Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы - Маргарита де Валуа

Объяснение этого парадокса можно прочесть в ее «Мемуарах». Действительно, когда Маргарита де Валуа заявляет в самом начале, что не намерена давать им «более славного названия, хотя они заслуживают быть названными Историей, потому что содержат только правду без каких-либо прикрас», она не называет по имени литературный жанр, который нам знаком, но которого еще не существовало. В 1594 г., в то время, когда ее муж стал королем Франции и начала вырисовываться перспектива их развода, она намеревалась лишь сделать поправки к «Жизнеописанию Маргариты, королевы Наваррской», которое она только что получила от Брантома и которое ее не удовлетворило. Маргарита всегда считала, что герои остаются в Истории, если какой-либо талантливый писатель берется за их жизнеописание, как это сделал Плутарх для героев античности, поэтому, исходя из этих представлений, за много лет до того попросила Брантома – своего неизменного почитателя – стать ее биографом [4]. Но мало того, что новый Плутарх допустил много фактических ошибок, но и портрет ее, который он сделал, показался ей искаженным. На самом деле, «Жизнеописание...» во многом проникнуто воспоминаниями о гражданских смутах, в которых королева была вынуждена принимать активное участие, и очень часто к ущербу для себя, тогда как годы спустя она предпочла «спокойную жизнь» [5], как объясняла в письме тому же Брантому, как раз когда начала писать «Мемуары». Так что она взялась за перо, чтобы кое в чем поправить его [9] «Жизнеописание...»; из жизни, которая была «хаосом», как пишет она, он «уже извлек свет»; ей «осталось работы дней на пять» – иначе говоря, несколько часов усердного труда. Что до нее, она напишет только несколько рассказов об отдельных сюжетах, которые послужат материалом для создаваемого «жизнеописания», – то, что тогда называлось «мемуарами» и что Маргарита насмешливо именует «медвежатами»; они придут к Брантому неуклюжими (потому что она пишет «без прикрас»), но надежными (потому что она пишет правду). Действительно, согласно культурной традиции, усвоенной королевой, писать Историю – не дело героя, он Историю творит! Обработать же ее должен некий редактор: выстроить повествование, насытить его портретами, максимами, историческими ссылками... короче говоря, сделать блистательной.

Через много страниц, сообщая о возвращении своего брата Генриха III из Польши, Маргарита как будто высказывается в том же духе: она напоминает, что в ее намерения входит «не украшение этих Мемуаров, а единственно правдивое повествование и скорое окончание моих воспоминаний с тем, чтобы Вы быстрее их получили». Но это энергичное напоминание о первоначальной задаче здесь возникает как раз потому, что королева только что совершенным образом нарушила принятое на себя обязательство, сделав отступление на несколько страниц (правда, не столько с целью расцветить прозу, сколько чтобы скрыть свой переход в другой политический лагерь, поскольку она изменила старшему брату ради младшего). На самом деле Маргарита уже давно писала совсем не о том, что предполагала сделать вначале. В действительности она не ограничилась «отдельными замечаниями». Обещанные «медвежата» на свет так и не появились, и до Брантома ничего не дошло. Королева взяла рассказ о своей истории в собственные руки.

Не без труда, однако! Начало ее произведения отмечено «ложными обещаниями» и свидетельствует о внутренних конфликтах: она не хочет говорить о своем детстве, но говорит о нем; она не хочет «тратить силы» на «ненужные» воспоминания, но включает их в свой рассказ; она хочет продвигаться быстро, но задерживается... Вот она приняла решение – принципиальное – установить «связь событий прошлого и настоящего», то есть строить повествование линейно. Эта связь, пишет она, «вынуждает» ее начать с начала: «с того времени, когда я была в состоянии запомнить что-либо примечательное для моей жизни». После того как этот изначальный выбор сделан, ни воля Маргариты, ни ее культурные стереотипы [10] не в состоянии помешать начинанию развиваться по собственной логике: то вновь нахлынут воспоминания о более раннем периоде, то королеву охватит блаженство, когда она вновь переживает самые счастливые события, то в ее душе теснятся все остальные чувства, когда речь заходит о самых страшных эпизодах. Ничто не мешает Маргарите менять позицию, из заказчицы будущей работы (которая без колебаний дает советы своему историку) становиться женщиной, которая пересказывает свою жизнь старому другу, шутит с ним об общих знакомых, описывает ему края, где он не бывал, разъясняет дела, которые его не коснулись.

Тем самым она создает новый жанр – жанр аристократических мемуаров. Она явно этого не осознает, почему и не афиширует свой текст и так мало заботится о его распространении. Во всяком случае, она ясно понимает, что ее сочинение – не просто «материал» для передачи писателю, сколь бы верным он ни был. Она отказывается от идеи получить свое жизнеописание, но сохраняет свои «мемуары». К величайшей радости будущих поколений.

ВВЕДЕНИЕ. ЧАСТЬ 1

«Она – настоящая королева во всем»

Брантом

«Свинцовый», по выражению Мишеля де Монтеня, XVI век породил двух Маргарит – королев Наварры, младшая из которых позднее станет номинальной королевой Франции. Обе оставили выдающееся литературное и эпистолярное наследие и вошли в историю французской и мировой культуры. Первую звали Маргарита Ангулемская, или Наваррская (1492-1549), и она приходилась родной сестрой французскому королю Франциску I Валуа, представителю Ангулемской ветви королевского дома, вторую – Маргарита де Валуа, или Маргарита Французская (1553-1615), которая являлась внучкой этого короля и более известна под именем королевы Марго.

Однако современники Маргариты де Валуа, наверное, очень бы удивились, узнав, что спустя четыре сотни лет их королева превратилась в «Марго», а ее образ прочно слился с именем персонажа, придуманного писателем Александром Дюма. Между тем, в эпоху последних Валуа Маргариту называли «Мадам» – это был официальный титул сестры короля, затем, в замужестве, она превратилась в «королеву Наваррскую», а после развода с Генрихом IV стала именоваться «королевой Маргаритой, герцогиней де Валуа». Один только Карл IX, ее старший брат, иногда в шутку именовал ее простонародным именем Марго. Очевидно, А.Дюма, однажды встретивший упоминание об этом, решил присвоить королеве новое имя, навсегда (к сожалению?) утвердившееся в массовом сознании.