Арысь-поле (сборник) - Анна Ривелотэ

Михаил сошел к ней в самый ее полдень. Благоухал он, как спелое яблоко, волосы сияли чистым золотом, а глаза смеялись; облик его утолял любую печаль. Увидев его, Мария поняла, что несть числа ангелам на небесах, но когда выступит в последний поход небесное воинство, Михаил будет его архистратигом. Михаил выстроил для Марии белый град, населил его чудесами и тварями и разбил неомраченные сады; в сердце ее открылся родник: нескончаемо плакала она невидимыми слезами благодарности и умиления. Только смерти не мог ей причинить последний ангел, и оттого был неспокоен, и говорил с досады: «Холодна ты, Мария, как спящая под камнем ящерица». Как бы женщина ни старалась, недоволен был Михаил, глаза его гасли, а твари в белом городе томились и тосковали. И привел он в город Магдалину.

Магдалина была рыжая, бойкая и косоватая баба, говорила задыхаясь, разум за языком не поспевал, но лоном и прочими вратами была она расторопна и услужлива и умела рожать сыновей, крепких, неуклюжих и полоротых, как толстолапые щенки. Михаил души в ней не чаял, говорил: «Не равна она тебе, Мария, красой, умом и статью, а ты не равна ей в любовном утешении, а потому хочу, чтобы ты была мне дневным светилом, Магдалина же пусть озаряет мои ночи». Мария покорилась. Ночами выходила она на улицу — пуст был белый город, сохли цветы, чахло зверье, стены занимались пожарами. Иногда ветер доносил человеческий голос: то кричала Магдалина-Луна, радуясь последнему ангелу Марии.

И однажды Мария покинула город. Она шла долго, шла в пустыню, повторяя: «Я — холодная ящерка». Сбила ноги, упала в пыль и уснула под камнем. А когда проснулась, не было при ней дара речи, а были быстрый хвост и серая чешуя. Михаил искал ее, выкликая из-под всех камней, но Мария больше не отзывалась на имя, и понял он, что утратил дневное светило. Вечная ночь воцарилась в его городе, темная и юродивая, потому что Господь сотворил Луну так, что не светит она своим собственным светом. Расплодились в городе бесы, и когда Магдалина заново ублажала Михаила Архистратига, они пришли на запах его семени. Михаил не успел опоясаться мечом; бесы подхватили его, вознесли под кроны деревьев и там разорвали чресла неупокоенные, сожрали на ветвях живого и растащили, визжа, золотые волосы.

Универсальный вирус

Вчера по электронной почте мне пришло письмо, в котором было только одно слово: ezri.

С утра гуляла по проспекту, и около магазина для беременных, где я всегда хожу, зажмурясь от отвращения, кто-то похлопал меня по плечу. Я открыла глаза и увидела худую женщину ростом примерно 270 см, в круглых голубых очках. Женщина протянула мне завернутый в фольгу початок кукурузы, закачалась и пошла дымными струями; ее прогнал дворник. Я раскрыла фольгу; кукуруза щербато улыбнулась. На месте отсутствующего зуба торчала записка. В записке значилось: ezri. К черту ваши пароли, сказала я и выбросила бумажку в урну. Кукуруза зарычала и впилась мне в запястье. Я заткнула ей нос пальцами, она разжала челюсти и упала на тротуар.

На обратном пути я купила маринованный патиссон и полкило шахмат; зашла в чужой подъезд и нашарила в кармане чужой ключ. В квартире было чисто и сумрачно, лишь на полу валялась яблочная кобура. Я порылась в ней, но там были только револьвер с лопнувшей барабанной дробью и полбаллончика черемухи, сулившей похолодание. Тогда я забралась в постель и стала ждать ezri. Он принесет ломтик дикого сала, мы съедим его пополам и станем понимать языки друг друга. ezri, думала я, вмерзая чужим мокрым лицом в подушку, меченную синими петухами. Потом в мой сон вползла трехочковая дремучая змея и раздула капюшон, обнажив ядовитые десны, и мне ничего не оставалось, как уйти через черный ход. Ход был таким черным, что в нем вязли глаза, и пришлось их бросить. Наверное, поэтому я так и не увидела ezri. Но ощупью я нашла и выпила из его чашек всю недопитую воду, словно на каждой из них была благословенная зараза, которая теперь останется со мной. Я стану незрячим источником печали для всех, кто разделит со мной мои губы, стану пепельной лихорадкой и маковым тавром. Вырезайте меня из-под кожи и никогда не вскрывайте электронных писем с незнакомых адресов, потому что в любом может быть универсальный вирус. Он сожрет ваш мозг кластер за кластером, кластерзаклас

Ореховый Соня

Жила-была одинокая женщина, которой страсть как хотелось завести ребенка. Она пошла к колдунье, и колдунья дала ей сухой земляной орех. Женщина принесла орех домой в платочке; встряхнула — внутри что-то звонко каталось. С некоторым скепсисом она зарыла орех в цветочный горшок и стала по часам поливать. Через несколько дней из земли показался скрюченный бледный росток. Засыпая, женщина видела во сне, как под жирной черной землей, под ореховой скорлупой пищит и возится вертлявый синюшный зародыш. Просыпаясь, она первым делом прикладывала ухо к горшку и даже будто бы слышала копошение и тихий непрерывный скулеж. Ждать было тягостно: вдруг вздулась и отяжелела грудь, ныла поясница, должно быть, от волнения. Росток тянулся вверх, с наклоном к солнцу, и вскоре опушился и выстрелил сразу четырьмя округлыми листьями. Женщина все поливала его — водой, чаем с молоком, мясным бульоном — и, прислушиваясь, с удовольствием отмечала, что подземный скулеж сменяется сопением, урчанием и сытой отрыжкой. Она стала бояться, что горшок слишком мал для Орехового Сони, как она прозвала зародыш, и вскакивать по ночам, когда ей казалось, что глина пошла трещинами.

Однажды женщина отлучилась на рынок, и орех выкопала кошка, зацепившись коготком за жесткий жилистый стебель. Вернувшись, хозяйка обнаружила, что крошечный Ореховый Соня, белесый, полупрозрачный, с узкими жаберными щелями, с большими навыкате глазами, затянутыми плевой, судорожно бьется в горшке, весь в налипших крупицах земли. Кошка шипела, выгнувшись дугой. Не зная, что делать, боясь взять в руки хрупкого Соню, женщина в панике металась по дому. Потом налила в стакан физраствора для линз, послюнявила пальцы и коснулась малыша. Скользкий Соня прилип к пальцам, и она осторожно стряхнула его в стакан. Сперва детеныш пошел ко дну, но на середине вдруг завис, помавая недоразвитыми ручками, как плавниками. Женщина наблюдала за Ореховым Соней не отрываясь; в ее душе боролись умиление и омерзение; точнее, не боролись, а перекатывались одним тошнотворным слезоточивым комком. Соня разевал безгубый роток; если приглядеться, можно было заметить его тоненькую хорду и даже голубоватые веточки сосудов. Сыночка, подумала женщина. Нежность подкосила ее; она опустилась на стул перед стаканом, подперла голову руками и задумалась на часы, не сводя влажных глаз с прозрачной жидкости.

— Сидит?..

— Сидит, родимая. В стакан заглядывает.

— Так не пьет вроде?

— Не пьет. Смотрит только. Тихая. Кто знает, что у ней на уме.

Ангелы пели ей прямо в уши, аккомпанируя себе на цитрах.

Лотарингский пирог

Одна девушка пришла с приятным мужчиной в незнакомое кафе поздней ночью и не знала, что заказать. Потому что очень по-московски ходить в какое-нибудь специальное место за чем-нибудь специальным — например, зайти выпить туда, где лучше всего готовят коктейль «Маргарита». Или в определенный день недели где-то потанцевать под особенную музыку. И она растерялась и спросила себе киш лорэн. Объяснила мужчине, что всегда ест киш лорэн, когда растеряна, хоть он ей и не нравится: его повсюду подают одинаково невкусным. Мужчина сдержанно рассмеялся; к слову сказать, ему принесли луковый суп. Они беседовали о чем-то, но мужчина не терял интереса к лотарингскому пирогу. Девушка подробно рассказала, что за тесто и какая начинка, где пробовала его впервые, и пока рассказывала, незаметно доела пирог. И вдруг увидела, как мужчина провожает взглядом последнюю крошку, исчезающую у нее во рту. Во взгляде были какая-то напряженная жадность, тревога и гадливое любопытство. Через секунду взгляд будто потух, потом вновь стал осмысленным, и беседа продолжилась.

Девушка жила неподалеку, ей часто случалось идти мимо этого кафе, но внутрь она больше не заходила. На улице поселился призрак лотарингского пирога. С тем же мужчиной она бывала в другом заведении и тамошнюю стряпню невзлюбила. Он ел, а она тянула сок через трубочку. Как-то он взял куриных крылышек; к крылышкам полагались стебли сельдерея. Девушка любила сельдерей и всегда держала дома, но мужчина, приходя в гости, от сельдерея неизменно отказывался. Поэтому, когда он принялся за крылышки, она непринужденно взяла с его тарелки стебель и стала жевать. Тут же мужчина скверно на нее посмотрел. Она оправдывалась: но ты же не любишь сельдерей? Мужчина глухо зарычал, как кот, у которого отбирают миску: и крылышки я тоже не люблю! Через паузу разговор возобновился, но в воздухе повис призрак сельдерея.