Кодекс - Дуглас Престон

В этот миг у Тома стало зарождаться тревожное чувство.

— Почему мешкаем? — спросил Филипп, поднялся по ступеням, подошел к дверям и несколько раз энергично надавил на кнопку звонка. Вернон и Том последовали за братом.

Дом ответил им тишиной.

Как всегда нетерпеливый, Филипп в последний раз ударил по кнопке, и Том услышал за дверью переливчатый звон. Мелодия напоминала последние такты из «Мейм»[3], что, по мнению Тома, отвечало специфическому чувству юмора их отца.

Филипп сложил ладони рупором и прокричал в дом:

— Эй, там! Опять ничего.

— Как вы думаете, с ним все в порядке? — забеспокоился Том. Тревожное ощущение становилось все сильнее.

— Не сомневаюсь, — сердито отозвался Филипп. — Очередная игра! — И ударил в дверь кулаком так, что та задребезжала и по дому разнесся гул.

Том оглянулся и заметил, каким неухоженным выглядит двор: трава не скошена, на клумбе с тюльпанами пустили ростки сорняки.

— Загляну-ка я в окно, — предложил он.

Продравшись сквозь зеленую изгородь подстриженного кустарника, он на цыпочках прошел через клумбу и бросил взгляд в окно спальни. В комнате что-то было не так, но Тому потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что именно. Сначала показалось, что там все как обычно: тот же кожаный диван, те же кресла с широкими подлокотниками, тот же сложенный из камня камин и кофейный столик. Но раньше над камином висела большая картина, а теперь ее не было. Том принялся ломать голову, кто был художник: то ли Брак, то ли Моне. И в этот момент сообразил, что вместе с картиной исчезла римская бронзовая статуэтка мальчика, которая стояла слева от камина. На книжных полках зияли дыры — оттуда кто-то вытащил тома. И вообще в спальне царил беспорядок. А на полу перед дверью в коридор валялся мусор: смятая бумага, обертка от жвачки, скомканная упаковочная лента.

— Ну что там, док? — донесся из-за угла голос Филиппа.

— Иди посмотри сам.

Брат с недовольным видом полез в заросли, и колючки кустарника впились в полы его модного пиджака. Вернон последовал за ним.

Филипп заглянул в окно спальни и удивленно воскликнул.

— Липпи[4]… тот, что висел над диваном… исчез! И Брак тоже. Он их куда-то дел. Продал!

— Не пережинай, Филипп, — перебил его Вернон. — Он их, наверное, просто упаковал. Решил переезжать. Вспомни, ты сам ему постоянно твердил, что этот дом для одного слишком велик и слишком уединенно стоит.

Глаза Филиппа сразу потухли.

— Да-да, конечно.

— Видимо, этому и посвящена наша таинственная встреча, — продолжал Вернон.

Филипп промокнул лоб шелковым платком.

— Ты прав. Я, должно быть, устал после перелета. И что тут за бардак? Когда отец увидит, его хватит удар.

Братья молча стояли в кустах и переглядывались. Беспокойство Тома достигло высшей точки. Если отец решил переезжать, то выбрал для этого какой-то странный способ.

Филипп вынул трубку изо рта.

— Как вы считаете, это он специально для нас все устроил? Что-то вроде небольшой головоломки?

— Попробую проникнуть внутрь, — отозвался Том.

— А как же сигнализация?

— Черт с ней, с сигнализацией.

Том обогнул дом и вышел к тыльной стороне здания. Братья последовали за ним. Затем он перелез через стену и оказался в небольшом закрытом садике с фонтаном. Теперь окно спальни было прямо на уровне глаз. Том наклонился и вытащил камень из поддерживавшей клумбу стенки. Приблизился к окну и прикинул камень на руке.

— Ты что, серьезно собираешься расколотить стекло?

В ответ Том размахнулся и швырнул камень в окно. Когда замер звон разлетавшихся осколков, все напряженно прислушались.

Тишина.

— Никакой сигнализации, — заметил Филипп.

— Мне это не нравится, — покачал головой Том. Филипп заглянул в образовавшуюся дыру, и Том заметил, как от какой-то внезапной мысли исказилось его лицо. Брат выругался и одним махом, как был в пиджаке и с трубкой, перепрыгнул через подоконник.

— Что это с ним? — удивился Вернон.

Том не ответил и полез в окно за братом. Вернон последовал их примеру.

Спальня, как и остальные комнаты, лишилась всех произведений искусства. Повсюду царил беспорядок: следы грязных подошв, мусор, обрывки упаковочной ленты, обертки от жвачки и кульки из-под поп-корна. И тут же на полу гвозди и обрезки деревянных планок. Том вышел в коридор — и там одни голые стены. А он помнил, что в коридоре висел Пикассо, еще один Брак и стояла пара стел народа майя. Теперь все исчезло.

Том чувствовал, как в нем нарастает паника, кинулся по коридору и замер в дверях гостиной. Филипп был уже там и, стоя посередине с побелевшим лицом, обводил взглядом помещение.

— Сколько раз я ему твердил, что это непременно случится. Преступное легкомыслие держать здесь все эти вещи. И вот доигрался!

— Что такое? — встревожился Вернон. — В чем дело, Филипп? Что случилось?

— Нас обокрали, — с трудом, почти шепотом ответил брат.

2

Детектив лейтенант Хатч Барнаби из полицейского управления Санта-Фе приложил ладонь к костлявой груди, откинулся на стуле и поднес к губам очередную, десятую за день, чашку из «Старбакса». Потянул крючковатым носом горьковатый аромат прожаренных зерен, посмотрел в окно на одинокое хлопковое дерево и, засовывая длинные ноги глубже под стул, подумал: отличный весенний денек выдался сегодня в Санта-Фе, штат Ныо-Мексико, США. 15апреля. Весенние виды. Срок подачи налоговых деклараций. Все сидят по домам, подсчитывают деньги и приводят себя в чувство размышлениями о морали и нужде. Даже преступники берут выходной.

Лейтенант с чувством глубокого удовлетворения отхлебнул кофе. Если бы не трезвонящий телефон, жизнь была бы прекрасна.

Краем сознания он уловил, как Дорин отвечала на вызов, и ее четкие гласные вплывали в открытую дверь:

— Извините, не могли бы вы говорить помедленнее? Не кладите трубку, сейчас позову сержанта.

Барнаби заглушил ее реплику шумным глотком кофе. Потянулся ногой в сторону двери кабинета и толчком прикрыл створку. Слава Богу, вернулась тишина. Но ненадолго. Послышался стук в дверь.

Черт бы побрал этот телефон!

Лейтенант поставил кофе на стол и выпрямился.

— Войдите.

В дверь заглянул сержант Гарри Фентон. По одному взгляду на его оживленное лицо Барнаби понял, что произошло нечто выдающееся: его подчиненный был не из тех, кто любил спокойные дни.

— Хатч!

— М-м-м?..

— Обокрали дом Бродбента, — восторженно доложил он. — У меня на телефоне один из его сыновей.

— И что украли? — У лейтенанта не дрогнул ни единый мускул.

— Все! — Черные глаза сержанта светились от удовольствия. Барнаби сделал глоток кофе, отхлебнул еще, а затем поднялся и пнул стул. Дьявол!