Ноэль - Александр Амфитеатров

По другому повѣрью, тоже вогезскому, если пряха не броситъ работы во время рождественской всенощной, чортъ такъ запутаетъ пряжу, что весь наступающій годъ уйдетъ лишь на то, чтобы ее распутать.

Въ Amavilliers одна женщина еще недавно пекла, во время рождественской всенощной, особые хлѣбцы — вѣрующіе покупали ихъ по очень дорогой цѣнѣ, такъ какъ хлѣбцы эти предохраняли яко бы ихъ скотину отъ волковъ. Въ другихъ мѣстечкахъ, носятъ въ ладонкѣ кусочекъ рождественской просфоры, какъ вѣрнѣйшее средство уберечься отъ укушенія бѣшеной собаки. У пастуха, который первый придетъ къ службѣ въ рождественскую ночь, особенно удачно плодятся овцы.

Мужики вѣрятъ, что въ рождественскую полночь можно видѣть духовъ, гномовъ, пляску домовыхъ; что грѣшники чистилища блуждаютъ въ это время около живыхъ, прося ихъ молитвъ. Вотъ бретонская легенда на этотъ случай.

Въ одинъ сочельникъ, старый благочинный Плоэрмеля сидѣлъ у камелька и бормоталъ молитвы, въ ожиданіи, скоро ли пробьетъ полночь. Внезапно слуха его коснулся какой-то сухой стукъ. Онъ открылъ двери и — къ великому своему изумленію — увидалъ, что вокругъ его дома собралась несчетная толпа кающихся.

Ночь была морозная; ярко свѣтила луна; звѣзды сіили во множествѣ — огромныя, сверкающія, — онѣ тоже справляли свое Рождество.

Кающіеся были покрыты съ головы до ногъ бѣлыми саванами; въ рукахъ они держали пылающіе факелы. Благочинный, въ ужасѣ, сотворилъ крестное знаменіе; привидѣнія отвѣтили ему тѣмъ-же.

— Кто вы такіе и чего хотите отъ меня въ этотъ часъ?

Таинственныя существа просили его знаками слѣдовать за ними. Благочинный оправился отъ страха и повиновался. Процессія двинулась въ горы, сопровождаемая страннымъ шумомъ, точно кость щелкала о кость. Впереди шли дѣти, высоко воздымая деревянное Распятіе. Затѣмъ тянулось тысячъ десять кающихся — съ желтыми и красными свѣчами, льющими зловѣщій свѣтъ на попутныя рощи и скалы.

Послѣ долгаго перехода, совершеннаго въ мрачномъ молчаніи, процессія достигла развалинъ древней часовни. Bсѣ преклонили колѣна. Одинъ изъ кающихся подалъ благочинному ветхія ризы. Старикъ облачился; на алтарѣ онъ нашелъ ветхій требникъ, дискосъ и оловянную чашу.

Привидѣнія усердно молились. Одно изъ нихъ отвѣчало на возгласы священнослужителя, за дьячка, страшнымъ голосомъ.

Благочинный, умиленный благодатью совершаемаго таинства, совсѣмъ было забылъ о своей странной паствѣ.

Но, когда онъ повернулся къ. ней, чтобы возгласить:

— Orate, fratres! — то чуть не упалъ отъ страха: молчаливые пилигримы сняли свои саваны и вся часовыя была полна отвратительными скелетами…

Кое-какъ священникъ овладѣлъ собою и скрѣпя сердце, продолжалъ мессу. По вознесеніи св. Даровъ, въ капеллѣ разлилось небесное сіяніе, хоръ нѣжныхъ голосовъ воспѣлъ славу Господню, а скелеты превратились въ свѣтлыя видѣнія чудной красоты.

Когда благочинный обратился къ молящимся съ заключительнымъ:

— Ite, missa est! капелла была уже пуста. Длинная полоса свѣта дрожала въ небѣ, указуя путь въ рай, по которому, воспѣвая аллилуію, вознеслись таинственные кающіеся. Благочинный понялъ, что то были мученики чистилища, и онъ помогъ имъ отбыть срокъ покаянія.

Всякій округъ, всякій околотокъ справляютъ сочельникъ на свою особую стать.

Въ верхнихъ Альпахъ всѣ родичи ужинаютъ въ этотъ вечеръ одною семьею; хижины иллюминованы свѣчами. По возвращенію съ мессы, ѣдятъ супъ съ гренками — такъ называемый creuset; хозяинъ дома наливаетъ стаканъ вина, и вся семья пьетъ изъ общаго стакана за здоровье отсутствующихъ родныхъ и знакомыхъ дома.

Въ Perthuis справляютъ два сочельника, — какъ въ Россіи: подъ Рождество и подъ Крещеніе. Запрягаютъ ословъ въ телѣгу съ дровами, дрова зажигаютъ и возятъ этотъ костеръ по городу, подъ грохотъ тамбуриновъ и въ предшествіи трехъ обывателей, одѣтыхъ евангельскими волхвами.

Въ Саеи дѣти бѣгаютъ по улицамъ съ цвѣтными фонарями, крича: «Ноэль! Ноэль! До свиданья, Ноэль! Уходитъ Ноэль!»

Въ богатыхъ долинахъ Мааса еще держится, заимствованный у англичанъ, обычай «валентинства». Въ день Рождества молодые люди и дѣвицы выбираютъ своихъ суженыхъ, и — горе тому, кто измѣнитъ обычаю и не женится на своей Валентинѣ!

Въ Пикардіи священнику, предъ рождественскою службою, подносятъ подъ благословленіе новорожденнаго ягненка въ корзинѣ, богато украшенной цвѣтами, блестками, лентами и пр. Пастухи съ семьями своими, сопровождаютъ агнца, держа въ рукахъ традиціонные посохи и корзины съ дарами. Молодыя дѣвушки, всѣ въ бѣломъ, принимаютъ агнца на паперти и вводятъ его въ церковь, распѣвая старыя колядки. Ягненокъ, участвовавшій въ церемоніи, почитается затѣмъ какъ бы покровителемъ стада. Его нельзя ни убить, ни продать; это принесло-бы владѣльцу несчастье. Животное живетъ, окруженное довольствомъ и бдительнымъ уходомъ, пока не околѣетъ своею смертью, отъ старости.

Въ Франшконтэ дѣти, выряженныя въ восточные костюмы, на подобіе царей — волхвовъ, колядуютъ по домамъ, распѣвая «ноэли» на мѣстномъ нарѣчіи. Иногда они водятъ за собою барана, убраннаго лентами. Ихъ кормятъ, поятъ, подаютъ имъ яйца, лепешки, мелкія деньги — словомъ, тотъ же обычай и порядокъ, что и у насъ въ Малороссіи.

Въ южныхъ провинщихъ прочно держится легенда, занесенная сюда еще крестоносцами. Рыцари и паломники средневековые разсказывали, что въ Виѳлеемѣ, по сосѣдству съ пещерою Рождества Христова, есть кустъ шиповника. Шиповникъ этотъ всегда въ цвѣту, какъ лѣтомъ, такъ и зимою; шипы его не колючи и творятъ много чудесъ. Иные пилигримы приносили съ собою цвѣты шиповника.

Это — такъ называемыя «розы іерихонскія», благочестиво сохраняемыя нѣкоторыми аббатствами и церквами даже до сего дня. Въ сочельникъ, «розу іерихонскую» опускаютъ въ сосудъ со святой водою и — пока идетъ всенощная — сухой цвѣтокъ понемногу оживаетъ, распускаетъ лепестки и распространяетъ дивное благоуханіе. Затѣмъ онъ снова дѣлается сухимъ и сморщеннымъ, какъ цвѣтокъ изъ гербарія. Вода, въ которой расцвѣла іерихонская роза, исцѣляетъ болѣзни. Впрочемъ, іерихонской розѣ приписываютъ и другое происхожденіе, болѣе мистическое. Первыя розы — красныя, какъ кровь — зародились отъ капли крови Христовой, обагрившей Голгоѳу. Сѣмя шиповника было занесено вѣтромъ пустыни въ окрестности Іерихона, откуда роза и получила свое названіе. Въ старыхъ хроникахъ она извѣстна также подъ именемъ «Цвѣтка страстей Христовыхъ».

Вѣра въ чудотворность цвѣтка имѣла широкое, даже общее распространеніе. Люди среднихъ вѣковъ видѣли въ немъ талисманъ противъ чумы, столь страшно опустошительной въ ту эпоху. За іерихонскія розы платили бѣшеныя деньги. Думали, что она имѣетъ свойство — противиться лжи, возстановлять истину противъ усилій клеветы; если мошенникъ ложно призывалъ ее въ свидѣтельство своей мнимой правоты, роза — вмѣсто того, чтобы распуститься въ святой водѣ — еще больше сморщивалась, какъ бы отъ презрѣнья къ обманщику. Провансальская баллада гласить о любопытномъ «судѣ Божіемъ» — путемъ сравненія двухъ іерихонскихъ розъ. Прекрасная Алиса (Alix) проводила своего супруга въ Палестину. Баронъ пропалъ безъ вѣсти. Алиса прождала пятнадцать лѣтъ и собралась выйти замужъ за другого. Вдругъ является пилигримъ — старый, дряхлый, безобразный — и говоритъ:

— Я твой мужъ.

Алиса потребовала доказательствъ. Нищій вынулъ изъ мѣшка іерихонскую розу.

— Вотъ свидѣтельство, что я справедливо называю себя твоимъ мужемъ: эта сухая роза зацвѣтетъ, когда я брошу ее въ фонтанъ…

Такъ и сталось. Алиса, скрѣпя сердце, уже хотѣла подчиниться своей горькой участи — быть женою урода, но въ дѣло вмѣшался мѣстный пустынникъ.

Онъ сказалъ:

— Чудеса творитъ Богъ, но подобія чудесъ можетъ творить и дьяволъ. Не угодно ли будетъ вамъ повторить свой опытъ съ розою въ святой водѣ?

Пилигримъ замялся, а пустынникъ продолжалъ:

— Ты колдунъ и мошенникъ. Ты оживилъ свою розу силою бѣсовскою. А вотъ моя роза — дѣйствительно, іерихонская; ее подарилъ мнѣ самъ Петръ — Пустынникъ… Если я лгу, пусть останется она навсегда сухою!

Но, въ то же мгновеніе, роза, освященная рукою того, кто велъ первыхъ крестоносцевъ въ бой за гробъ Господень, расцвѣла пышнымъ цвѣтомъ, а роза колдуна завяла и сморщилась. Обманщикъ бѣжалъ, преслѣдуемый свистомъ и каменьями замковой челяди. Алиса поблагодарила пустынника и благополучно вышла замужъ за своего возлюбленнаго рыцаря.

Дѣти думаютъ, что «Ноэль» — добрый старичекъ, который бродитъ въ рождественскую ночь по домамъ, разсыпая людямъ свои подарки. Представленіе о сочельникѣ, какъ о добромъ маломъ, духѣ — благодѣтелѣ (Воnhоmmе Noel), явилось въ XIII вѣкѣ. Уличные акробаты того времени бродили по домамъ съ колядкою:

   Государь Сочельникъ   Послалъ насъ навѣстить васъ,   Потому что вы его друзья…

Колядки эти впослѣдствіи разрослись въ длинныя представленія. подобіе которыхъ знаетъ и малороссійская старина — съ «вертепомъ», т. е. театромъ маріонетокъ, изображавшихъ происшествія рождественской ночи, съ примѣсью вводныхъ лицъ и современныхъ намековъ. Вотъ — одна изъ оригинальныхъ провансальскихъ колядокъ [1]: