

– Немного, – ответила я запинаясь.

– Сны видите?

– Кто-нибудь преследует вас во сне?

– Трудно ли вам работать?

– Каков у вас характер? Упорны ли вы?

– Боитесь ли вы чего-нибудь?

– Есть ли у вас друг?

– Со всеми ли в общежитии у вас хорошие отношения?

Минут тридцать сыпались эти вопросы, в конце концов он сказал:

– Похоже, у вас неврастения. Правда, незначительная.

Не понимая, к чему все это, я спросила у врача, зачем он обо всем этом спрашивает, но ничего вразумительного не услышала.

– Затем вы вновь вернулись на завод?

– Да.

– Как реагировали ваши товарищи по цеху?

– Когда я вошла в цех травления, где промывали платы перед лужением, меня спросила Никкайдо: «Тебя осматривал психиатр?» От удивления я даже не смогла ничего ответить.

– Кто такая Никкайдо?

– Она работает в цехе травления, а в общежитии – «сестричка» из соседней комнаты.

– Откуда же она знала, что осматривал вас именно психиатр?

– Не знаю.

– Фамилия психиатра – Такэда?

– Да.

– Вы узнали об этом позже?

– Да.

– И он сказал, что у вас неврастения?

– Да.

– И вы спросили его – почему?

– Все его вопросы были только формальными, и было непонятно, как мог он так быстро сделать подобный вывод, вот я и спросила.

– До того, как вам стали задавать вопросы, вы считали, что будут лечить глаз или сыпь, и только потом все показалось вам странным?

– Да.

– Что же объяснили вам врач или сестра?

– Ничего. Велели только принимать лекарство утром и вечером и дали мне таблетки – оранжевые и зеленые.

Когда 27 июня Фумико вышла из цеха травления, у дверей ее ждал Тацудзо Ямасита.

– Такано, звонил ответственный за общежитие Нода и просил вас зайти в управление делами – у него к вам дело. – Обычно Ямасита говорил с Фумико более приветливо, теперешний же его тон, почти официальный, показался ей странным.

– Да? Хорошо, спасибо, – тоже несколько официально ответила Фумико и, вручив уже промытые платы Ямасите, пошла в управление. Когда Фумико вошла туда, ей показалось, что все смотрят в ее сторону. Она направилась к Ноде, но тот сам поднялся ей навстречу.

– Выйдем на минутку, – сказал он и первым прошел в соседний конференц-зал. В просторном помещении было пусто.

– Вы хотели поговорить со мной… – еще не сев, сказала Фумико, и тут раздался звук сирены, означавший конец первой смены.

– Вот и первая смена кончилась, – не отвечая на вопрос Фумико, сказал Нода. – Ну, садитесь. Видите ли, Такано, вы человек способный, и такая работа, как изготовление полупроводниковых пластинок для транзисторов, неинтересна для вас. – Фумико в растерянности смотрела на Ноду, не понимая, к чему он клонит. – Вам бы больше подошла какая-нибудь работа в канцелярии, так что вам лучше сменить работу…

– …

– Недавно мы узнали результаты экзаменационного теста на завершение предложения. Мы обдумали их и результаты медицинского осмотра и пришли к выводу, что вы нам не подходите. Мы советовались с вашим непосредственным начальником… И решили предложить вам уйти с нашего завода. Нам, конечно, очень жаль…

– Почему?… Почему?! – с отчаянием повторяла Фумико. – Ведь я не сделала ничего плохого! И работать старалась…

– Это так. И все же… Работа у нас очень тонкая, и важно, подходит для нее человек или нет. Достаточно малейшей ошибки, и это тут же скажется на престиже фирмы «Шайн».