Заоблачный град - Алексис Лэтнер

Флаер потемнел и сморщился: теперь он представлял собой бесформенную груду металла и пластика. Холодный ветер, словно морской прибой, обдувал ноги Лины. Неясное предчувствие росло, пугая девушку, и это заставило ее соображать более интенсивно. Она взяла радиоприемник и попыталась вызвать к жизни этот маленький квадратный приборчик.

Что-то, отломившись от приемника, упало в ладонь Лины. «Наверняка какая-нибудь важная деталь», — подумала путешественница, но в отчаянии продолжала щелкать рычажком.

Тщетно. Радио молчало.

Приемник лежал в левом кармане ее комбинезона. Левая нога предательски болела. Лина смутно припомнила, с какой сокрушительной силой рухнула крыша флаера. Так… Значит, и без приемника придется обойтись.

Лина рассеянно смотрела в белесое небо. Сложившаяся ситуация не укладывалась в ее голове. На Новой Каталонии «воздушная сеть» в ту же секунду отправила бы к потерпевшей санитарный флаер, а красно-синие попугаи тут же собрались бы пожурить беспечного летчика. Здесь же не было ни попугаев, ни людей — ничего, только серые краски и одиночество.

Она вспомнила, что ее предупреждали: локатор-ответчик флаера неисправен. Наверняка эту машину обычно брали на прокат предприниматели авантюрного толка, которые хотели скрыть свое местонахождение. Но беспечная путешественница пропустила это замечание мимо ушей, зная, что у нее есть аварийный комплект и радио.

Нервная дрожь начала пробивать Лину. Ее флаер разбит. Она абсолютно беспомощна, сидит в каком-то безлюдном поле, в самой дальней и самой заброшенной части цивилизованного мира. Лине стало трудно дышать. Она схватила аварийный комплект, который до сих пор не осмотрела, и дрожащими руками открыла его — пищевые кубики, зажигалка, фляжка с водой, палатка.

Возможность выжить у нее оставалась: она не сильно пострадала и могла бы добраться туда, где ей могли оказать помощь.

Торговый пост находился на вершине одной из гор, но Лина не была уверена, на какой именно. Она не смогла бы вернуться туда, не зная ни расстояния, ни времени, которое займет путь. Наверное, более благоразумно пойти в другом направлении. Аборигены, живущие у озера, могли бы ей помочь.

Лина отчетливо видела большое озеро вдалеке. Деревни коренных жителей, похожие на груду обломков кораблекрушения, ютились на ближнем берегу. Но они были так далеко, что Лина не могла различить ни людей, ни даже строений. Глубоко вздохнув, она стала спускаться вниз по склону холма.

Лина мысленно отчитывала себя. Сколько ошибок она совершила! Начиная с того, что взяла на прокат негодное оборудование, и заканчивая невнимательностью при посадке. Она, не новичок в таком деле, засмотрелась по сторонам.

Несколько часов спустя Лина все брела, спотыкаясь от усталости, а расстояние до озера, казалось, не уменьшилось: деревни были так же далеки и трудноразличимы, как щепки, вынесенные на берег прибоем. У нее все сильнее и сильнее болела голова — девушка, наверное, стукнулась обо что-то, когда на флаер обрушилась стена. Теперь каждый новый шаг отдавался в черепе взрывом боли. Между тем серые облака сбились в кучу, закрывая заходящее солнце и лишая землю его скудного тепла. Без прямых солнечных лучей все вокруг приобрело пугающе серые оттенки.

От ужаса у Лины перехватило дыхание. Гибель в этом забытом Богом углу становилась абсолютно реальной.

Девушка подавила панику, напомнив себе, что у нее есть аварийный комплект с палаткой, пищей и водой. Она вполне может продержаться на планете целую ночь. Но пустота этого мира и ее собственное одиночество приводили путешественницу в отчаяние. Она попыталась не обращать внимания на боль и, пошатываясь, двинулась дальше.

От холодного ветра у нее начали слезиться глаза. Лина продвигалась вперед, словно в тумане. Туман неожиданно сгустился и приобрел очертания человеческой фигуры.

Ошарашенная, Лина застыла на месте. По коренастому телосложению незнакомца и его одежде — крагам, парке с капюшоном и толстым меховым перчаткам — можно было догадаться, что это абориген.

— Привет, — с трудом выдохнула девушка.

Считалось, что большинство местных жителей понимали примитивный язык, который использовался на торговом посту. Этот язык был основан на всеобщем английском. Отчаянно желая, чтобы ее поняли, Лина выпалила:

— Я летела искать Заоблачный град. Мой флаер завалило камнями. Мне нужна помощь.

Абориген отступил на шаг. К его поясу был приторочен короткий лук, а с плеча свисала тонкая веревка, на которую были нанизаны тушки маленьких животных. Их кровь алыми каплями падала на серую землю. Это был самый яркий цвет, который Лине довелось увидеть на Эмдэ. Абориген повернулся к ней спиной и, прежде чем испуганная девушка успела закричать, бросил через плечо:

— Идти домой.

Примитивный вариант языка был очень схематичен. Наверное, охотник хотел сказать: «Идем ко мне домой». Лина, разбитая и дрожащая, нехотя последовала за ним.

Казалось, она брела уже несколько дней, а может, всего пару часов. Он не шел рядом с ней, но и не уходил далеко вперед. Он ждал, пока Лина с трудом поднималась с земли, если ей случалось поскользнуться на камне, поросшем мхом. А еще он часто оглядывался, чтобы поглядеть на нее. Его глаза неестественно блестели, как будто у него была высокая температура.

В конце концов он опять поразил Лину, остановившись у небольшого куполообразного холмика. Путница изумленно осмотрелась вокруг. Эта берлога была изолирована от внешнего мира, и нигде поблизости не было другого жилья, созданного руками человека.

Лине стало страшно. Однако она знала, что аборигены крайне редко нападали на чужаков.

Охотник протянул руку к жесткому пологу, закрывавшему то, что можно было считать входом в берлогу. Сама дверь была по пояс обыкновенному человеку.

— Идти домой, — повторил абориген. Его глаза ярко блестели. Лина была обескуражена, но выбора у нее не оставалось, поэтому она наклонилась, чтобы протиснуться внутрь.

В берлоге, по сравнению с пронизывающим холодом снаружи, оказалось тепло, и это лишило Лину последних сил. В полуобморочном состоянии она упала на груду шкур. От них шел сильный запах — дыма, пищи и жизни.

Каждое утро безнадежная серость Эмдэ заставляла Лину испытывать все большее отчаяние. Дни были терпимыми, на Эмдэ стояла весна — самое теплое и светлое время года: все, на что была способна эта планета. Но головная боль, не проходившая уже много суток, усиливалась по утрам, поэтому начало каждого дня для Лины было пустым, серым и промозглым, как могила. Сегодняшний день не стал исключением.

Путешественница, неуклюжая от холода, с пустым бурдюком для воды устало тащилась вдоль едва заметной на мшистой земле цепочки следов. Следы шли параллельно стене, сложенной из неотесанных камней. Невыразительная местность в серовато-зеленых тонах простиралась до самых гор, вершины которых были спрятаны под шапкой гнетущих облаков.

Рядом со стеной на чахлом деревце засуетилась маленькая невзрачная птичка — жалкая пародия на попугаев Новой Каталонии. Звук, словно иглой, пронзил мозг Лины, окутанный туманом боли. Девушка споткнулась о камень и машинально схватилась за стену. Резкое движение тут же отозвалось болью. «Интересно, что бы подумал хозяин берлоги, Истэ, если бы я умерла? Умирают ли призраки?»

Упрямый огонек надежды все еще горел в душе Лины. Она оттолкнулась от стены, как будто та была воплощением ее отчаяния, и продолжила путь. Нести даже пустой бурдюк для воды, сделанный из пузыря гигантской рыбы, оказалось очень неудобно — его нельзя было ни свернуть, потому что он был слишком плотным, ни просто держать в руках, потому что он выскальзывал из ладоней. Лина обхватила его и несла, как младенца.

Птичка на дереве вдруг нахохлилась и повернула голову, увидев что-то по другую сторону стены, которая была высотой с саму Лину. Девушка услышала какое-то шарканье, будто по мху ступал кто-то очень грузный.

Лина подошла к тому месту, где стена, покрытая инеем, была разрушена. Держась за края проема, она устало посмотрела поверх разбросанных камней. И тут же отпрянула, нос к носу столкнувшись с громадным животным, стоявшим на четырех лапах. Оно подняло косматую морду и обнажило клыки.

Судорожно вздохнув, Лина сделала шаг назад, а потом со всех ног бросилась бежать к берлоге Истэ. Чудовище преследовало ее по другую сторону стены, и было слышно, как под его лапами шуршит мох. Лина ворвалась в хижину, оттолкнув шкуру, висящую на входе. Дрожа от страха, она забилась в дальний угол. Хорошо, что у хижины такие толстые земляные стены.

Вдруг шкура заколебалась. Лина в ужасе подпрыгнула. Это был хозяин. От него разило рыбой — с утра он отправился промышлять на озеро. Истэ вглядывался в сумрак берлоги — свет в нее поступал лишь через маленькое отверстие для дыма над погасшим очагом. Увидев пустой бурдюк, он рассердился: